• Риски обесценения наших золотовалютных резервов, где, на наш взгляд, неправомерно занижена роль долларовой составляющей. В 2014 г. доля доллара в составе золотовалютных резервов России составляла всего 43 %, а евро – 46 %. Поскольку доллар укреплялся по отношению к евро, мы потеряли за 2014 г. (в долларовом выражении) 24 млрд долл. золотовалютных резервов, а в 2015-м – еще 19 млрд долл. Таким образом, за два года Центральный банк потерял 42 млрд долл., или 2,7 трлн руб., в результате переоценки золотовалютных резервов, что превышает годовой дефицит нашего государственного бюджета.
В 2015 г. эта сумма была равна почти всему государственному финансированию (и по федеральной, и по региональной линиям) здравоохранения нашей страны. Это больше вложений государства в сферу образования – всех ее видов. Это баснословно огромная сумма. Достаточно вспомнить, что правительство в 2016 г. не смогло нигде найти 300 млрд руб., которые ему были остро необходимы для принятия Государственной антикризисной политики.
Это колоссальные потери, и проистекают они из-за ошибочного, неправомерного занижения удельного веса долларовой составляющей в золотовалютных резервах. Рост доллара по отношению к евро является достаточно устойчивым в последнее время трендом, связанным с переходом США к более жесткой монетарной политике. Во многом это основывается и на более успешном финансово-экономическом развитии США по сравнению с Западной Европой, которая развивается пока достаточно медленно и трудно. Евросоюз еще не до конца преодолел последствия кризиса 2008–2009 гг. и в части сокращения государственного долга, и в части более радикального снижения безработицы, уровень которой в Европе пока еще достаточно высок.
Непонятно, почему в условиях очевидной тенденции усиления доллара по отношению к национальным валютам многих стран Центральный банк сознательно идет на отрицательную переоценку столь значительного актива, каким являются золотовалютные резервы. Это риск нового падения фондового рынка и, следовательно, сокращения капитализации крупных российских компаний, заметно ухудшающий их экономическое положение. Это риск сокращения валютной выручки от экспорта из-за возможного снижения цен не только на нефть и газ, но и на металлы, лес, пшеницу, удобрения и другие виды сырья и материалов. Это усиливает диспропорции бюджета, увеличивает его дефицит, ухудшает социальное положение в стране, сдерживает экономический рост. Но самые опасные риски – социальные. Они двоякого рода.
Во-первых, это падение реальных доходов и потребления из-за повышения инфляции, которая прямо связана с девальвацией валюты, повышением нефтяных цен, сокращением доходов бюджета, снижением экспортной выручки и увеличивающимся оттоком капитала, с обслуживанием пока еще достаточно высокого корпоративного валютного долга.
Именно по этой причине в 2015 г. на рекордные, небывалые даже для кризисного времени величины в России снизились: конечное потребление домашних хозяйств – на 10 %; объем розничного товарооборота в постоянных ценах – на 10 %; реальная зарплата – на 9,5 %; реальные доходы пенсионеров – на 4 %. В 2016 г. это снижение, кроме реальной заработной платы, продолжилось, правда сниженными темпами. Серьезным предупреждением в этой связи является снижение реальных доходов в 2016 г. по отношению к соответствующему периоду предыдущего года на 5,9 %, в дополнение к снижению этого показателя в 2015 г. на 4,5 %, так что общее падение превысило 10 %. Такого падения реальных доходов у нас не было с кризиса 1998–1999 гг.
С другой стороны, ухудшение жизненного уровня связано с безответственной политикой, прежде всего бюджетной, которая нацеливается на получение дополнительных доходов за счет ухудшения жизни пенсионеров, мало- и среднеобеспеченных семей.
Все это не принимается во внимание Министерством финансов, которое озабочено одним вопросом: у кого бы отобрать деньги, чтобы без лишнего труда, не заботясь об эффективности использования огромных бюджетных средств, которые выделяются вне каких-либо целевых показателей, сверстать бюджет?
Мы затронули риски, связанные с решением проблем повышения благосостояния людей. На задачах по увеличению благосостояния людей нам стоит остановиться специально.
Из всех задач развития народного хозяйства непропорционально меньшая доля средств идет на финансирование благосостояния населения.
Начнем с того, что в России непропорционально низки заработная плата и доходы на душу населения в сравнении с уровнем экономического развития. Если по уровню экономического развития (ВВП на душу населения) Россия среди 150 стран занимает 43-е место, то по уровню доходов и потребления она откатывается на 50–55-е; по уровню зарплаты – на 60-е; по индексу социального развития ООН – на 65-е; по жилищной обеспеченности (с учетом комфорта) – на 80-е; по ожидаемой продолжительности жизни – на 90-е место.
Единственный показатель в социальной области, где в России дело обстоит более или менее благополучно, – это образование. Здесь по общему состоянию мы занимаем 30-е место в мире, куда постепенно опустились с 3-го места, на котором находились в 1950–1960 гг. Доля образования в ВВП составляет 4,1 %. В рейтинге расходов образования Россия занимает 98-е место в мире, поэтому понятно, что она идет не вперед по качеству образования, а пятится назад.
На нужды здравоохранения в России расходуется менее 4 % ВВП с учетом частных вложений и даже теневых подношений врачам и медицинским работникам со стороны населения (по данным выборочных обследований). В то же время средние затраты на здравоохранение в Западной Европе составляют 10,2 %, а в США – 17 %. При этом надо учесть, что ВВП на душу населения в России в 1,5–2 раза ниже, чем в развитых странах, поэтому финансирование здравоохранения в абсолютных суммах в расчете на душу населения у нас в 3–4 раза меньше.
Другая злободневная задача финансирования благосостояния – обеспеченность населения комфортным жильем, т. е. жильем с канализацией, водопроводом, ванной или душем, наличием горячей воды. При общей обеспеченности населения России менее 25 кв. м на душу, 23 % жилья не имеют канализации, 21 % – холодной воды, 36 % – ни ванны, ни душа, ни горячей воды. Поэтому на душу населения России обеспеченность комфортным жильем составляет около 16 кв. м, при том что нижний предел в европейских странах – 30 кв. м. Нам нужно удвоить и утроить ввод в действие жилых домов, если мы хотим за 10–15 лет достичь хотя бы этих 30 кв. м комфортного жилья.
Сегодня в России вводится в действие 0,5–0,6 кв. м на душу, а в ряде зарубежных стран, в том числе Франции, США и Турции, – до 1 кв. м и больше на душу в год при уровне обеспеченности комфортным жильем в 40–60 кв. м. Так много вводится жилья потому, что население все время предъявляет новые, повышенные требования к качеству жилья. Менее качественное жилье сносится и заменяется более качественным. Нам тоже надо перейти к строительству в расчете 1 кв. м комфортного жилья на душу, а это означает ввод 146 млн кв. м вместо 85 млн кв. м в лучший 2015 г. (2016 г. – около 79 млн кв. м).
Из всех инвестиций в размере 14,6 трлн руб. на жилищное строительство тратится в последние годы 10–15 %. В западных странах на жилищное строительство при вдвое-втрое лучшей обеспеченности комфортным жильем расходуется 20–30 % всех инвестиций, а в абсолютной сумме в расчете на душу населения – в 4–6 раз больше средств.
Как видно, по всем линиям наша социальная сфера недофинансируется, поэтому она все больше отстает от экономической сферы и тормозит общий ход социально-экономического прогресса в нашей стране.
Последний важный вопрос – о распределении финансовых ресурсов между центром, регионами и местной властью.
Из всех финансовых ресурсов страны 65–70 % сосредоточено в Москве и Санкт-Петербурге. Именно здесь расположены крупнейшие банки, концентрирующие более 70 % всех ресурсов. Федеральный бюджет сегодня концентрирует более 50 % средств, а региональные и местные бюджеты – менее 50 %. Здесь же в централизованном пользовании находятся международные золотовалютные ресурсы и основные внутренние резервы, сконцентрированные в Центральном банке и Внешэкономбанке.
Финансовое взаимодействие центра и регионов в России на редкость неудачное. Из 83 регионов убыточными являются 78 и только 5 – самодостаточными. Убыточные регионы переведены на самую неудачную, дестимулирующую финансовую систему, – систему дотаций.
Эта система может быть смягчена, если дотационные взносы проводятся по долгосрочным нормативам и система носит прозрачный характер. Тогда она в какой-то мере стимулирует регионы зарабатывать средства, которые остаются у них и не приводят к немедленному сокращению дотаций. Но этого в нашей системе нет.
У нас используется худшая форма дотаций, когда регионы непрерывно обращаются в Москву с просьбой или о возмещении дополнительных расходов в связи с повышением цен на электроэнергию и газ, которое каждый год инициирует государство, что приводит к убыточности периферийных госорганизаций; или в случае необходимости получения дополнительных средств в связи с новыми постановлениями об обязательном повышении заработной платы, пенсий и пособий, которые сбрасываются на региональный уровень без указания источников изыскания этих средств. В последнее время типичным стало перекладывание на бюджеты регионов тех обязательств и расходов на них, которые до этого нес федеральный бюджет, особенно по здравоохранению. При этом регионам и местным властям на эти цели какие-либо высвобождающиеся средства федерального бюджета не выделяются. Если же регион проявляет инициативу, начинает больше своих расходов покрывать своими доходами, то, соответственно, сокращаются дотации и никакой заинтересованности региона не наблюдается.
В свое время мне довелось детально разбираться с финансированием двух очень похожих (по населению, по объемам, по статьям расходов) регионов – Новгородской и Псковской областей.
В Новгородской области был активный губернатор со своей командой, который очень много сделал для привлечения отечественных и зарубежных инвестиций и предприятий. Резко вырос валовой внутренний продукт, собственные доходы, и регион подошел вплотную к тому, чтобы перестать быть дотационным. Его доходы почти приблизились к расходам. К тому же резко сократились долги области перед центром.
В Псковской области, напротив, доля дотаций увеличилась, долги перед центром росли. А в расчете на душу населения бюджеты и той и другой областей были примерно равны, только в Псковской области это обеспечивалось за счет все возрастающих дотаций, а в Новгородской – за счет активной экономической работы и сокращения централизованных дотаций.
Если сделать полный баланс доходов и расходов наших регионов, то 60–70 % из них могли бы покрывать расходы своими доходами. Можно было бы в связи с этим перевести их на самофинансирование, самоокупаемость, самоуправление, что резко повысило бы их заинтересованность в мобилизации внутренних ресурсов. Но для этого им нужно передать часть налогов, которые предприятия соответствующего региона перечисляют в федеральный бюджет, сократив при этом прямой трансфер из федерального бюджета в региональный. Это серьезно стимулировало бы регион в плане улучшения работы этих предприятий по увеличению доходов, т. е. налоговой базы.
Можно было бы ввести систему поощрений: если область мобилизует свои ресурсы, надо добавлять, а не убавлять ей средства, перечисляемые из федерального бюджета, чтобы усилить заинтересованность быстрее двигаться вперед и вносить все больший вклад в развитие всей экономики страны. Увы, у нас все делается наоборот.
Немало детальных исследований было проведено на предмет того, как строятся федеративные финансы в Германии (во взаимодействии центра и земель), в США (во взаимодействии центра и штатов), в Канаде. Там видны огромные сдвиги.
Бавария была одной из самых отстающих в финансовом и экономическом отношении земель Германии. Новый энергичный руководитель сделал ставку на развитие автомобильной промышленности, электроники, инновационных отраслей, и Бавария стала чуть ли не самой развитой землей Германии. Ее доля в немецкой экономике все время возрастала, она вносила все более весомый вклад в общеэкономическое развитие страны.
И в России есть передовые области и края. Они у всех на слуху: Белгородская область, достигнувшая выдающихся результатов по сельскому хозяйству, Калужская область – по привлечению инвестиционных производств, Татарстан – по нефтехимии и развитию лучшей особой экономической зоны – Алабуги.
Белгородская область, занимая 67-е место по территории, производит 1,6 млн т мяса в живом весе – по 1 т на жителя (больше всех в России), в то время как гигантский Краснодарский край, занимающий 2-е место, и по площади, и по населению в разы превосходит Белгородскую область и, имея благоприятные сельскохозяйственные условия, производит всего 360 тыс. т. Большинство крупных территориальных образований России производят мяса в 5–10 раз меньше Белгородской области, которая к тому же производит 1,6 млрд яиц, – п о 1000 яиц на душу населения; это втрое больше, чем нужно для достаточного их потребления.
Имеет ли область с такими выдающимися результатами большие преимущества перед другими с точки зрения потребления, доходов, развития социальной сферы? Имеет, но совсем не в той пропорции, как это должно было бы быть. Да, в селах Белгородской области живут лучше, чем в других центральных областях, кроме Московской области, сельское хозяйство которой намного уступает белгородскому (при том что уровень доходов и потребления в Московской области, конечно, выше), хотя мяса производится в 8 раз меньше (на душу населения – в 30 раз меньше), а яиц, соответственно, в 9 раз меньше (на душу населения – в 35 раз меньше), и это в расчете на население, численность которого в 4 раза больше населения всей Белгородской области (не считая населения города Москвы).
Конечно, назрела коренная реформа, прежде всего финансовая, по взаимодействию центра и регионов страны.
Совсем плохо обстоит дело с финансированием местных бюджетов. У них попросту отсутствует финансовая база для местных расходов, в отличие от большинства зарубежных стран. Такой финансовой базой в других странах является налог на недвижимость, прежде всего со стороны населения. С целью увеличения доходов местные организации в зарубежных странах стремятся создать инфраструктуру, строить больше жилья, чтобы туда переезжали люди. Они заботятся о местных школах, о местном здравоохранении, о местной инфраструктуре, об экологии, зеленых насаждениях, о базах отдыха и лучшем обслуживании. Они на деле соревнуются друг с другом за то, чтобы именно у них проживало больше людей в более комфортных условиях, получая за это значительные дополнительные доходы.
В России этого нет. Местные бюджеты дотационны, целиком зависят от отношений с регионами, какая-либо серьезная заинтересованность в улучшении дела у местных органов просто отсутствует.
В заключение вернемся к вопросу об общей роли финансовой системы в социально-экономическом развитии.
Не подлежит сомнению, что в современном мире роль финансовой системы резко выросла, и это видно по любому кризису. Современный кризис всегда начинается с кризиса финансовой системы. Именно она провоцирует снижение экономики, а ухудшение экономических показателей ведет к возникновению социального кризиса, который иногда в свою очередь вызывает и политический кризис. Так что изначально в основе комплексного кризиса (каким был мировой кризис 2008–2009 гг.) лежат финансы. Выход из кризиса тоже связан с финансовой политикой.
В основе стратегии стран, которые совершили рывок вперед в своем развитии, лежал финансовый форсаж. Речь идет, прежде всего, о послевоенном возрождении Германии, о быстром развитии Италии, о скачке в развитии послефранковской Испании, о крупном инновационном прорыве Ирландии, некогда самой отстающей европейской страны, которая опередила Англию по основным показателям и вышла на одно из первых мест в Европе по развитию информационных технологий. Это касается и Исландии, которая в сложнейших северных условиях стала высокоразвитой страной, с высоким уровнем жизни.
Еще большую роль финансы сыграли в развитии ряда азиатских стран – стран азиатских «тигров». Тайвань из самой отстающей провинции Китая, с плохими землями, без каких-либо природных богатств, превратился в регион с высокоразвитой инновационной экономикой.
А возьмите Южную Корею – одну из самых отсталых стран мира в 1950-е гг. При отсутствии каких-либо ресурсов и грамотного населения за короткий срок она стала одним из лидеров технического прогресса, производящим весомую часть телевизоров, автомашин в мире, с высоким уровнем жизни.
Колоссальный рывок совершили города-страны. Отсталый в свое время Сингапур стал ведущим по многим показателям, а Гонконг – самой эффективной частью огромного Китая.
Китай тоже сделал баснословный рывок вперед и вышел на первое место в мире, обогнав США, вчетверо опережая, например, Японию по экономическому потенциалу, производя 20 трлн долл. валового продукта (по паритету покупательной способности). Эта страна с двухуровневой экономикой, при общих низких показателях уровня экономического развития и уровня жизни, стала успешно осваивать новые информационные технологии, электронику, строительство скоростных железных дорог, производство современных гражданских самолетов, многие виды промышленной продукции. Китай вышел на первое место в мире по производству игрушек. Эта страна кормит 1,4 млрд человек.
По средней заработной плате (в долларах) Китай сравнялся с Россией, отставая по ВВП на душу населения в 1,5 раза (22 тыс. долл. по паритету покупательной способности в России и около 14 тыс. долл. – в Китае).
Япония, как известно, в послевоенный период тоже совершила гигантский рывок вперед, выйдя на 2-е место среди развитых стран мира (после США), существенно опередив даже Германию. Когда-то японские товары считались низкокачественными, «японское» было синонимом «плохого», а сейчас это страна с самыми высококачественными товарами, самой высокой производительностью труда, огромным инновационным потенциалом при крайне малой территории, к тому же подверженной землетрясениям и цунами, при огромной скученности населения и отсутствии каких-либо ресурсов.
Все эти страны сделали рывок благодаря финансовым реформам, благодаря переходу к политике финансового форсажа для коренной модернизации народного хозяйства и подъема экономики и социальной сферы.
Глава 3. Как добиться того, чтобы госбюджет стал бюджетом социально-экономического роста страны
Бюджет при отсутствии государственного планирования, как в России, – основной рычаг государства по регулированию социально-экономического развития. При этом государственный бюджет мы рассматриваем в широком смысле слова, как консолидированный бюджет в составе федерального бюджета и бюджетов субъектов Федерации и муниципалитетов. Расширенный состав бюджета рассматривается совместно с внебюджетными государственными фондами: пенсионным, социального страхования и страхования здравоохранения.
В таком широком понимании консолидированный бюджет на 2015 г. по доходам составил 26 922 млрд руб. (33,3 % ВВП), а по исполнению (по расходам) 29 742 млрд руб. (36,8 % ВВП).
При правильном использовании бюджетные деньги по многим направлениям финансирования могут привлекать частный капитал на началах государственно-частного партнерства. Речь идет о вложениях в национальную экономику, здравоохранение, образование и многое другое. Многие виды экономической деятельности, финансируемые из бюджета, обладают мультипликативным эффектом, и их развитие тянет за собой другие отрасли и сферы.
Особенно это относится к финансированию экономики знаний (НИОКР, образование, информационные и биотехнологии, здравоохранение), которая является главным локомотивом социально-экономического развития и более чем наполовину финансируется из средств государственного бюджета.