Другая сказка

– Молодец, Гита, – обратилась Дея к подруге после того, как утихли хлопки и похвала со стороны девушек. – Тебе удалось переключить всеобщее внимание на себя. Понравилось тебе быть в центре внимания? Понравилось, когда смотрят с восхищением?

Все присутствующие неловко потупили взгляд, а Анна даже выронила вышивание.

– Что ты, Дея… Я ведь просто хотела…

– Я прекрасно поняла, что ты хотела, Гита. Только ты иногда забываешь, что такой, как ты, лучше не привлекать внимание к себе. Ты не подумала о том, что каждый прохожий посмотрел в нашу сторону и увидел тебя? А ведь ты здесь не одна, Гита! Я не намерена смотреть на то, как люди смотрят в мою сторону с отвращением, слышишь меня? Так что, будь добра, в следующий раз сиди и помалкивай!

Гита побледнела от слов подруги и встала, не выдержав такого напора.

– Знаешь, Дея, я долго терпела твои плевки в мою сторону и твои слова про мою внешность, но это всегда оставалось в узком кругу, когда мы были втроем! А сейчас ты облила меня грязью при всех девушках, но не заметила, как сама запятналась от своих слов. Ты ужасная, ты со своей любовью совсем распоясалась!

Мирослава встала, поддерживая трясущуюся от перенапряжения Гиту, за что была награждена презрительным взглядом Деи.

– Ой, гляньте, девоньки! Эта убогая решила обзавестись себе подобной!

Мирослава не смогла удержать гнев после того, как Дея сдалась и заплакала. В груди что-то словно зашевелилось, просилось наружу, ощущение тошноты подступило настолько неожиданно, что Мира на мгновение растерялась. Какая-то неведомая сила пыталась выйти через горло, щекотало сердце, жгло желудок. Это была злость, и Мира выпустила ее, выбросив руки перед собой.

Словно порывом ветра Дею отбросило со скамейки на землю, при этом, не задев рядом сидевших девушек. Не колыхнулись даже их волосы, когда Мира с разъяренным взглядом направилась в сторону Деи. Девушка даже не понимала, что конкретно хочет сделать, когда подойдет ближе, но она продолжала идти, пока Дея не соскочила с земли, схватившись за руку и не закричала:

– Ведьма! Все видели это?! Она едва не убила меня! – Дея взяла камень, замахнувшись на Миру, но та не подумала останавливаться. Все девушки испуганно прижали руки ко рту и сердцу, наблюдая, как Дея с испуганным взглядом замахивается на Мирославу, которая всегда была тихой и мирной, а сейчас стала словно буря.

– Еще шаг, и я брошу этот камень в твою голову! – закричала Дея, но ее руку, которая уже почти бросила камень, перехватили. – Ах! А ну, отпусти! – развернувшись крикнула она, но застыла, увидев перед собой Владимира.

– Отпусти камень, – твердо произнес он.

Дея обомлела от того, как близко его лицо было к ее лицу. Она ощутила его дыхание, его запах, от чего голова в одно мгновение закружилась.

– Она меня… Ты видел, как она меня? – мямлила девушка, не в силах собрать слова в одно предложение.

– Я видел и слышал, как ты оскорбила Мирославу и Гиту. Причем зря. Я слушал ее пение и стал свидетелем вашей ссоры. Ты не права, так что придется подмять свою гордость и извиниться перед своей подругой и Мирой.

– Но она же…

– Я жду! – Владимир сжал руку Деи крепче, от чего та выронила тяжелый камень от боли.

– Хорошо, – процедила она, отведя глаза.

Все это время Мирослава приходила в себя, с глаз спадала белая пелена гнева, уступая место неловкости и стыду за свое поведение. Она отошла к Гите и обняла ее, погладив по спине.

– Все хорошо, не бери ее слова в голову. Хочешь уйти?

Гита от слез не могла рассмотреть тропы, ведущей к выходу со двора, поэтому Мира пошла ее провожать. Когда они уже были у выхода, в спину им прилетели слова Деи:

– Простите меня, Гита и Мира. Мне жаль.

Девушки ничего не ответили и даже не обернулись на брюнетку, стоявшую среди остальных девушек, которые смотрели вслед уходящим.

Солнце склонялось к деревьям, Мирослава должна была уже вернуться домой, но она решила, что лучше проводить Гиту, а потом пойти к матушке и объяснить ей свое опоздание. Она поймет Миру, ведь девушка совершает благое дело, за которое мать ее похвалит. Марья всегда старалась привить дочери любовь к людям, жить по правде и справедливости, защищать слабых, не осуждать озлобленных, и Мира впитала это еще с детства, хоть и доставалось ей от сверстниц за то, что девочка вставала на сторону слабого.

Гита смотрела перед собой, молча вытирая нескончаемый поток слез. Она искренне не понимала, чем смогла так рассердить свою подругу? Что она плохого сделала? Всего лишь спела, а реакция со стороны близкой оказалась совсем не той, какой ждала Гита. Точнее, она совсем ничего не ждала, ведь на все успехи Гиты Дея реагировала ухмылкой, усмешкой, а иногда и вовсе не обращала внимания. Иногда Гита чувствовала себя невидимкой, потому что никто не хотел замечать хороших сторон неказистой девушки. Никто не видел, как она красиво может вырезать фигурки из дерева, никто не слышал ее пения вечерами дома под окном, где она часто проводит время одна, пока все девушки на реке. Никто не хотел замечать ее рвения к знаниям, к стремлению познать что-то новое. В такие моменты быть невидимкой отлично подходило ей, но Гита часто ощущала, как все обращают внимание на ее внешность, особенно днем, когда она ходит за водой на центральный колодец. Взрослые забывали говорить своим малолетним детям, что показывать пальцем и кричать на всю улицу: «Маменька, папенька, гляньте, какая страшная тетя!» нехорошо. Гите хотелось уйти под землю от того, как все жители деревни вмиг поворачивались и смотрели на нее, словно никогда не видели ее родинок и горба. Они стояли и шептались, но шепот их был громче крика для бедняжки, которая со слезами на глазах набирала воду в ведра. Именно в такие моменты Гита мечтала стать невидимой для всех этих людей с красивой внешностью, но уродливой душой.

– У тебя матушка дома? – вырвав из раздумий заплаканную девушку, спросила Мира вполголоса.

– Должна быть, – прохрипела Гита. – Хорошо, что ты увела меня, только теперь не отмоешься от грязи, что будет лить Дея каждый день.

Мира отмахнулась, нахмурив брови. Уж чего ей не было страшиться, так это насмешек со стороны напыщенной девушки.

– Не думай обо мне. Подумай о том, нужно ли тебе присутствие Деи в твоей жизни? Не тянет ли она тебя в пропасть? Взгляни, она же тебя нисколько не уважает.

– Тебе не понять. Я не могу просто так взять и отказаться от дружбы с Деей и Анной, потому что, кроме них, у меня никого нет. А ненужной я быть не хочу, потому что и так испытываю это ужасное чувство одиночества.

Мира вздохнула, понимая, как глубоко проникли корни слова Деи.

– У тебя есть ты, помни об этом всегда. Ведь мне много чего говорили, я тоже не такая, как все они. Дея старалась внушить мне, что мои волосы ужасны, что мое тело несуразное, нескладное, что лицо мое в рыжих веснушках, но чем больше она это говорила, тем больше я смотрела в зеркало и видела обратное. Хоть первое время и было тяжело, потому что я верила в ее слова, потому что похожих на меня и правда не было. Мы с тобой сходны в этом, ты так не считаешь?

Гита от чего-то засмеялась, обратив взгляд на небо. Она смеялась звонко, но после ее смех перешел в слезы и надрывистые рыдания. Она будто сломалась, когда согнулась пополам, обхватив себя за колени.

– Неужели ты думаешь, Мира, что я сейчас приду домой, встану перед зеркалом, разденусь догола и буду восхищаться своим телом? Подойду ближе и буду рассматривать свои родинки, восхищаясь и благодаря Богов о том, что они одарили меня такими отметинами?

Мире стало больно от этих слов. Гита была права. Никто не сможет понять человека всецело, пока сам не переживет то же, что и он. Мирослава молча присела рядом, позволяя Гите высказать все, что наболело в ее душе, позволила выпустить весь негатив, освободиться, и, когда девушка успокоилась, выложив всю душу, Мирослава встала, протягивая ей руку, надеясь в душе, что Гита осознала, что люди, причиняющие такую боль, не заслуживают находиться рядом с ней.

– Легче?

Гита протянула руку, принимая помощь.

– Да, словно камень с души. Только, прошу, не говори никому о том, что я сегодня наговорила на эмоциях здесь, ладно? Пообещай мне!

Разочарованно выдохнув и покачав головой, Мира взглянула на девушку и дала обещание молчать о том, что произошло, и, попрощавшись, отправилась домой. Все мысли были заняты только лишь тем, что маленький мир, в котором была вынуждена жить Мира, наполнен злом, несправедливостью, ненавистью, с которыми невозможно справиться в одиночку. Только Мирослава понимала, что спасать этих людей ей не хотелось. Ее не признавали здесь за свою, но и чужой не считали.

На улице совсем стемнело. Мира вышла на дорогу, которая вела к развилке, где можно было сократить путь до дома. Ворота открылись, выпуская охотников, с первыми сумерками отправившихся в лес, в их числе был и Святослав. Вспомнив, что она давно должна быть дома, Мирослава спряталась за забором ближайшего строения и, дождавшись, пока ворота не закроются, вышла из тени забора на свет луны, которая уже поднялась на темно-синем небе, усыпанным мелкими звездочками. Они завораживали, притягивали, манили девушку, но необходимо было спешить. Матушка осталась дома совсем одна.

Подойдя к дому, Мира взглянула на небо, которое затянули черные тучи. Собирался дождь, вдали слышались раскаты грома. Дверь отворилась, и на крыльцо вышла мать Мирославы.

– Кто здесь? – испуганно прошептала женщина, держа в руках свечу.

– Матушка, я пришла. Прости, что так поздно, я провожала Гиту до дома, ей стало нехорошо, – тихо отозвалась Мира, пытаясь рассмотреть ступеньки на крыльце, ей мешал свет от свечи, который светил прямо в глаза. – Матушка отвори пошире двери, я совсем ничего не вижу.

Марья настороженно осмотрела двор и приоткрыла дверь, но что-то в душе подсказало ей осветить пламенем лицо дочери, и она это сделала. Мирослава зажмурилась и оступилась, неловко шагнув на ступеньку.

– Ах! Матушка, убери свет, я не могу подняться, – опершись о перила, попросила Мира, но Марья с ужасом в глазах толкнула дочь и закрыла дверь. Девушка от неожиданности не успела ухватиться и удержать равновесие, от чего кубарем скатилась на мокрую от начавшегося дождя траву. Небо осветила яркая вспышка, после чего послышались раскаты грома и сотрясающий землю гром. Мира встала с мокрой земли, поднялась по ступенькам и дернула ручку двери. Закрыто.

– Матушка! – закричала она отчаянно, но Марья закрыла уши в сенях у двери, нашептывая под нос:

– Пойдите прочь, нечестивые, пойдите прочь! Моя Мира, моя доченька, за что вы так ее? Неужели в облике ее явилось ко мне само зло? Нет. Я не стану слушать твои мольбы, это не моя дочь, нет, нет, нет, нет!

Мирослава не понимала, от чего матушка вдруг не стала впускать ее, от чего не открывает дверь. Ей было холодно от ливня и поднявшегося ветра, а крики ее со временем перешли в жалобный плачь, на который Марья не обращала внимания, сжимая в руке мешочек с травами.

– Скоро настанет день очищения, скоро настанет день, – повторяла женщина, покачиваясь из стороны в сторону. Она не моргала, устремив пустой взгляд на стену, где висели высушенные пучки трав. – Встанет солнце, день наступит, все пройдет.