– Немного поживей! Чего кривляешься! Не видишь, что ли, люди должны подняться! – Я остановился. Нет, не переводятся эти невоспитанные! Разумеется, мне это не понравилолось, и я уставился на водителя со строгим выражением лица.
– Знаете, что я вам скажу?.. – я собрался было достойно ответить на грубость, но сзади меня грубо толкнули, и у моего левого уха прозвучал женский голос, достаточно басовитый и агрессивный:
– Ауу, пропустите-ка, мы торопимся! Станут тут, тоже ещё! – протиснулась, грубо оттолкнув меня, обладательница басовитого голоса, а сама тощая, как жердь. А потом уже раздались в автобусе и другие реплики:
– И что это за тип, что встал здесь посередине?!
– Дядюшка, дай подняться, а?! – надрывался снизу какой-то худой, моего возраста, мужчина в кепке. А здесь кто-то нагло высказался по поводу моего тройного одеколона. В почти совсем безвредной, на первый взгляд, ситуации половина пассажиров ополчилась на меня. К тому же, я и вправду стоял в неудобном месте. Поэтому я ещераз бросил строгий взгляд на водителя, который тем временем кричал на меня: «Чего уставился на меня, пропусти людей!» – и направился к свободному месту в салоне автобуса. Часы показывали 8 часов 46 минут.
Не опоздаю. Так, минут через восемь-десять буду в школе. Как ясновидящему, представился мне тот момент, когда я гордо открою дверь директорского кабинета и в присутствии покрасневших от зависти коллег выслушаю сообщение о моем превращении в лектора. Я уже давно догадывался, что назревает мой уход из школы. Я знал, что рано или поздно всё учтут, перепроверят, оценят и удовлетворят уже давно написанную мною просьбу. Мои подозрения подтвердил сегодняшний звонок: «Ваше дело решено, пожалуйте сегодня в девять часов к директору!» Да-да, «пожалуйте», а не «приходите», как обыкновенно в другое время обращались ко мне. Именно эти слова я услышал недавно по телефону, а все остальное я доверил своему логическому мышлению, которое всегда приводит меня к безошибочным выводам. А в эти последние дни я услышал в школе своими ушами слова, сказанные кому-то директором в мой адрес: «Этот скоро добьется своего!» Вот именно, – добился. Достижение поставленной цели – это ведь одно из качеств, присущих мне с рождения. Меня одолели приятные мысли: закончилась моя заслуженная школьно-педагогическая деятельность! Стало невозможным максимальное использование моих возможностей в сфере среднего образования, мне нужно более широкое поле деятельности, аура высшего учебного заведения. Там я должен исчерпать себя до конца и погаснуть. Именно жаждущие знаний студенты должны истощить меня. Ведь до сегодняшнего дня мои способности к передаче знаний были заключены в стенах школы, как в тюрьме. Восемьдесят процентов моих слов, насыщенных глубокими познаниями, улетучивались, так и не достигнув души учеников с еще незрелым сознанием. Улетучивались не потому, что эти слова не стояли на прочной основе мысли, знания и профессионализма, а потому что местом назначения их было уже сформировавшееся сознание студентов и бакалавров, а никак не школьников. Сам я ничего не скажу о своих возможностях, но тот, кто меня знает, тот хорошо знает и то, что я собой представляю. Я ведь учитель учителей, в самом прямом смысле этого слова. В одно время около двадцати процентов моих бывших учеников стали педагогами и по сей день продолжают внедрять в головы своих учеников знания, когда-то внедренные в них мною. Далеко ходить не надо, и нынешний директор моей школы вырос в моих руках. Дерево лучше всех знает свои ветки, – сколько чего на какой выросло, – и, конечно, кто лучше меня знает интеллектуальный «урожай» нашего директора? Воистину, обильным его не назовешь. Да, я знаю, и если честно сказать, то, самое меньшее, два раза мне было стыдно: во-первых, за то, что я был его учителем, а во-вторых, за то, что он теперь мой директор. Это ведь именно тот парень, который сколько-то лет назад на моем уроке упрямо доказывал мне: Ираклий Второй был не царем, а архиереем. Я нигде не говорю об этом, потому что мне не поверят. А ещё, как вчера, помню громкий шепот учителей, недовольных назначением его директором: стыдно в школу приходить, ведь это тот самый, который на одном экзамене упоминал об Акаки Руставели!! Предполагают, что директор услышал этот шепот своими ушами – или с чьей-то помощью, – и через неделю двое самых активных шептунов подверглись кадровой чистке, и карьера двух довольно опытных педагогов была принесена в жертву. А уж после этого произошло то, что и сейчас звучит в моих ушах: учительницы, проходящие мимо директорского кабинета, достаточно громко беседовали о том, каким милым ребенком был директор в детстве, да какие умные глазки у него были, прямо-таки – глаза мыслителя! С самого начала он отличался от всех, мы были уверены, что быть ему директором, да и сейчас у него ещё все впереди! А в действительности, если не я, то кто другой ещё знает, что на самом деле думают в школе о нашем директоре.
Тем временем автобус проходил мимо здания Университета. Почти ежедневно я прохожу по этой дороге, но, вот сегодня, как только я увидел этот Храм Знаний, меня почему-то охватило необыкновенно приятное чувство и неописуемая эмоция одолела меня.
– Остановите! – невольно вырвалось у меня, но в ту же секунду я вспомнил, что сейчас я торопился в школу, а не в Университет, и тут же умолк. Водитель все же услышал мой голос, сбросил скорость и сразу остановился у тротуара. Обернулся, и не увидев ни одного пассажира, стоящего у дверей, раскричался:
– Кто там сходит, поторопитесь, нет времени столько стоять, люди на работу опаздывают! – Пассажиры посмотрели на меня.
– Уважаемый, это для вас остановили! Сойдите, мы вас пропустим, – обратилась ко мне сидящая рядом женщина и встала.
– Н-нет! Хотя, да, да, но… Сейчас, я сейчас… – я как-то неожиданно растерялся. Но что мне было делать?! – я встал и направился к двери.
– Может… – попытался я обратиться к водителю, но он прервал меня и прикрикнул:
– Да сходи же ты, наконец! Люди ждут. Ваа, с ума меня сведет этот человек! – водитель махнул на меня рукой. Я невольно вышел из автобуса.
– Что – люди! Меня аудитория ждет, аудитория! – успел воскликнуть я, прежде чем закрылась дверь автобуса, и направился к Университету. Вот зайду в здание и подниму опять свое настроение до прихода следующего автобуса.
Как только я вошел в здание, радостное волнение нахлынуло на меня. Инстинктивно я опустил руку в карман и вынул мою латунную пластинку. «Лектор» – это гордое слово было написано над моим именем и фамилией. Довольная улыбка пробежала по моему лицу, я почувствовал себя в своей среде, и тут же положил пластинку обратно в карман, принял строгое выражение лица и обвел глазами окружающее пространство. Вокруг сновали студенты. Некоторые смотрели на меня, а большинство не обращало на меня внимания. Да и на что тут было обращать внимание, что удивительного – в Университете стоит лектор! Один молодой парень даже поздоровался со мной, уж, наверное, как с лектором. Мне понравилось. Я расправил плечи и почувствовал, что вот так, выпрямившись, с такими чувствами я ещё никогда нигде не стоял. Я часто заходил в это здание, но только в статусе простого учителя. А теперь – совсем другое дело, совсем другое чувство. По сравнению со стенами школы… «По-моему, в школу я опаздываю», – вспыхнуло в мозгу при воспоминании о школе. Гм, школа… Отсюда звучит – как «детский сад». Часы показывали 8 часов и 48 минут. Я вынужден был покинуть здание Университета, и тут же, на счастье поднялся в следующий автобус и устроился на свободном месте недалеко от двери. В школе буду совсем скоро. Гм, школа!
Я сунул руку в карман и еще раз вынул пластинку, поглядел на надпись, она показалась мне чуть потемневшей, я несколько раз провел ею по рукаву пиджака и снова осмотрел. Сейчас она уже сияла. Хороша, очень хороша!
Я и сам хорошо знаю, что мне давно уже полагалось быть лектором. Здесь же скажу, что лесть для меня категорически недопустима в любом её проявлении, неважно, к достижению какого результата она бы не вела. Я, в отличие от многих, никогда ни перд кем не пресмыкался и не подлизывался к тем компетентным личностям, которые иногда приходили в школу из вышестоящих органов, которые одним росчерком пера могли бы решить вопрос моего лекторства. Напротив, когда мои, потерявшие лицо, коллеги увивались вокруг них и с помощью тысяч разных уловок старались завоевать их расположение, я даже не замечал их присутствия у нас. Более того, я даже вел себя пренебрежительно по отношению к ним, и, если они пытались демонстрировать перед мной свое превосходство, отвечал им своей традиционной иронической улыбкой, и гордо удалялся, оставляя их с носом. Короче, всячески старался, чтобы никто не подумал, что я льщу им в надежде добиться лекторства. Как вы думаете, разве я тоже не мог в коридоре у директорского кабинета, у самой двери громогласно «думать вслух» об их положительных качествах и абсолютной безупречности? Разве и я не смог бы увиваться вокруг этих компетентных гостей и в нужный момент, именно тогда, когда нежным движением снимал бы с нужного плеча волосок или ниточку, с несчастным видом шепотком сообщить о своей мечте о лекторстве?! Что, не мог бы?! Ведь мог бы и я так поступить?! Ведь мог бы!!! Но, вот именно, что не мог.
– Что вы не могли, дядюшка? Что случилось, вам плохо? – спрашивала сидящая рядом со мной девушка, заглядывая мне в лицо. Оказывается, я выкрикнул эти последние слова. Выступившие на лысеющей голове капли пота катились уже по лицу. «Ничего, ничего, я просто поддался эмоциям», – подумал я про себя. Сейчас уже нет смысла в объяснениях-оправданиях. Латунную пластинку, которую я все это время крепко сжимал в руке, я положил в карман. Я извинился перд пассажирами, которые удивленно смотрели на меня и направился к передней двери. А автобус уже приближался к школе. Я протянул водителю деньги за проезд. Он оказался более воспитанным и, в отличие от предыдущего, заговорил со мной более вежливо и культурно, что сильно укрепило мою уверенность в себе, и я вышел из автобуса вполне готовый к объявлению о моем лекторстве.
Было 8 часо 50 минут, когда я вступил в здание школы. Войдя, я остановился у входа и огляделся вокруг. Я не увидел никого, кроме учащихся. Нигде не было видно ни одного учителя. А я-то так хотел посмотреть на их лица при встрече со мной. Хотя, вот, нашелся один молодой человек. Бывший боксер, а сейчас – учитель физкультуры в нашей школе. Увидев меня, он подошел, поздоровался, стал передо мной, расставив ноги, как страж порядка, и приобнялменя за плечи обеими руками. «Как-то странно он выглядит» – подумал я про себя. Его обычно улыбающееся лицо сегодня было каким-то задумчивым. Снизу вверх (он был сантиметров на двадцать ниже меня) он посмотрел мне в глаза:
– Вас, наверное, огорчает новость о моем уходе из школы, да? – сразу после приветствия испытующим тоном спросил я и внимательно посмотрел ему в лицо.
– Разумеется, мы все огорчены, как же могло быть иначе! – он так обратился ко мне, словно в этом не было ничего необычного, и добавил:
– Да, но разве вы уже знаете об этом?
Какая наглость, даже не стесняется. Я же говорил, я даже не представляю себе коллегу, которого бы обрадовал мой успех. Я рассердился. У меня и раньше не было хороших взаимоотношений с этим чурбаном. Я тут же вспомнил, как несколько лет назад, на школьном новогоднем празднике он объявил: первая мечта у меня была – встретиться на ринге с учителем истории и победить его нокаутом…
– Что, сердце рвется от досады, что я ухожу, а ты меня так и не побил? Так, молодой человек? Хотя при всех хвастался, я хорошо помню! – бросил я ему неожиданно для самого себя.
– Не понял? Что вы сказали? – изумился учитель физкультуры.
– А ну-ка, напрягите память и вспомните тот праздник! – добавил я строгости в свой голос и, чтобы напомнить, сделал движение сжатыми в кулак пальцами перед его лицом. Учитель физкультуры удивленно задумался, а потом воскликнул:
– Ох! Вы имеете в виду тот новогодний праздник? Что вы говорите, ведь все это знают, это же была шутка, новогоднее представление, моя любительская роль в нем. Я же говорил так по сценарию, написанному нашим завучем. А вы подумали… Ну, как вы могли… Что вы говорите… Вы ведь такой безвредный, что на вас ни у кого рука не поднимется, чтоб ударить, даже если на вас овод сядет… И что вы такое придумали! Ээх, ну, пойдемте, пойдемте, все в Учительской, и директор там, все вас ждут, – сказал он, наконец, с сожалением моргая глазами, и направился к Учительской. Я даже как-то растерялся. Что за овод? Я не уяснил себе до конца смысл его фразы, но ничего, подумаешь, если я не понял его мыслей, ведь в нем все хорошо натренировано, кроме мозгов. Я сунул руки в карманы и последовал за ним. Как говорится: впереди шагает пастырь, я же следую за ним.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: