Хроники Шветара. Душа трилистника

– Ах да! Чуть не забыл, дурень я эдакий, – спохватился мастер, звонко хлопнул себя по лбу и полез за пазуху. – Вот, держи, передашь это письмо аббатисе. Женщина она су…, суровая, одним словом. Держитесь с ней осторожно. Письмо от наместника, со всяким пространным и с просьбой приютить вас на некоторое время. Это даст вам защиту и авторитет. Но всё же держи ухо востро.

Я взял большой конверт с символом нантерского вицероя и с интересом повертел его в руках. Надо же, конверт из настоящей плотной бумаги. Большая редкость в здешних краях, где до сих пор зачастую используют пергамент, да и тем не злоупотребляют, уж слишком дорого выходит.

– А ещё Стефан обещал отправить гонца в монастырь, чтобы тот оповестил одну монахиню. Она вам поможет и побудет проводником, – продолжал учитель. – Вот с ней можете вести себя почти открыто. Она будет знать, кто вы. Только учитывай, пожалуйста, что общаться ты будешь с человеком здешних земель и обычаев.

– Хоть что-то, – улыбнулся я с облегчением.

Местных – не местных, обычаев – не обычаев, а всё свой человек.

– Не переживай, – мягко произнёс учитель, коснувшись моего плеча. – Я постараюсь не задерживаться. Восемь дней, и я заберу вас оттуда. А сейчас ложись, поспи ещё немного. На рассвете Стефан вас разбудит и опишет дорогу, расскажет про ту монахиню.

Я кивнул и спохватился, вспомнив про длину предстоящего пути:

– Если я правильно помню, то до того монастыря вёрст пятьдесят.

– Да, всё верно. Где-то чуть больше десяти вестарийских лиг[5 - Лига – мера длины в странах Европы, Южной и Северной Америки. В настоящее время практически не используется даже в Великобритании и США, будучи вытесненной более мелкой единицей измерения расстояний – милей. Изначально лига возникла ещё в Галлии, откуда была заимствована Римом, и вместе с римскими легионами разошлась по Европе. Эта лига была самой маленькой, составляя всего 2,3 км. В разных странах она долгое время имела разные значения. Но в итоге лигу стандартизировали и приравняли к трём милям. В связи с этим существовала сухопутная и морская лига, последняя была почти на целый километр больше. В настоящей книге автор взял за основу стандартизированную английскую сухопутную лигу, равную 4,82 км.] или полста наших вёрст, – согласился учитель. – На хороших лошадях вы бы преодолели этот путь за полдня. Но извини, лошадей мы уже не достанем. Так что придётся вам ножками, ножками идти.

Посмеиваясь, он изобразил пальцами идущего человечка.

Я шмыгнул носом, прикидывая, что на дорогу уйдёт дня два. Может оно и к лучшему. Потому что меньше времени придётся провести в самом монастыре. Правда вот топать пешком по местным дорогам такое расстояние – удовольствие сомнительное. Я бы лучше по лесу вдвое больше отмахал, чем по этому, с позволения сказать, тракту, где под ногами месиво из невесть чего после недавних дождей.

– Вам без лошадей удобнее будет, – продолжил наставник, не подозревая о моих мыслях. – Всё-таки в монашеских одеяниях верхом, мягко говоря, ездить неудобно. Да и не принято это у них. Главное, запомни, отныне в глазах людей ты патер. А, значит, лицо особое, авторитетное и старшее в вашей группе.

Учитель многозначительно подмигнул мне.

– Я запомню, – ответил я, вспоминая про свою непоседливую сестрёнку, которой что мой авторитет, что патерский – не захочет, не послушает.

– Вот и добро, – хлопнув меня по плечу, улыбнулся мастер, и добавил. – Тем более, что тебе ещё девочкам всё рассказывать поутру.

Представив себе эту картину во всех красках, мне захотелось спрятаться под кровать и занавеситься одеялом. А вот наставник просто-таки лучился довольством.

– Я не сомневался, что вы меня очень любите, учитель.

– А-то! – рассмеялся Арка. – Самую почётную работу тебе отдал!

Состроив благоговейное лицо, он встал со стула, молитвенно сложил перед собой руки и отвесил мне поясной поклон.

– Ладно, подслащу пилюлю, – сбросив притворную благоговейность, улыбнулся Учитель. – Вёрст сорок вы в дилижансе проедите, да не одни. Стефан с вами отправится. Но дилижанс другой дорогой поедет, так что на одной из остановок вы сойдёте. До самого монастыря придётся уже пешком вёрст десять топать. Но к вечеру должны поспеть. Ночевать уже в его стенах будете.

Новость про дилижанс и Стефана меня порадовала. И я вздохнул с облегчением.

– И за то благодарю.

– Добро, – мягко произнёс учитель, внимательно глядя на меня. – Ну а мне уже пора. Пойду я. А ты ложись, поспи. До рассвета ещё есть время. Всего тебе доброго, Сиян, и успехов.

Учитель потрепал меня по волосам и вышел из комнаты.

Настроение у меня было уже не таким мрачным, как в начале разговора. Вспыхнувшая тревога ослабла. Ещё пока, будем честными, есть. Но и спокойствие тоже есть. Не может не быть, потому что внутри каждого есть всё. Вот и оно…

Я перевёл внимание с дрожащего чувства тревожности на ощущение спокойной глубины, обволакивающей со всех сторон доброжелательной и приятной атмосферой. Улыбнувшись, я позволил этому ощущению расшириться до предела, выбирая и принимая именно его, как основу своей реальности. Новый день, и все дальнейшие события, я выбираю создавать для себя именно из этого ощущения.

Любое ощущение, любое качество, любое событие есть в каждом моменте внутри каждого из нас. Вопрос лишь в том, чего мы для себя выбираем. Арнаю учат осознавать этот выбор и управлять собственным вниманием. Не реальностью, а именно вниманием, потому что куда направлено внимание, то и становится реальностью. Таков закон Мироздания – реально только то, что наблюдается. Сосредотачиваешь внимание на тревоге – события начнут складываться так, чтобы подтвердить, обосновать твою тревогу. Сосредотачиваешься на спокойствии и уюте – сможешь получить и их. В здесь и сейчас доступно всё.

Я зевнул, лёг, натянул на себя одеяло и почти тут же уснул, зная, что новый день будет наполнен хорошими событиями и наверняка принесёт мне что-то интересное.

Глава 2

Утром меня разбудил Стефан, и мы с ним совместными усилиями втолковали свежие новости Дае и Злате. К перспективе отправиться в монастырь, они отнеслись спокойнее, чем я ожидал. Даже на миловидном личике сестрёнки промелькнула лишь лёгкая тень недовольства, когда ей сказали про роль послушницы. Но громов и молний не последовало, и это меня очень порадовало.

Позавтракав, принялись подбирать одежду и собирать небольшие походные мешки с минимумом личных вещей. Основную их часть решено было оставить в доме вицероя, но на всякий случай упаковать в чересседельные сумки.

Я покрутил в руках простую тёмно-коричневую сутану рядового фидеосианского патера. Сие творение больше напоминало свободное платье до пят с застёжкой на груди, и обладало на редкость неудобными рукавами, через чур уж длинными и широкими. В таких только ножи прятать или кистени. Накинув сутану, застегнул скрытые пуговицы и затянул на талии специальный пояс. Хоть до этого додумались. Иначе такой балахон вообще невозможно было бы носить, на ветру раздувало бы не хуже паруса. Хорошо ещё патерам никто не лез под саму сутану – поддевай что хочешь. А то у некоторых чинов и это регламентировалось.

Поправив складки, я взял со стола довольно увесистый бронзовый медальон, подбросил на ладони. Толстая круглая бляха вершка[6 - Вершок – старорусская мера длинны, активно использовавшаяся в мелких измерениях вплоть до перехода на метрическую систему. В отличии от других мер длинны, вершок со временем не менялся. Его приравнивали к верху перста, то есть к основной фаланге указательного пальца. В метрическом выражении он равен 4,445 см. В настоящей книге автор округляет вершок до 4,5 см.] полтора диаметром. С задней стороны виднеются грубо прочерченные в металле мелкие буковки, складывающиеся в какую-то молитву, а спереди, уже гораздо пристойнее отчеканен символ фидеосианской веры – круг, в который был вписан так называемый напрестольный крест, верхняя и боковые перекладины которого рисовались небольшими кругами, а вниз уходила ножка или опорный столб. Подбросив на ладони этот отличительный знак, я повесил медальон на шею, заправил шнурок под стоячий воротничок сутаны и шагнул к небольшому зеркалу. Оно давало мутноватое изображение, но всё же разглядеть себя было возможно во всех деталях.

Из зеркала на меня смотрел высокий и совсем молодой патер, на вид которому с трудом можно было дать лет семнадцать-восемнадцать. Ну не виноват я в том, что местные предпочитают стареть чуть ли ни сразу с пелёнок, а не взрослеть. Так что я тут выглядел лет на шесть-семь моложе своих двадцати четырёх. Да и понятия о возрасте у арнаю совсем другие… Крепкую фигуру, больше свойственную какому-нибудь оруженосцу, скрывало просторное одеяние. Лицо с тонкими, мягкими чертами здесь назвали бы породистым и, почему-то, аристократическим. Уж не знаю, с чего вдруг. Видел я их аристократов – рожи кирпича просят, на него же, кирпич, и походят. Впрочем, бывают и исключения, это я тоже видел. Нахмурив брови и сжав губы, я попытался придать своему лицу нарочито высокомерный вид. Попадались мне тут такие – только-только облачившиеся в сутану патеры. Получилось смешно, и я невольно улыбнулся. Ладно, будем действовать по обстоятельствам. Повертев головой, пригладил чуть волнистые, тёмно-русые волосы, успевшие отрасти после короткой стрижки. Свой любимый хвост пришлось отрезать ещё по прибытии. В Вестарии мужчины крайне редко носили такие причёски. Взлохматив чёлку, я поморщился. Вот чего точно не люблю, так это лезущие в глаза волосы. Взяв со столика бритву, которую здесь называли опасной, наверное нападает на кого-то, у меня в руке лежала смирно, аккуратно укоротил чёлку. Вот теперь хорошо. Взгляд встретился с жизнерадостными, чуточку иронически прищуренными карими глазами.

Многие люди, особенно вестарийцы, опасаются смотреть самому себе в глаза, дескать, можно затеряться в глубинах собственной души. Наверное. Не могу сказать наверняка. Но для творца такой опасности точно не существовало. Нас учат предельной честности с собой и пониманию собственных чувств, побуждений, реакций и мотивов поступков. Глубины своей души хорошо знакомы любому мало-мальски опытному арнаю.

Почесав гладкий подбородок, тут я был солидарен с местными порядками для патеров, поправил воротничок и потренировался в махании рукой…, прошу прощения, в навыке осенять себя или кого-то священным символом. И не надо так хихикать. Сами сперва попробуйте, а уже потом хи-хи.

Действие сие, скажу по секрету, мудрёнее лоцманских карт южных архипелагов, которые лежат чуть ниже ноостарийского континента. Островов там целая тьма, а маршруты, ну вот точь-в-точь как фидеосиане руками машут.

Начнём с того, что махать надо по-разному, смотря кого собираешься благодатью осенить, себя или кого-то другого. Если кого-то, то движешься справа на лево. А вот когда осеняешь знаком сам себя, то движешься уже наоборот – сперва от живота рисуешь большой круг слева направо, помещая в него туловище и голову, когда круг замыкается, рука идёт наверх до центра груди, откуда уже по тому же правилу рисуется круг перед левым плечом, затем перед правым и в конце кругом очерчивается лицо и верх груди, рука на миг замирает у сердца.

О как!

На мой взгляд, слишком замысловато. И я до сих пор делаю это медленно, всё ещё опасаясь запутаться в мудрёных пассах. Местные же машут руками с ловкостью профессиональных жонглёров, по-моему, вовсе не задумываясь, в какую сторону крутить вытянутыми вперёд пальцами.

Несколько раз повторив символ, то осеняя сам себя, то благословляя собственное отражение в зеркале, я удовлетворённо кивнул. Отошёл от зеркала, взял со стола небольшой холщёвый мешок, закинул на плечо и вышел из комнаты.

***

В десять утра из Нантера в сторону столицы отправлялся дилижанс[7 - Дилижанс – почтово-пассажирская карета, передвигающаяся по установленному маршруту с относительно высокой скоростью, до 120 км в сутки, благодаря частой смене лошадей на специально организованных подставах. Многие полагают дилижансы неотъемлемой частью средневековой Европы. Но это не так. Первые дилижансы появились только во второй половине XVII века, то есть уже в новом времени. Ввиду того, что настоящая книга является не историческим, а фэнтезийным романом, и на его страницах описывается не средневековая Европа, а вымышленная Вестария, автор счёл допустимым расхождения вроде дилижансов, печатных станков и так далее.]. Именно он нам и был нужен. В сопровождении Стефана мы дошли до площади, где стояло несколько больших карет, каждая из которых была запряжена шестёркой лошадей. Вицерой уверенно подошёл к одной из этих карет, переговорил с кучером. Тот, кланяясь перед высокопоставленным жрецом, распахнул дверцу дилижанса и опустил специальную подножку, приглашая устраиваться поудобнее. Как оказалось, проезд уже был оплачен, и дожидались только нас. Стоило Стефану осенить лебезящего кучера священным символом веры и благосклонно кивнуть, как дверца мгновенно закрылась, а сам кучер оббежал повозку, пинками подгоняя нерасторопных пассажиров из числа простолюдинов. Те и сами спешили забраться на крышу, где располагались дешёвые места. Не прошло и минуты, как дилижанс тронулся, набирая ход.

– Интересно, мы всю дорогу одни ехать будем или кто-то подсядет? – осматривая довольно скромное внутреннее убранство этой пассажирской кареты, поинтересовалась Злата.

Я покосился на потолок. Он был, как и стены, обтянут светло-бежевой тканью. На крыше сейчас тряслось человек пять, но внутри кроме нас никого не было. Мы с вицероем расположились на одном диване, а девочки устроились напротив. В салоне пустовало ещё два места. Формально. На деле же вшестером тут было бы откровенно тесновато.

Стефан ответил моей сестрёнке:

– По моему распоряжению, все места внутри дилижанса были выкуплены до самой столицы. Я решил, что так будет спокойнее и удобнее. Тем более, люди моего сана часто так делают, если не пользуются своей или наёмной каретой.

– А как же скромность? – ехидно спросила Злата, прищурив свои глаза, золотисто-карие с янтарным отливом.

Я не сдержался и хмыкнул. Малая в своём репертуаре – ехида та ещё. Но вицерой уже успел познакомиться со Златой и с её характером. Он обезоруживающе улыбнулся и развёл руками, всем своим видом демонстрируя – мол, грешны, а что же делать.

– Сутана на мне тоже не медяк стоит, а пара полновесных золотых, – совершенно спокойно заметил он, проводя пальцем по оранжевому одеянию из отличной ткани, затем демонстративно взвесил на ладони серебряный медальон на серебряной же цепочке. – Среди моих братьев много такого несоответствия, и отсутствие скромности – меньший из грехов.