– Кто тут начальник, ты или я? А?
– Сам подумай, – Гога нахально смотрел на меня.
– Петренко! Уведите заключенного! – скомандовал я дневальному.
Оставшись наедине, я начал вспоминать последние события недели. Сначала, в понедельник, пропали двое заключенных. Во вторник, когда приехала комиссия, у двух из трех проверяющих членов пропало табельное оружие. И это все при мощнейшей охране, во время моего пребывания. В четверг, когда подошло время к отбою, неожиданно, на 10 минут, погасло лагерное освещение. Когда дали свет, я велел произвести перекличку. Недосчитались еще четверых. Кресло подо мной могло вылететь в любую секунду.
– Васильич! Тост вспомнил. Давай выпьем за то, чтобы где бы мы ни были, где бы мы, ну… одним словом, за дружбу! – и капитан залпом выпил половину стакана.
– Ты, Мишунь, молодец! Дай я тебя поцелую! – Монзиков по-брежневски засосал Курченко.
– Короче, мужики, только я начал прикидывать, как слышу, вдруг – легкий шум за окном. Я выскочил на улицу, а там сидит окровавленный зек и держит в руке листок с одним только словом – ПОДУМАЙ! – Монзиков перешел на шепот. Потом, правда, оказалось, что Гога хотел меня вовлечь в торговлю наркотиками, которых на зоне более, чем достаточно. Мне помог случай. Да, именно случай. Приехала очередная московская комиссия и мы устроили всеобщий шмон. Искали все и всех. Гога тогда прикинулся больным, и его положили в лазарет. В лазарете он стащил каким-то образом димедрол и вскоре как-то ночью его нашли мертвым. Он валялся весь скрюченный, с ужасной гримасой у двери. Мужики! Мне просто повезло. Ведь я даже не знаю, что могло бы со мной стать, если бы он выздоровел…
Пауза длилась несколько минут. Затем как-то все перешло на шутливый тон. Стали раздаваться шуточки, смех и… тосты, тосты, тосты.
Офицерское братство тем и сильно, что любой вопрос решается под стаканом за 5 минут. Если же собутыльники в чем-либо клянутся, то пока они пьяные, им можно верить. Стоит лишь протрезветь, и они все сразу забывают.
На палке
Ridiculous histories never should be malicious. To laugh it is necessary above an incident, instead of above human defects.
Кто хочет, тот всегда прочтет!
Однажды, в обеденный перерыв, когда оставалась лишь последняя пара занятий – физкультура – к Монзикову подошли Звягинцев, лейтенант из подмосковного Клина и Румянцев, тоже лейтенант, только из Новгорода, и стали рассказывать случаи, которые – по их мнению – происходили и происходят в жизни каждого инспектора ГАИ.
Монзиков с потрясающей легкостью дожевывая пятую котлету, запивая вторым пакетом молока, с грустью вспоминал дом, семью, работу. Да, именно работу, т. к. денег оставалось совсем немного, а впереди еще было более 4-ех месяцев учебы. Конечно, практические занятия на дороге, где отрабатывались и закреплялись навыки регулирования жезлом, положительно влияли, прежде всего, на толщину кошельков. За каких-нибудь 30-40 минут надо было «отшкурить» минимум 10-15 водителей, получить с них деньги и отпустить. Нюанс и сложность ситуации заключались в отсутствии квитанций, отсутствии хоть какой-нибудь истинной причины даже для остановки, постоянстве водительского контингента.
Улица Урицкого находится на окраине города, в стороне от магистралей и артерий. Машин в час-пик проходит «в час по чайной ложке». Идут, как правило, грузовики, которые изо дня в день проходят свои маршруты точно и аккуратно. Некоторые гаишники приезжают на учебу со своими, местными квитанциями, некоторые берут «на реализацию» у своих коллег, у которых есть излишек. Но в любом случае либо водитель получит «странную» квитанцию, либо не получит ничего. Жаловаться водители перестали давно, т. к. руководство центра, понимая жизненную необходимость и истинную сущность гаишников, просто все спускало на тормозах. Конечно, пойманного за руку инспектора журили, пугали, но на выпуске из центра ему вручали прекрасную характеристику и учебную ведомость, где средний бал был 5,0.
Монзиков, набив до отвала свое пузо, раскурив папироску, ласково поглядывал то на Звягинцева, то на Румянцева.
– Вот, говоришь, на палке можешь проехать 30 км? Это все – х…я! Я, например, всю страну изъездил на палке. Да! – и Монзиков, слегка прикрыв глаза, затянувшись дымком, положил обе руки на абсолютно круглое пузико, торчавшее из-под нестиранной и мятой рубашки.
– Не трепись! Хватит тюльку-то гнать! – и маленький, толстенький как колобок, абсолютно лысый, с редкими, пшеничными усишками Звягинцев насмешливо окинул ироничным взором всех присутствовавших гаишников.
– Ты, мерин беременный! Ты феню-то фильтруй! – Монзиков уже серьезно, начиная заводиться, готов был вступить в словесную перепалку, но тут, вдруг, в разговор ввязался Румянцев.
– Васильич! Расскажи мужикам, как ты из Владика на палке приехал! – Румянцев даже подсел к Монзикову поближе.
– А чего рассказывать-то? Взял палку, да и приехал. – Монзиков вилкой ковырнул в столе дырку и стал доставать следующую папироску, одновременно собираясь с мыслями и решая, с чего начать свой рассказ.
– Короче, когда я вечером понял, что вместо Ижевска я – во Владике, то настроение мое было очень хреновое. И что обидно, корешей у меня во Владике навалом. А записная книжка осталась дома.
– Так ты бы по ЦАБу[9 - ЦАБ – центральное адресное бюро.] узнал адреса и телефоны дружбанов, – и Звягинцев весело посмотрел на стоящих вокруг Монзикова гаишников.
– Да ты что, дурак, что ли, или где? Я же говорю тебе русским языком, что книжку я забыл! А там все адреса и телефоны моих корешей. Я что, по-твоему, должен еще и фамилии ихние помнить? Понимаешь мою мысль, а? – Монзиков смотрел на Румянцева с нескрываемым удивлением. – Ведь если б я помнил хоть одну фамилию или имя? Все ведь в книжке моей записной. Догнал, а?
– А-а-а! – только и услышали от отличника и гордости взвода Румянцева.
– Я ж, понимаешь ли, с флота с ними не виделся. Может, кто-нибудь и помер, или еще того хуже – переехал в другой адрес? Я правильно говорю, а? Смекаешь?
– Да уж, это точно! – вставил Звягинцев.
– Я же всего только три года, почитай, вместе с ними прослужил. Разве ж запомнишь так сразу и имена, и фамилии, и адреса? Ты сам-то посуди? Я правильно говорю, мужики?
– Васильич! Ты б тогда лучше бы нажрался, что ли? – решил вставить Румянцев. – Раз такое дело, то я бы нажрался, обязательно бы нажрался бы.
– Правильно мыслишь, лейтенант! Молодец. Старлеем будешь! – и Монзиков со Звягинцевым и подошедшим к ним старшиной Мансуровым дико заржали. Гомерический смех длился с минуту.
– Ладно, ржать-то! Давай рассказывай лучше, – занудливо, но несколько напористо произнес Румянцев.
– Я, значит, вышел из ментовки[10 - Существует явный антагонизм между гаишниками и милиционерами. Большинство гаишников себя с милицией не отождествляет, считая всех милиционеров более «низшей кастой».] и пошел сразу же на дорогу. Смотрю, значит, стоит восьмерка. Фары выключены, а двигатель работает. А уже темно, ночь почти. Думаю, не иначе как что-то не то. Я правильно говорю, а?
– Да. У меня тоже был случай, когда я подошел к мотоциклисту и говорю ему… – Румянцев не успел докончить, как Монзиков продолжил.
– Подошел я к нему, значит, тихонечко, дверцу рванул на себя. Он как заорет благим матом. Спросонья. Я и говорю, документики, мол, предъявите!
– Надо было ему сразу в торец бить! – и Мансуров резко ударил маленьким пухленьким кулачком по своей ручке.
– Тот, козел, получил у меня сразу палкой в нос. Он тут же откинулся, а юшка[11 - Юшка на жаргоне – кровь.] как потечет, как потечет… – глаза у Монзикова заблестели, на губах появилась пена, слюна так и брызгала.
– Молодец, а!? – с восторгом вставил Звягинцев.
– Ну, думаю, сейчас я тебе покажу, как на меня х… складывать. Я быстренько сдвинул его на соседнее сиденье, сел в тачку и дал по газам. Как я выехал на трассу – даже не помню?! Только этот козел очнулся на 80-ом километре от Владивостока в сторону от Хабаровска. Он долго не мог понять, в чем дело. Когда начал вякать, то я ему посоветовал заткнуться и не вянькать. А он, козел, как будто ничего и не слышал. Начал хвататься ручонками за меня, за руль, за ключи…
– Во падла, а? – с возмущением заметил Петренко, младший лейтенант из Мурманска, который только-только подошел к рассказчику.
– Короче, пришлось мне еще разок двинуть вот этим местом, – и Монзиков показал на правый локоть, – двинул я ему так, что у него вся спесь вышла в одну секунду! Гляжу на него и думаю, чего это он зеньками[12 - Зеньки – глаза (уголовный жаргон).] не хлопает, а? Оказывается, он опять вырубился. Ну, думаю, и попутчик же мне достался?! Решил я его в больницу сдать. Все ж мужик ведь, жалко.
– Ну, ты даешь!? Я б его удушил после всего того, что он с тобой сделал! – со злобой и в каком-то экстазе сказал Петренко и плюнул на пол.
– Я, значит, заехал в Дальнереченскую больницу, спрашиваю, значит, где у них реанимация, т. е. травматологическое отделение. Короче, этот козел мне еще и там нервы-то попортил. Часа два, если не больше, я с ним промудохался. Пару раз он приходил в сознание и сразу же начинал хвататься за грудки. Ну, я, естественно, его отключал. Во падла, а!? Его же я, которого он так оскорбил, определил в больницу, а он, сволочь…!? – Монзиков даже закашлялся.
– Не, я бы точно этого урода урыл! – вставил Петренко.
– Короче, я только успел записать данные этого козла и поехал на его восьмере из Дальнереченска[13 - Дальнереченск – город в Приморском крае, расположенный на северо-западе, у границы с Китаем.] в Хабаровск. Когда я въехал в Хабаровский край, то у меня вдруг кончился бензин и на выезде из г. Бикина я бросил эту поганую восьмерку, оставив ее прямо на дороге в закрытом состоянии. Документы были все у того козла, в больнице. Да, надо было все-таки его загасить, я правильно говорю, а? А чтобы ее никто не угнал, я проколол все четыре колеса.
– Ну, молодец! Вот, что, значит, иметь голову на плечах! Это тебе не бабам сиськи крутить! Понял? – Звягинцев с восторгом посмотрел на Румянцева.
– Я почти сразу же поймал КАМАЗ и до Хабаровска замкнул на массу. В Хабаровске мы простояли часа два. Была такая пробка на мосту через р. Амур, что от скуки я с мужиками даже чуть не нажрался. До Биробиджана мы ехали медленно, т. к. шел страшный ливень и ни хрена не было видно. А как только подъехали к Биробиджану, так сразу же дождь кончился. Но была уже ночь и мужики предложили заночевать в машине. Мы подъехали к КП ГАИ[14 - КП ГАИ – контрольный пост ГАИ.], где и заночевали. Я пошел спать в домик, а мужики остались в машине. Когда около 7 часов утра я проснулся, то моих охламонов уже не было, а ребята вовсю работали, проверяли водителей и транспорт.
– А вещи-то они оставили или тоже увезли? – живо спросил Мансуров.
– Да какие вещи? Все же было при мне. Хорошо, я вспомнил, что у меня же остались ключи от той восьмерки. Короче, когда я поймал следующую тачку, то оставил ключи ребятам с просьбой передать их в стол находок. Там-то уж разберутся, что к чему?!
– Черт его знает!? Могут и не разобраться. Ведь восьмерка-то осталась в другом регионе, да и далековато до нее будет, более суток пути. – Лещенко, самый пожилой из всех слушателей – ему недавно исполнилось 55 лет, а он уже был старшим лейтенантом, – с сомнением посмотрел на Монзикова.
– Да ладно, уж, чего там!? Найдут, не найдут… Какая разница? Главное – урок будет этому козлу, как надо себя вести! – Петренко достал сигарету и закурил.