–– Глобальность – предельное расширение пространства коммуникации, способность охватить самые труднодоступные регионы мира за счёт современных технических средств связи.
–– Креативность – свобода творческой конструктивной деятельности.
–– Анонимность – возможность сохранения конфиденциальности самопрезентации в коммуникативном киберпространстве обеспечивает более непринужденную атмосферу.
–– Мозаичность – отсутствие единого упорядочивающего центра и периферии открывает возможность для равноправного продуктивного существования многообразных разноформатных структур взаимодействия.
Киберпространство создает симбиотическое сообщество, которое экспоненциально развивается на основе интерактивной связи.
Как отмечает А. В. Чистяков[19 - Чистяков А. В. Социализация личности в обществе интернет-коммуникаций: социокультурный анализ: дис. … д-ра социол. наук. Ростов н/Д., 2006.], коммуникация в этом сообществе определяется через принцип гетеропотии: оно одновременно открыто и закрыто для доступа, предоставляет многоканальность общения, соединяет различные типы пространств и оказывает воздействие на пространство реальное.
Коммуникация в киберпространстве также характеризуется следующими чертами[20 - Авдеева И. А.. Особенности виртуальной коммуникации // Философия и общество. Вып. 4 (81). 2016.]:
–– многоконтактность (разветвленная система связей в многочисленных соцсетях и постоянное сохранение диалога с большим количеством пользователей становится нормой повседневной жизни);
–– ориентация на другого вытесняется ориентацией на самого себя (стремление к демонстративному самовыражению, обновлению статусов, образов, настроений и т. п.);
–– ситуационный характер самопрезентации (подчёркнутое внимание к текущему моменту, стремление к смене имиджа в зависимости от потребностей коммуникации);
–– медиаперсональная самоидентификация (построение образа «Я» посредством репрезентации фото-, видео- и аудиоматериалов);
–– конспективность общения (простота построения фраз и выражения мыслей в формате «диалогового окна»);
–– доминирование визуального канала получения и передачи информации;
–– интенсификация и интерференция приватного и публичного, частного и общественного общения;
–– совмещение безличного, межличностного и мультиперсонального взаимодействия.
Формируя возможность свободного обмена идеями, знаниями, опытом и творческим трудом, пространство интернет-коммуникации соединяет «личную домашнюю страничку» с гораздо более обширным миром.
Искусственно сгенерированное на основе компьютерных технологий киберпространство становится самостоятельной бытийной реальностью, которая оказывает существенное влияние на человека, связывая мир в единую сеть контактов, открывая, с одной стороны, бесконечные возможности для познания, самосовершенствования, и общения, с другой стороны, создавая впечатление всеприсутствия и всеведения, позволяя своим участникам виртуально совершать самые невероятные трансформации (смена пола, расы, возраста, физических и психических данных) превращая мир в поток стремительно сменяющих друг друга визуализаций и смыслов.
Критически осмысляя интенсивность коммуникационных процессов в культуре, Жан Бодрийяр определял рассматриваемые нами тенденции как «экстаз коммуникации»[21 - Baudrillard J. Ecstasy of Communication // The Anti-Aesthetic. Essays on Postmodern Culture / Ed. H. Foster. Port Townsend: Bay Press, 1983. P. 126–133. Пер. с англ. Д. В. Михель // http://gtmarket.ru/laboratory/expertize/3091.]. По словам философа, на сегодняшний день мы можем наблюдать, как вездесущая система медиапотоков колонизировала внутреннее пространство «Я» – «резкий и неумолимый свет информации и коммуникации» овладел всеми сферами существования». Человек более не является субъектом собственного опыта, интимность и психологическая глубина исчезают перед «чистым экраном, центром переключения всех сетей влияния». Мобильные средства связи, портативные аудио- и видеоустройства, системы спутниковой навигации, онлайн-режим смартфонов разрушают тишину внутреннего мира – «мы теряем способность говорить и действовать изнутри, и коммуникация сводится к реактивной, почти технической операции…мы тонем, полагая, что поймали волну»[22 - Дэвис Э. Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху. Ультра. Культура. 2008.].
Таким образом, развитие компьютерных технологий не только видоизменяет привычные способы взаимодействия внутри социальных структур, дополняя и частично заменяя их на различные виды интернет-коммуникации, но и трансформирует образ «я» – стираются границы между естественным и искусственным, настоящим и виртуальным окружением, локальными сообществами и глобальными потоками товаров, информации, трудовых ресурсов и капитала.
1.2. Мифологизация и поиски идентичности в контексте социальных трансформаций
Размышляя о роли киберпространства в современной культуре, Э. Дэвис отмечает, что современная интернет-среда формирует новый двухъярусный образ мира, в котором душа и тело действуют каждое в своем уровне: «подобно романам, кинематографу и комиксам, киберпространство позволяет нам отключить привычные научные правила, обусловливающие физическую реальность, в которой живут наши тела. Но, в отличие от этих видов медиа, киберпространство – это разделяемая интерактивная среда, электронное «пространство души», которое влечет к себе постмодернистскую душу, призывая найти и изменить себя»[23 - Дэвис Э. Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху.].
Киберпространство, расширяя границы «внутреннего горизонта бытия», в то же время превращает идентичность человека в сложноопределяемый вопрос, ответ на который требует обращения к теме мифологизации современной высокотехнологичной культуры.
Многомерность и дискретность современного пространства коммуникации (как реального, определяемого глобальными интеграционными процессами, так и уже рассмотренного нами киберпространства), порождает невозможность интеграции различных жизненных опытов в единый план общественного бытия, приводит к усилению атомизации общества, утрате национальной и культурной идентичности: «Cоциум становится все более неопределенным, оставляя без норм и правил все более обширные сферы поведения, постоянно меняется, лишая людей возможности определить свою самобытность, а виртуальное пространство сетей порождает ощущение бездомности и безродности»[24 - Рязанова Т. В. Основные проблемы современной глобализации // Проблемы системной модернизации экономики России: социально-политический, финансово-экономический и экологический аспекты, СПб.: Ин-т бизнеса и права, 2010.].
Разрушение цельности социальной среды усиливает понимание зыбкости человеческого существования и приводит к «расширению функционального поля иррациональных способов освоения действительности»[25 - Косов А. В. Мифологические формы сознания как механизмы, обеспечивающие психологическое и психическое здоровье // Раннее детство в современном мире: философский, медико-социальный, психологический анализ. Сб. науч.-мет. Матер. конкурса соц. технологий и науч. иссл. ин-та им. Е. М. Мастюковой. Калуга: ИП А. Б. Кошелевой, 2005. С. 44–47.]. Иррационализация общественного сознания получает выражение в активном распространении новых религиозных течений, возрастающем интересе к мистицизму и магии, распространении тематики предопределения и судьбы, милленаризма и эсхатологизма, социальном мифотворчестве, которые становятся средствами конструирования новых идентичностей и систем ценностей, способом сохранения и воспроизводства социального порядка.
Подобные тенденции позволяют охарактеризовать современность, как эпоху актуализации мифологических компонентов сознания. А понятия «миф», «мифологическое сознание», «мифологизация», «ремифологизация» и «неомиф» становятся актуальным необходимым контекстом осмысления проблем идентичности и культурной динамики.
Классическое представление о природе мифа основывается на исследованиях XIX–XX вв., в которых акцентировалось внимание на разных сторонах данного феномена. Язык, структура и функции, происхождение и типология мифов рассматриваются в работах представителей лингво-натуралистической школы (М. Мюллер, Я. Гримм, А. Кун, В. Манхардт, В. Пропп); ритуальная сторона мифа исследовалась в теориях Дж. Фрезера, Э. Тайлора, Б. Малиновского и др., логика развертывания мысли, бессознательная диалектика мифологического мышления осмыслялись с позиций структурной антропологии, философии символических форм и психоанализа (Л. Леви-Брюль, К. Леви-Стросс, Э. Кассирер, В. Вундт, З. Фрейд, К. Г. Юнг, Дж. Кэмпбелл, Я. Голосовкер, А. Ф. Лосев), взаимосвязь мифа, ритуала и социальной реальности рассматривались в работах Э. Дюркгейма, М. Элиаде, Р. Барта, М. М. Бахтина, Ф. Броделя и А. Я. Гуревича, Ж. Ле Гоффа и Б. Успенского и Е. М. Мелетинского, М. К. Петрова и др.
Обобщая многообразие имеющихся представлений о специфике мифа, крупнейший российский специалист по структурному изучению мифологии и фольклора, Е. М. Мелетинский писал: «Миф – это один из центральных феноменов в истории культуры и древнейший способ концепирования окружающей действительности и человеческой сущности…синкретическая колыбель различных видов культуры – литературы, искусства, религии и, в известной мере, философии и даже науки»[26 - Мелетинский Е. В. Миф и XX век // Мелетинский Е. В. Избр. ст. Воспоминания / Отв. ред. Е. С. Ноник. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1998.]. Миф конструирует модель мира, которая существует в форме рассказа о происхождении. Его главная цель состоит в поддержании гармонии личного, общественного и природного, соотнесении социального и космического порядков.
Как особая форма сознания, миф связан с архаическим типом мышления, для которого характерен синкретизм человека и природы, диффузность мышления, взаимосвязанность логического и эмоционального восприятия. Мифологическое сознание основывается на принципах всеобщей персонификации, «партиципации» (Л. Леви-Брюль) и символизации (Э. Кассирер).
Мифологическое сознание существует в форме деятельности по генерации предельных значений, в которых происходит отождествление знака, означаемого предмета и смысла. В нем отсутствует различение предмета и знака, символа и модели, вещи и слова. На уровне коллективных представлений, архетипов в мифе осуществляется сближение качественных и количественных, пространственных и временных характеристик реальности, устанавливается взаимосвязь начала и сущности, единичного и множественного. Как смысло- и формопорождающее начало, мифологическое сознание характеризуется интеграцией нормативного и экспрессивного содержания опыта, отсутствием рефлексивно-критической позиции по отношению к данным «овеществляемым» элементам опыта, а также высокой степенью интерпретативности.
Исследования современных политических и идеологических систем, массового сознания и художественно-поэтической сферы свидетельствуют о сохранении многих характеристик мифологического сознания в культуре. Однако особенности функционирования современного мифологического сознания отличаются от традиционного архаического мифа, основу научных исследований которого заложили Л. Леви-Брюль, К. Леви-Стросс, Э. Дюркгейм, М. Мосс, Б. Малиновский.
Классические мифы составляли мировоззренческую основу общественного бытия людей, структурировали и координировали общественные отношения. Формировали целостное осознание природной и социальной реальности, задавали вектор развития человеческого мышления от образно символического объяснения, представленного самими мифами к понятийному мышлению философии и науки.
Мифические конструкты современности, сохраняя главные признаки мифологического сознания, задают иную траекторию осмысления действительности. Ценностно-смысловое содержание современных мифов осуществляет процесс объяснения ситуации «от общего через отдельное к частному. Направляют сознание от рационалистических направлений философской мысли к иррационалистическим. Достижения науки смещаются в сторону околонаучного поля, которое в свою очередь ищет поддержки со стороны компонентов религиозной формы сознания – веры, олицетворяющей фантазии, авторитете «учителя», «гуру», «наставника», «просветленного»».
Миф начинает осуществлять компенсацию недостатка позитивной, адекватной информации, становится опорой мировоззрения, «картины мира», средством социального ориентирования.
Таким образом, в XX в. само понятие «миф» претерпевает существенные изменения. Мифологическое мышление перестаёт осмысляться как одна из ранних стадий развития человеческого сознания и приобретает черты универсальной характеристики современности.
При этом сам «миф» приобретает полемичный, дискуссионный характер. Через это понятие осуществляется противопоставление порядка и хаоса, утверждения и символа, конкретного и абстрактного, обычного и оригинального, научного и фантастического.
Как справедливо указывает Вильям Дуглас в работе «Значения понятия «Миф» в современной критике», «…миф в XX в. чаще всего употребляется в таких смыслах, как: иллюзия, ложь, лживая пропаганда, поверье, вера, условность или представление ценности в фантастической форме, сакрализованное и догматическое выражение социальных обычаев и ценностей»[27 - Douglas W. W. The Meanings of «Myth» in Modern Criticism // Modern Philology. 1953. P. 232–242.]. Именно в таком контексте рассматривается взаимосвязь мифологического сознания с политической идеологией и массовой культурой.
Современности как привилегированному полю для мифологизации посвящены работы Р. Барта, в которых обозначается негативная функция мифа, как деформации смысла. Миф «…насильственно узурпирует персональное смысловое пространство и несет в себе импульс насилия». Его основная цель – произвести непосредственное впечатление… его действие сильнее тех рациональных объяснений, которые далее могут его опровергнуть». В таком утилитарном смысле структура мифа используется в интересах буржуазной идеологии[28 - Барт Р. Мифологии. М.: Академ. проект, 2008.].
К вопросам соотношения идеологии, политики и мифологии обращались Р. Нибур и Х. Хэтфилд. Современный французский социолог А. Сови в книге «Мифологии нашего времени» определяет миф как «…всякое суждение, возникающее независимо от опыта и не совпадающее с результатами научной проверки»[29 - Мелетинский Е. В. Миф и XX век.]. В круг исследуемых им мифов попадают как традиционные универсальные мотивы, так и предрассудки общественного сознания, социальная демагогия партий и государств, отдельных групп, идеологические построения и политические «мифы» фашизма, либерализма, марксизма, социализма, феминизма, экологизма и ряд других
Таким образом, понятие мифологизации чаще всего рассматривается в негативном аспекте как методология конструирования иллюзорных представлений и политического манипулирования, связанная с социальной напряженностью и политической нестабильностью эпохи становления индустриального общества.
Другой стороной актуализации мифологического в современной социокультурной среде является возрастающий интерес к иррациональному, оккультному, мистическому, что получает выражение в распространении эсхатологических и милленаристских мотивов в культуре, массового интереса к астрологии и космическому символизму.
Подобные тенденции могут быть осмыслены на основе преложенного В. Н. Топоровым определения мифологизации как процесса «создания наиболее семантически богатых, энергетичных и имеющих силу примера образов действительности … в их едином стремлении к поддержанию максимальной возможности связи человека со сферой бытийственного»[30 - Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Образ. Символ. Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Прогресс; Культура, 1995.].
Именно этой цели – созданию единого интеллектуального и бытийного пространства – служат распространенные в современной культуре неоязыческие объединения (Староверы Инглинги, Общество сознания Кришны и пр.), сообщества глубинной психологии и саморазвития, клубы чайных церемоний и оздоровительных медитативных практик, виртуальные группы геймеров и поклонников различных направлений киноиндустрии.
Мифология современной городской культуры существует в форме неомифов, задача которых в том, чтобы не столько актуализировать имеющиеся историко-культурные сюжеты, сколько конструировать новые образы, сюжеты, ценности, цели и модели поведения, способные объединять на различных основаниях индивидуализированных субъектов глобального мирового пространства, стать основой того, что может быть названо транснациональной идентичностью.
В контексте обращения к тематике современной мифологии актуальным становится понятие ремифологизации, которая понимается как процесс актуализации в дискурсивном пространстве и коммуникативной среде повседневности структур мифологического сознания – конкретно-чувственного и персонального выражения абстракций, символизма, идеализации «раннего» времени как «золотого века» и настойчивых поисков глобального смысла и целесообразной направленности общественных изменений. Мифологизация общественного сознания осуществляется как в виде стихийного формирования новых образов мира, так и в форме создания квазимифологий как манипулятивно-идеологических конструктов.
Примеров подобных современных мифологических конструкций достаточно много. Так, Э. Дэвис обращает внимание на то, что современные субкультуры (рокеры, хиппи, панки, скинхеды, футбольные команды, рэперы, рейверы и т. п.) с точки зрения антропологических характеристик представляют собой новые племенные союзы, средствами идентификации которых становятся уникальные ритуалы, комбинирующие сленг, музыку, язык тела и тайные знаки (готический пирсинг, африканские украшения, татуировки и др.), что позволяет данным сообществам противостоять тенденциям диффузности жизни современной культуры.
Современный трайбализм существует так же на уровне «медиа-племен» виртуальной среды, представленных хакерами, диджейскими коллективами и радиопиратами.
Эпические продукты киноиндустрии (цикл фильмов о Гарри Поттере, «Хроники Нарнии», «Властелин Колец» и др.) функционируют в качестве современной мифологии, порождая сообщества поклонников и постмодернистские костюмированные карнавалы.
Вокруг различных направлений современной трансовой музыки складываются всевозможные экстатические культы, воспроизводящие схемы шаманских камланий и способствующие вовлечению своих адептов в единое пространство социальной коммуникации и конструирование новых моделей идентичности.
В контексте актуальной практики мифологизации также может быть рассмотрено значение современных уфологических теорий. Как отмечает один из исследователей данного феномена Дж. Салиба, существуют очевидные параллели между структурой мифа и содержанием историй об НЛО: наличие трансцендентного элемента и тайны (НЛО как символ неба выступает в качестве синонима божественного), вера в божественное начало (пришельцы выступают в качестве особых посланников вселенной), признак совершенства (представители инопланетных цивилизаций представляются в качестве более совершенных существ), миссия спасения (внеземные посланцы как правило предостерегают об угрозах планете и человечеству), мировоззренческое значение (теории внеземных цивилизациях выступают в качестве научной альтернативы традиционной космологии), мистико-религиозный опыт (контактеры переживают состояния сопоставимые с обрядами посвящения и перерождения)[31 - John W. Morehead. The Truth is Out There: Postmodern Myth and Archetypes, Extraterrestrial Salvation, and Mythic Apologetics // New Religions as Global Cultures, 2007.].
Мифологизация осуществляется на уровне не только отдельных социальных групп, но и системы научного знания, в котором осуществляется трансформации соотношения рационально-теоретического, предметно-практического, иррационально-мистического, суеверно-магического.