Когда бабуля вернулась в коллегию с деньгами, а случилось это через три часа, Монзиков заключил семь (!) договоров на общую сумму в 15 млн. рублей. На каждого клиента Монзиков тратил не более 20 минут. Договоры заполняли сами граждане. Монзиков только расписывался и подкалывал квитанции.
Когда бабуля вошла к Монзикову с квитанцией на 4 млн. рублей, то особого восторга на лице адвоката она не увидела. Однако Монзиков позволил ей сесть на прежнее место и предложил в пяти-шести фразах изложить суть проблемы.
– Понимаете, Николай Фомич, я обратилась к Вам за помощью, т. к. … – договорить бабуля не успела. Монзиков несколько вяло, но очень отчетливо ее перебил.
– Во-первых, я – Александр Васильевич Монзиков. Во-вторых, я же говорил тебе, что надо говорить только суть!? Давай.
– Ой, простите! Александр Васильевич, месяц тому назад у меня пропали золотые часы, а спустя еще день – исчезли золотые сережки. Ко мне никто не заходит. Значит, это сделали соседи. Тем более что они говорят, что если у меня начали пропадать вещи, значит надо мне из комнаты моей выметаться. Не то пропадут и зубы вставные. Представляете, какие хамы?
– А ты в милицию ходила?
– В милиции заявление не приняли, а сказали, чтобы я лучше закрывала дверь на замок. Что это, мол, наше, семейное дело и нам самим надо разбираться. Сказали, что если кто из соседей и взял, то, мол, это не так и страшно, потому что какие бы соседи ни были, а соседи – это почти как родственники, т. е. не посторонние.
– Короче, чего ты хочешь? А?
– Я хочу, чтобы Вы наказали этих мерзавцев, потому что…
– Все, понятно! Пошли.
Монзиков вышел с бабулей на улицу и стал ловить такси. Дорога до бабулиного дома заняла 10 минут или 15 тысяч без счетчика. Бабуля даже крякнуть не успела, как Монзиков уже вышел из машины и пытался стрельнуть у прохожего огонек.
Поднявшись в квартиру, Монзиков заметил, что время сейчас самое подходящее – 3 часа дня, т. е. все на работе. Не снимая ботинок, Монзиков зашел на кухню, открыл холодильник и решительно взял бутылку пива.
– Ой! Это не мой холодильник! Это же Павла Васильевича! Вы что? Он же будет ругаться!
– А он у тебя брал что-нибудь, а?
– Я думаю, что он то и украл, т. к. он самый наглый из всех!
– Ну, значит правильно у меня выбор пал на Пашку-какашку! – Монзиков открыл пробку о край холодильника и залпом опустошил бутылку. В холодильнике стояло еще три бутылки. Их постигла та же учесть.
– Ой, что же теперь со мной будет, а? – бабуля стояла бледная-пребледная. Руки дрожали, на глаза наворачивались слезы.
– Не плачь, старушка, все путем! – Монзиков достал из холодильника две баночки красной икры, пачку масла. – Сделай-ка лучше бутербродики. Эх! До чего же я люблю пивко икоркой заесть! Да, а где конура этого придурка?
– Они занимают две комнаты, – и бабуля подвела к ним Монзикова.
Монзиков недолго думая, подналег на дверь своим плечом. Как ни странно, дверь поддалась и отворилась. Зайдя в комнату, Монзиков сразу же увидел лежавшие в хрустальной вазочке бабулькины драгоценности. Бабуля находилась в предынфарктном состоянии. Мысли так и путались в ее несчастной головушке. Она пыталась представить себе встречу с Павлом Васильевичем, который вот-вот, с минуты на минуту, должен был прийти домой. Она пыталась представить свою дальнейшую жизнь сначала в своей комнате, а затем вообще, абстрактно. Но ничего у нее не получалось. Слезы текли ручьем. Тихо плача, бабуля присела на стоявший у входа стул и вдруг с остервенением начала грызть аккуратно покрашенные ногти.
Тем временем Монзиков вытащил из шкатулки обручальное кольцо – вероятно, оно принадлежало главе семьи Паше, – затем оттуда же извлек золотую цепочку грамм на 350, а потом достал золотой портсигар, в котором лежали новенькие сто долларовые 12 купюр.
– Так! Со мной пойдешь или подождешь меня здесь?
– Здесь я уже оставаться больше не смогу! Придется идти с Вами… А куда мы пойдем? – бабуля, казалось, одной ногой стояла в могиле, а другой выбивала стул, на котором стояла с петлей на шее.
– Да чего ты боишься? Все будет оккейно!
Через два часа Монзиков с бабулей опять зашли в квартиру. Все жильцы были в сборе. Обсуждался главный вопрос: почему не идет милиция?
– А!? Вот и наша старая карга приперлась! Видишь, кража у нас!? – Павел Васильевич почему-то Монзикова сразу не заметил, а когда увидел, то как-то виновато спросил, – А Вы, товарищ, из милиции будете?
– Я тут буду жить! Только еще не решил: с бабулей или без нее, ХА-ХА-ХА! – Монзиков подошел к Павлу Васильевичу – владельцу двух коммерческих ларьков, которые приносили то доход, то одну головную боль – и неожиданно для всех крепко схватил того за щеку. Потрепав чуть-чуть щеку, Монзиков хлопнул ошалевшего от такой наглости мужика по животу и, повернувшись к стоявшей рядом женщине спросил, – А эта жаба – твоя чувырла?
Ситуация несколько походила на одну известную интермедию Аркадия Райкина, которая мастерски показала в свое время как надо бороться с хамством и бескультурьем в коммунальной квартире. Однако разница была еще и в том, что Монзиков, вдруг, перешел на сплошной уголовный жаргон. Жесты его были настолько красочны, а слова настолько емки, что все три семьи, не считая бабули, вдруг сразу поняли, что в дом пришла беда. Когда же Монзиков сказал, что все вещи из комнаты взял он и деньги, вырученные от их заклада в ломбард пропил с корешами, которые вот-вот должны прийти к нему, Галина Ивановна – жена ларечника Паши – упала в обморок. Паша, видя перед собой наглого до безобразия и уверенного в себе мужика, как-то сник и на все уже глядел глазами немого зрителя.
Из оцепенения всех вывел звонок в дверь. Это пришел участковый милиционер. А теперь – самое невероятное. Участковым был никто иной, как бывший гаишник, отработавший с Монзиковым в одном взводе два с половиной года. Увидев друг друга, они стали обниматься.
– Витек! Слушай, пошли на кухню, трахнем пивка. А потом я помогу тебе доставить в отделение этого урода – украл у старухи драгоценности. – Монзиков для большей убедительности замахнулся и готов был ударить локтем обалдевшего Павла Васильевича, но участковый его сдержал.
Через час на кухне слышны были русские песни и звон стаканов. Галина Ивановна суетилась у плиты, готовя очередное блюдо для родной милиции и будущего квартиранта. В тоже время Павел Васильевич пытался отремонтировать дверной замок, но инструмент то и дело выпадал у него из рук. Бабуля сидела в своей комнате и тупо смотрела на стенку. Плакать или что-либо еще делать она больше не могла – не было сил.
В тот день Монзиков ночевал у бабули, вместе с участковым и еще двумя милиционерами, которые зашли за участковым, не выходившим из адреса более 2-ух часов. Милиция спала на больших двуспальных Пашкиных кроватях, Монзикова положили к другим соседям. Бабуля спала как обычно одна. Все остальные соседи всю ночь провели на кухне, обсуждая один вопрос – Что делать?
К утру было принято решение – собрать какие только возможно деньги и купить бабуле однокомнатную квартиру.
Утром, приняв холодный душ, плотно позавтракав, Монзиков поехал на работу, в коллегию адвокатов, где его ждали новые клиенты. Ключ от кабинета Самохина был при нем. Единственное, что ему не нравилось, так это то, что он слабо помнил в интервале с 18
вчерашнего вечера до наступившего затем утра.
Эта история была со счастливым продолжением. Бабуле купили шикарную однокомнатную квартиру в престижном районе города. Помогли даже переехать и перевести вещи. А бабуля, спустя месяц после переезда, пришла к Монзикову и подарила ему золотую зажигалку с выгравированной на ней надписью: Самому прекрасному, решительному и справедливому мужчине – адвокату Монзикову от его благодарного клиента – Валентины Николаевны Пырьевой.
Эту зажигалку Монзиков велел жене своей беречь также, как и их обручальные кольца. Ведь она была связана с его первым успехом, за которым последовали и другие удачные дела.
Дело Монарцика
Как-то ранним июньским утром капитан первого ранга запаса Монарцик Виталий Сергеевич пришел в коллегию адвокатов, где уже несколько месяцев более чем успешно работал Монзиков Александр Васильевич. Заняв в углу коридора «тихое место», он с неподдельным интересом наблюдал за началом рабочего дня. А начало у адвокатов, как ни странно, начинается после 12
.
Интересно, есть масса профессий, где люди реально работают не отведенное законом время, а лишь его часть. Например, милиция эффективно работает до обеда. Кстати, обед у доблестного, отслужившего более 5 лет, милиционера никогда не бывает 45 мин. Обед либо есть, либо его нет. Даже те сотрудники, которые работают с гражданами и привязаны к расписанию, умудряются не соблюдать трудовую дисциплину.
Кто не бывал в МРЭО ГАИ, где сотрудники сидят, точнее – восседают за перегородкой, и, где граждане с ними общаются только тогда, когда им это разрешат?! А паспортно-визовая служба? А есть ли вообще подразделения, где идеальный порядок и где действительно все делается для людей? А что, только в милиции бардак? Или медики не без греха? Или работники жилконтор со своими ремонтниками качественно обслуживают население? А дороги?
А есть ли вообще хоть что-нибудь хорошее в этой жизни? А как же! А природа? А наши дети? Да надо быть просто уродом, чтобы не видеть все то хорошее, что окружает нас с самого рождения и до последнего вздоха в этой бренной жизни… Да, уродов у нас нимало. Не надо брать в расчет инвалидов, которые в большинстве своем живут отдельным своим мирком. 18 млн. на 140 млн. Это – нормально? Это – жизнь, это наша действительность. Не бог определяет нам судьбу, а мы сами. Пусть мне все верующие приведут десятки, тысячи примеров божьего промысла, но я все равно буду считать Человека – венцом разума и созидания.
Самое обидное, что собственное бессилие, леность и необразованность многие пытаются не только скрывать и оправдывать, но и всячески обосновывать, ссылаясь на Высшую Силу, на Бога или Аллаха, что в принципе одно и тоже. Человечество находится лишь в самом начале своего развития и впереди у него – масса свершений. И нельзя ответить на все вопросы сразу. Так не бывает. Так не может быть, чтобы не было тайн, загадок…
Вот для меня, например, многое из того, что случилось с Александром Васильевичем, было загадкой. И его быстрое перерождение, его переквалификация – это всё звенья одной цепи. И лишь когда все выстраивается в одну линию, в одно целое, тогда только находится объяснение поведения, поступков и Монзикова, и других героев романа века.
А почему романа века? Да потому, что пройдут годы и многих из героев уже не будет в живых. Изменится общество, изменится и качество жизни. И обо всем этом сначала можно будет лишь только вспоминать, а затем и сама надобность в этом отпадет. Ну, разве грустит человечество по каменным орудиям или наконечникам для стрел? Разве сожалеют люди о том, что кануло в прошлое всеобщая безграмотность? А кто сейчас читает Радищева или Фадеева? А ведь еще совсем недавно они были на гребне славы и всеобщей любви! И, тем не менее, их и тысячи других прекрасных писателей продолжают читать. Многие их по-прежнему любят и ценят, многие восторгаются их произведениями… Но в процентных величинах эти многие составляют жалкие цифры. Достаточно включить телевизор и вслушаться в тот рекламный бред, который обрушивается сегодня на нас и который не несет ничего духовного, ничего ценного. Мы теряем самобытность, мы теряем многовековую культуру, мы утрачиваем высокие человеческие ценности. И не стоит искать ответа на вопрос – кто виноват? Крайним можно сделать любого, было бы только желание! Но пока человек мыслит, он – существует! И вот этого нельзя никому никогда забывать!
Виталию Сергеевичу предстояло решить трудную и нелегкую задачу – кого взять из адвокатов. Молодого, энергичного, не избалованного, но профессионально слабо подготовленного? Или старика? Который ни одну собаку на этом деле съел, но который заломит столько, что мало не покажется! Или что-то среднее? Или, может быть, женщину? Ведь именно они – самые дотошные и самые внимательные.
На третий этаж, в коллегию адвокатов подходили люди. Одни приходили впервые, другие – к конкретному адвокату. Однако слишком часто все время упоминалась одна и та же фамилия. Причем о Монзикове все говорили по-разному. И когда Александр Васильевич поднялся по лестнице и на секунду остановился, чтобы перевести дух, к нему сразу же подошли двое, а затем еще один и начали в коридоре что-то рассказывать. Кто-то просил, кто-то доказывал, кто-то пытался бросить последнюю реплику. Все говорили одновременно, а Монзиков с равнодушным видом поглядывал поочередно на каждого из своих клиентов.
Монарцик «добрался» до Монзикова только в 15
, когда от него вышел последний из его клиентов.