Не отпускай мою руку, ангел мой. Апокалипсис любви

Но утром, первым делом, конечно, на теплоходе к Статуе Свободы, маршрутом первых мигрантов. «Свобода» выглядела непрезентабельно: слегка позеленевшая от старости, с налетом птичьих испражнений на голове. Это произвело гнетущее впечатление, но к концу экскурсии они по новому взглянули на статую и уже не замечали ее старости и неприбранности, а видели только ее величие. Лия после слов гида о бедных и несчастных всего мира даже прослезилась. А Рава не стал комментировать что-то в своей циничной манере, уважительно добавив: «Молодцы. из всего могут сделать конфетку».

Следующий маршрут, который составила Лия еще дома, конечно же к своим, на Брайтон. И не пожалела об этом. Норковые потрепанные временем шубы на женщинах, брюзгливые, недовольные чем-то голоса, особенный перемешанный русский с английскими словами, разномастные магазинчики с чопорными и недоступными продавщицами из 70-х, неповторимый диалект одесских мигрантов, все это было частью их недавней жизни.

– Мы что вернулись в прошлое? – с восторгом обернулась Лия к мужу.

Тот, к ее удивлению, не был рад увиденному. Буркнув что-то про совок и ненужную ностальгию, подхватил и потащил ее к океану.

Благо он был рядом. Увидев могучее и безбрежное пространство, темное и словно затягивающее в себя они долго молчали. Белопенные волны накатывали на берег и снова уходили, оставляя водоросли, грязь. Безбрежная темно-зеленая гладь без горизонта завораживала, и Лия ощутила этот магнетизм с такой силой, что ей стало не по себе. Что-то сжалось внутри и какое-то беспокойство охватило ее. Внезапно подул сильный ветер, злой и беспощадный он словно пытался сбросить с нее соболиную шубу и пронести ее куда-то вглубь острова. Она почувствовала как холод заставляет дрожать тело. Рава выглядел не лучше.

– Замерзла? Пошли, я здесь заприметил русскую забегаловку. Сейчас жахнешь стаканчик водочки и будешь как новенькая.

– Я, стакан водочки? – ужаснулась Лия. – Тебе придется потом тащить меня на себе.

– А то я непривычный к этому. Тащу уже сколько лет, – засмеялся Рава и она его поддержала, хотя смех дался ей с большим трудом.

Стаканчик, а точнее парочка с селедочкой, помогли. Лия даже ни разу не чихнула и они пошли покорять дальше этот чудовищный и в тоже время ослепительный город мечты. Впереди был Рокфеллер центр с новогодней елкой, Эмпайр Стейт Билдинг, сверкающий рекламой и богатством Тайм сквер.

Казалось, посмотрели уже все, даже побывали на 101 этаже Башен Близнецов, откуда увидели незабываемую картину утопающего в огнях каменного гиганта, под названием – Нью Йорк.

– Только ради этой картины можно было сюда приехать, – восторгалась Лия. Но Рава упорно двигался к своей мечте. И вот наконец они у цели – Уолл стрит, и знаменитый бык, этот негласный талисман всех бизнесменов. Рава тут же забыл про жену, и понесся к огромному железному зверю.

Лия испытала странное ощущение от этой картины бегущего мужа. С одной стороны, было смешно видеть как его большое тело со странными амплитудами приближалось к статуе и казалось влепится прямо ему на рога. «Это воздействие Красной Мэри, которую он наподдал в баре, или он действительно так верит в чудодейственную силу этого животного?» – удивилась она. С другой стороны, никогда в своей жизни ее муж так не радовался таким простым вещам. «Он верит в чудеса» – попыталась она успокоить себя. Конечно, она слышала о бизнесменах, которые бегали по гадалкам. Но, что муж увлекался такими вещами, она и предположить не могла. «Забавно, посмотрим что будет дальше».

В это время послышалось «За я…ца его, за я…ца!» – на чистейшем русском, а затем громкий хохот пьяных голосов. Лия втянула голову в плечи и оглянулась, не услышал ли кто. Но толпа продолжала двигаться, щелкали затворы фотоаппаратов, слышались разноязычные голоса. Она посмотрела туда, где несколько русских парней стояли рядом с быком и хохотали над тем, как один из них ползал под быком. В следующее мгновение к ним подлетел Рава, а еще через минуту он тоже нырнул к быку. Лия закрыла глаза от ужаса. Когда открыла, там уже собралась веселая очередь. Судя по всему, людям здесь переводчик не требовался. Рава позвал жену.

– Давай сюда, сказали, что это помогает во всех проблемах. Может и в твоей поможет.

– В моей? – задохнулась от обиды Лия, которая еще минуту назад хотела поддержать мужа. Это был явный намек на ее долголетнее бесплодие. – Такого она от мужа не ожидала. Это было предательство. Метнув яростный взгляд на мужа, она демонстративно отвернулась. Ей хотелось заплакать от обиды и унижения.

Вот уже много лет они мечтали о девочке. Муж представлял, как он будет носить ее на шее, брать Лию за руку, гордо обращаясь к ним: «Мои девочки». Даже как-то признался, что очень хочет баюкать маленький комочек на руках и говорить с ним на смешном языке. Лия его понимала, ведь со Стасом у Равы такого не было. Он узнал о своем сыне слишком поздно. Все годы их совместного брака прошли в походах на медосмотры к светилам страны, но никто ничего не находил. «Ждите», – ободряли врачи и разводили руками. Совсем недавно им предложили сделать ЭКО, новое слово в деторождении. Но пока они не были готовы к такой экстравагантной процедуре, особенно сторона Равы, поскольку они были мусульмане.

Лия вздохнула и очнулась от воспоминаний. К ней уже подходил муж, в азарте он даже не понял, что оскорбил свою жену. Оставшийся вечер Лия была задумчива и без настроения, от тяжелых мыслей ее не отвлек даже поход в китайский ресторан с барбекю прямо на огне. Рава же ничего не замечал, он радовался всему как ребенок, словно был уверен, что теперь у него все пойдет на лад.

Уже будучи в постели, Лия долго не могла уснуть и стала вспоминать начало их совместной жизни.

Особенно незабываемой была одна из первых поездок на Средиземное море, где они в маленьком курортном городке оставили сына на попечение бабушки, а сами взяли в аренду машину и поехали по побережью. Нашли там пляж с абсолютно белым мягким песком, в котором нежно утопали ноги. Кто-то рассказал им легенду о том, что этот песок был привезен из далекой Месопотамии по приказу царицы Клеопатры, чтобы она могла здесь отдыхать со своим возлюбленным. Конечно же Лия сразу влюбилась в эту сказку и представляла себе, что это они и есть та самая счастливая парочка.

В один из дней Рава снял яхту и они уплыли далеко в море, где любовались коралловыми рифами морских пещер, ныряли смотреть разноцветных рыбок в прозрачнейшей воде. Потом блаженно лежали на палубе, наслаждаясь окружающими видами. Восхищенно любуясь ее безупречным телом он кажется до конца не верил, что она с ним и потому повторял: «Какая ты красивая, Лийка, и ты моя, представляешь?», хватал на руки, бросал в море, а сам прыгал следом. Все это заканчивалось поцелуями, бесконечными любовными играми. Она не представляла даже в самых смелых мечтах, что Рава может быть таким страстным и неудержимым в любви. Обычно он был сдержанным и строгих нравов.

Но тогда его словно подменили. Он мог схватить ее в объятия прямо на улице какого-нибудь города и целовать, не обращая внимания на толпы людей. А еще озорно подмигивал и шаловливо грозил пальцем, если видел обращенные на нее взгляды мужчин. После этого она уже знала, что ее ждет любовное наказание, каждый раз новое, придуманное им на ходу.

«Так не бывает, – думала она, глядя на себя в зеркало после очередной безумной ночи с опухшими от поцелуев губами и ввалившимися от бессонницы глазами. Вот сейчас я проснусь и все исчезнет». Но в отображении зеркала внезапно возникал он, безумно красивый, манящий, любимый, и все начиналось сначала. В конце этой незабываемой идиллии они дали друг другу клятву, что всегда будут вместе и пройдут по жизни рука об руку.

Женщина глубоко вздохнула. «И чем все закончилось? Пощупай одно место у быка, быть может родишь». Как он мог так все испортить?

А потом ей приснился странный и страшный сон. Лия как будто попала в прошлый век, где она – важная дама, едет на вокзал в повозке и вдруг кто-то опрокидывает их, и на нее надвигается что-то страшное, черное. Она пытается кричать, но голос пропал. Да и людей совсем не видно. И тогда непонятно откуда взявшимися силами она скидывает с себя это чудовище и бежит, бежит. Вдруг впереди темный туннель, она вбегает туда. И вот уже она на железнодорожных рельсах, а позади стук приближающегося поезда. Он сигналит, протяжно, гулко. Но ноги у нее ватные, она не может сдвинуться с места. Но что это? Впереди девочка, крошечная, она плачет и тянет к ней руки. Боже, это ее дочь! Лия хватает девочку, кричит…

В этот момент она проснулась от того, что муж тряс ее за плечо.

– Что с тобой? Сон плохой? Ты вся металась в постели, кричала, – тревожно-сонным голосом спросил он, и снова завалился.

Она же долго не могла отойти от увиденного, снова и снова прокручивала картины из сна, но ничего не понимала. И от этого становилось страшнее. Что означал ее сон? Она посмотрела на спящего мужа и снова обиделась на него.

«Слон бесчувственный, толстокожий. У меня в душе апокалипсис уже настал, а ему хоть бы хны. Его бык волнует, приехал за тридевять земель потрогать, что там у него. А то что жене плохо», – она легонько пнула мужа, но тот схватил ее ногу не просыпаясь, прижал к себе, погладил. Наперекор всему, ей вдруг тут же похорошело, и она, успокоившись, насмешливо подумала, что похожа на прирученную собачку, для которой доброе слово или мимолетная ласка заменяет мир. Но с другой стороны, что и кто она без этого большого мужчины, защищающего ее от всех невзгод? Она всегда представляла его как ангела, который распростер над ней свои крылья. Но ведь ангелы тоже устают, – Лия откинула свои страхи и сомнения, прижалась к мужу, обняла его крепкую спину и снова провалилась в сон.

В последний день новогоднего вояжа, они прошлись по улочкам Стейтен Айленда, где как на лубяной картинке рассыпались небольшие частные домики. И это была еще одна голливудская сказка: все дома украшены светящимися гирляндами, оленями, санями с Санта Клаусом. В некоторых двориках сооружены кукольные персонажи из мультфильмов, которые двигались, летали, гирлянды разноцветных огней освещало все это действо. Около домов стояли люди и любовались представлениями. Лию же больше поразили ухоженные дворики с зелеными газонами без заборов, и прыгающие белки, которые не боялись людей. Присев на задние лапы, они весело поглядывали на прохожих и смело прыгали им навстречу. А еще Лию удивило отсутствие занавесок и решеток на окнах, они освещали квартиры, где люди спокойно занимались своими делами. Значит можно жить вот так открыто, не боясь ничего? – задавалась она вопросом, понимая насколько разные у них миры. Неужели и нам так нельзя? – назойливо заглядывая в очередное окно вопрошала она…

– И все же не смотри туда так пристально, а то еще полицию вызовут, – вернул ее к действительности Рава и они, схватившись за руки, побежали. Браться за руки тоже стало их негласной традицией, пришедшей еще с первого свидания. «Ты теперь в моих руках», – стало любимой присказкой мужа и это страшно нравилось, даря ощущение защищенности и спокойствия.

«Боже. какое счастье, что они сюда приехали».

Глава третья. Миллениум

Новый год они готовились встретить у старого и единственного в Америке друга. Лию не удивляло, что у мужа везде были друзья. Но этот был особенный – они вместе сидели на зоне в Кызылкумах. Бухарский еврей Паша, худой, с черной щетиной и курчавыми волосами был экономистом по образованию, ювелиром по призванию и попал на отсидку благодаря афере с драгоценными камнями. Отсидел срок немалый, но успел застать последнюю мощную постсоветскую волну эмиграции, которая вынесла его в Нью-Йорк. Раве, который всегда брал его под свою защиту на зоне, он оставил все старые контакты и это помогло тому сколотить на перевозке брюликов небольшой капитал. Который впоследствии использовал по назначению, открыв дочернее предприятие под дядей.

В Америке Паша таксовал, как почти все понаехавшие, и, кажется, ничуть об этом не жалел. И только его большие черные глаза с длинными ресницами всегда были печальными. Весь его облик, манера говорить нараспев, делая ударение на последнем слове, как все русскоязычные иммигранты, чем-то напоминали Лие портного из известной еврейской песни. Жил он со своей семьей в небольшой квартире в Квинсе, городке, который облюбовали бухарские евреи из Средней Азии. Жена Эстер в отличие от него была пышной хохотушкой, умеющей готовить так, что не хотелось вставать из-за стола.

На вечеринку запоздали. Паша кинулся им навстречу со странной гримасой на лице, не похожей на радость встречи. Принимая верхнюю одежду с нетерпением, выпалил:

– Друзья мои, вы, конечно, уже слышали, что случилось на вашей родине?

– Что, Апокалипсис все же наступил? – пошутил Рава.

– Смейся, смейся, посмотрю что дальше с тобой будет! – проводил их в комнату Паша, торопливо и небрежно представляя сидевшим гостям. Было ощущение что у него припасено что-то очень важное и ему хотелось быстрее сообщить об этом. Наконец церемонии закончились, их посадили за стол и Рава, не выдержав, быстро налил себе водки.

– Мы замерзли, – коротко ответил на немой вопрос сидевших за столом. – За Новый год друзья-товарищи, – и опрокинул рюмку в себя.

– Вот теперь можешь о делах, – начальствующим тоном обернулся он к Пашке. – Что там случилось, говоришь?

Лия одернула мужа, все же они в гостях. Но тот отмахнулся от нее и требовательно посмотрел на Пашу.

– Ельцин объявил о своем уходе, – почему-то шепотом произнес Паша. –Сейчас все каналы мира об этом говорят.

Рава налил себе еще, но не стал пить и заинтересованно слушал.

– Говорил недолго, поздравлял с Новым годом. А потом вместо себя оставил Путина.

– И что? – наигранно удивился Рава. – Нормальный мужик, борец к тому же. Уважаю спортсменов.

– Но он же чекист, что, снова в коммунизм? – не унимался возбужденный Паша, словно от этого решалась его судьба.

Рава задумчиво посмотрел на друга.

– Тебе-то что бояться, ты себе давно подстелил соломки. Родина у тебя теперь другая.

– За вас переживаю, – не остался в долгу тот. – Нет, скажи честно, что ты думаешь про это?

– Думаю, что у нас билеты на завтра и мы возвращаемся домой, – повернулся Рава к жене. Та кивнула, понимая, что за словами мужа тревожные мысли о бизнесе. Она мало вникала в его дела, но то, что он вдруг решил приехать в Нью Йорк ее все же беспокоило. Рава ничего не делал просто так.