Хосе Марти и Мануэль Сангили

Естественным было обращение к публицистике Хосе Марти и А. А. Тивиковой (А. А. Петровой) при разработке проблемы создания Кубинской Революционной партии в кандидатской диссертации, но опять-таки самой публицистике была отведена роль также прикладного характера[44 - Тивикова А. А. Создание Кубинской революционной партии (1890 – 1892 гг.). // Вестник Ленинградского университета. История. Язык. Литература. Вып. I. – Л. – 1973. – С. 144 – 148; Она же. Кубинская революционная партия: структура и основные направления деятельности в 1892 – 1895 гг. // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Вып. 3. – Л. – 1976. – С. 217 – 225; Петрова А. А. Кубинская революционная партия (1892 – 1898) и ее роль в развитии национально-освободительного движения на Кубе. Автореф. дис. канд. ист. наук. – Л. – 1976.].

Мировоззренческого характера интерес к публицистике Марти был проявлен в очерке О. С. Тернового, посвященном философским взглядам Марти[45 - Терновой О. С. Выдающийся кубинский мыслитель Хосе Марти (1853 – 1895). // Вопросы философии. – 1959. – № 2. – С. 129 – 136; Он же. Хосе Марти. – М.– 1966.].

Однако, в целом публицистика Марти, на мой взгляд, и в нашей отечественной историографии еще ждет своего объективного и непредвзятого исследования.

Что касается публицистики Мануэля Сангили, то ни на его родине, ни тем более в нашей стране она практически не изучена, а его мировоззрение и взгляды по актуальным проблемам национальной независимости и государственного суверенитета Кубы не получили должной научной оценки, хотя вскоре после его смерти на Кубе появился ряд работ, посвященных его жизни, личности, а также журналистской, публичной и государственной деятельности. Всем этим работам о Сангили присуща одна общая и весьма ценная для современного исследователя черта: скрупулезное фиксирование дат и событий неординарной жизни Сангили. Особо интересной представляется приводимая в этих работах хроника его революционной деятельности и публикаций его журналистских работ. Авторы приводят в виде приложений разнообразные документы из жизни публициста. Кроме того, историографы жизни Сангили – это люди, либо лично знавшие его, либо встречавшиеся с ним. Находясь под впечатлением этой обаятельной личности, каждый из них привнес в оценку личности Сангили много субъективного, что вполне естественно. Но это отнюдь не только не снижает ценности этих работ, а напротив, придает им задушевность, что дает возможность ощутить исходящий от «ауры» личности Сангили свет, понять источник его высочайшего в кубинском обществе авторитета при его жизни.

В год смерти Сангили увидела свет отдельным изданием речь президента Национальной Академии искусств и литературы Хосе Мануэля Карбонеля «Мануэль Сангили: командир, трибун и мыслитель»[46 - Carbonel J. M. Manuel Sanguily: adalid, tribuno y pensador. – La Habana. – 1925.]. Речь эта, произнесенная 20 ноября 1925 г., была посвящена памяти Сангили, в честь которого в Академии были открыты годичные (1925/1926) памятные чтения его имени. Основную идею этой речи определяет мысль о том, что жизнь и деятельность Сангили теснейшим образом связаны с самыми значительными событиями истории Кубы и ее народа, что он «вобрал в себя целую эпоху»[47 - Ibid. – Р. 5 – 55; Р. 55.]. В качестве приложения в книге приведены различные документы, так или иначе связанные с жизнью и деятельностью Сангили[48 - Ibid. – Р. 57 – 110.].

В 1926 г. была издана книга Хосе Антонио Родригеса Гарсиа «Мануэль Сангили»[49 - Rodriguez Garcia J. A. Manuel Sanguily. – La Habana. – 1926.]. Значительную часть работы составляют подробные комментарии автора к хронике жизни и деятельности Сангили, которая приводится с интересными подробностями и, вне сомнения, является ценным источником[50 - Ibid. – Р. 15 – 90.]. Но наибольший интерес в ней вызывает не допускающая компромиссов и каких-либо иных толкований «защита» автором личности Сангили от «нападок», как он считает, на него тех противников, которые обвиняют его в якобинстве, сравнивают с вождем якобинцев Максимилианом Робеспьером. По мнению Родригеса, эти «оппоненты» Сангили не поняли ни его, ни Робеспьера. Он утверждает, что эти две личности никак несопоставимы, а по своим личным качествам полярно несовместимы. Родригес Гарсиа пишет; «Робеспьер – коварный, скрытный, изворотливый, тогда как Сангили – открытый, исключительно искренний, выверенным путем идущий к своей цели. Робеспьер – завистливый, Сангили – поклонник-энтузиаст высоких ценностей, ему никогда не были присущи ни зависть, ни подлость. Робеспьер сделан из теста диктаторов, и к диктатуре он шел скрытно, злоумышленно, утопая в крови, Сангили – либерал, истинный либерал, ненавидящий тиранию всем своим существом. Он понимал, что народ, который не может помешать установлению тирании, становится униженным; он хотел видеть отечество заселенным не рабами, а гражданами; он признавал только отечество, созданное со всеми и для блага всех, с уважением к достоинству человека, как считал Марти… Сангили (в отличие от Робеспьера. – З. С.) никого не отправил на смерть, был убежденным противником диктатуры и считал диктатуру, лишенной какой-либо мотивации.»[51 - Ibid. – Р. 132 – 133, 140, 144.].

К 90-й годовщине со дня рождения Сангили известный кубинский журналист и дипломат, член Национальной Академии искусств и литературы Мигель Ангель Карбонель издал биографический очерк о Сангили, уделив значительное внимание его журналистской деятельности. Главным образом, журналу «Нojas Literarias». По мнению автора, этот журнал Сангили заложил основы интеллектуальной литературной критики на Кубе: аналитической, с высокими критериями оценки литературного произведения и содействующей совершенствованию писательского творчества[52 - Carbonel M. A. Sanguily. – La Habana. – 1938. – Р. 13, 33 – 37.].

В целом же основная часть этой книги посвящена, главным образом, рассказу об одной из самых драматичных страниц жизни Сангили: его мужественной борьбе на Ассамблее представителей революции (о ней речь впереди), за недопущение роспуска Освободительной армии, на чем настаивал Вашингтон[53 - Ibid. – Р. 46 – 75.].

Автору книги, который слушал выступление Сангили в двенадцатилетнем возрасте, он запомнился как «величественный апостол, магически владеющий аудиторией, с энергичным выражением лица, убедительными жестами». Автор считает, что Сангили «соединял в себе дар трибуна, писателя, политика, законодателя с безграничной любовью к Кубе. В этом был источник животворящей мощи, которую он всецело вложил в свою – во имя отечества – деятельность»[54 - Ibid. – Р. 96, 98.].

В 1948 г. общественность Кубы широко отметила 100-летие со дня рождения Сангили. Был издан ряд работ, посвященных его жизни и многогранной деятельности[55 - Justiz y del Valle T. de. Manuel Sanguily y Garritte. – La Habana. – 1948; Roig de Leuchsenring E. Defensa de Cuba: vida y obra de Manuel Sanguily // Sanguily M. Defensa de Cuba. – La Habana. – 1948. – P. I – LXXIII; Chacon y Calvo J. M. La vida de un fundador. Un aspecto de la critica literaria de don Manuel Sanguily. // Sanguily y Garritte. Discursos y conferencias. – La Habana. – 1949. – P.9 – 52; Roa R. Manuel Sanguily. // Retorno a la alborada. T. II. – La Habana. – 1964. – P. 64 – 65.].

Высокую оценку журналистской деятельности Сангили дал известный на Кубе литературовед, журналист и адвокат Хосе Мария Чакон-и-Кальво в предисловии к книге М. Сангили «Речи и выступления», изданной в 1949 г. В его литературоведческой статье «Взгляды Мануэля Сангили на литературную критику» исследуется вопрос о личной роли Сангили, как издателя и редактора, в установлении принципов развития литературной критики на страницах журнала «Hojas Literarias», издававшегося им менее двух лет, но сумевшего за это короткое время привить сотрудничавшим с журналом авторам ответственность за сказанное слово. Чакон- и-Кальво считает, что достичь этого удалось благодаря неукоснительному проведению в жизнь «трех существенных принципов, обязательных для каждого критика: 1. личная ответственность за критику; 2. соблюдение эстетических норм и принципов критики; 3. абсолютная недопустимость догматизма в разумной критике»[56 - Chacon y Calvo J. M. Un aspecto de la critica… Р. 28.].

Автор считает также, что сам Сангили, как блестяще образованный человек, ответственно относящийся к слову, был наделен даром литературного критика. Его литературоведческие эссе, считает он, были образцами литературной критики. И эту свою убежденность он хранит в себе более тридцати лет, с того момента, когда ему студенту-филологу, завершавшему свое образование в Гаванском университете, в 1915 г. довелось впервые в жизни присутствовать на лекции Сангили, посвященной певцу, как он пишет, Ниагары, Хосе М. Эредиа[57 - Ibid. – Р. 22, 23, 38 – 39, 44. Хосе Мария Эредиа и Эредиа (1803 – 1839) – классик кубинской поэзии, яркий представитель романтизма. Более подробно см.: Ларин Е. А. Жизнь, творчество и борьба Хосе Мария Эредиа. // Новая и новейшая история. – 1985. – № 3. – С. 122 – 133.].

В 1948 г. отдельным изданием вышла речь младшего современника Сангили Томаса де Хустис и дель Валье (1871 – 1959). Известный кубинский специалист по всемирной истории и один из основателей Академии истории Кубы (1910) в этой речи от 27 марта 1948 г. обратил особое внимание на значение журнала «Hojas Literarias.». Журнал, по его мнению, свидетельствует о совпадении идеалов Марти и Сангили по пропаганде идеи необходимости новой освободительной войны за независимость. Автор убежден, что главный замысел этого издания как раз и состоял в том, чтобы донести до кубинского общества идею необходимости новой революционной войны. Доказательство тому, по мнению автора, не только опубликованные на страницах журнала статьи, посвященные, в частности, Освободительной армии и ее главнокомандующему Максимо Гомесу, неизменному соратнику Марти в ходе подготовки этой революционной войны, но и хронологические рамки выхода в свет данного журнала в канун интенсивной деятельности Марти в этом направлении (март 1893 – начало 1895 гг.). Автор считает также, что контакты Сангили и Марти носили конспиративный характер. Это очень ценное наблюдение автора, которое может объяснить много недосказанного во взаимоотношениях и в деятельности обоих мамби[58 - Justis y del Valle T. de. Op cit. – Р. 28 – 33.].

Важным является также и то, что Хустис и дель Валье обратил внимание на такие вопиющие, с его точки зрения, факты, как, «задвинутость» на второй план Сангили в годы правления Томаса Эстрада Пальмы (1902 – 1906). Причиной такого отношения президента к сенатору, члену действующего конгресса могла быть только несовместимость их политических и гражданских позиций. Президента Кубы, ставленника США и проводника их аннексионистской политики не устраивал Сангили – защитник национальных интересов своей страны[59 - Ibid. – Р. 44.]. Хустис и дель Валье завершает свои размышления о Сангили образным сравнением его с гордой, высокого полета птицей и поэтической строкой: «пересек болото, не запачкав крыльев своих»[60 - Ibid. – Р. 59.].

В потоке опубликованных предисловий, вступительных слов и речей, посвященных Сангили в связи со столетием со дня рождения выделяется строгое по своей научной структуре и аналитической направленности эссе выдающегося кубинского историка Эмилио Роига де Леучсенринга. В своем эссе автор выделил четыре рубрики, позволяющие ему дать по структуре строгий и по содержанию развернутый анализ личности Сангили: Характер и личность; За свободную Кубу против испанского деспотизма; За экономическую независимость и политический суверенитет; Гражданин и политик. Все эти рубрики идут под девизом: «В защиту Кубы»[61 - Roig de Leuchsenring E. Defensa de Cuba: vida y obra de Manuel Sanguily. – Р. I, XXVII, XL. LXV.]. Среди наиболее актуальных проблем, которые, по мнению автора, волновали Сангили как мыслителя, революционного борца и государственного деятеля были:

* завоевание независимости и обеспечение справедливости в кубинском обществе. Страна должна осознать необходимость изменения политических условий своего существования;

* отношение к национально-революционной и освободительной войне как к необходимости и средству завоевания свободы и справедливости;

*. неправомерность и противозаконность вмешательства Соединенных Штатов в дела освободившейся от Испании собственными силами Кубы;

* защита политического суверенитета страны всеми доступными средствами и на всех уровнях;

* отделение католической церкви от государства;

* светский характер образования и широкий доступ народных масс к образованию. Это единственный магистральный путь к цивилизации;

* защита земельного богатства Кубы как фактора не только экономической независимости, но и политического суверенитета. Недопустима деятельность иностранных компаний;

* необходимость изгнания с государственных постов коррумпированных политических деятелей, заботящихся только о личном обогащении. Быть при деньгах и владеть титулами еще вовсе не означает придерживаться прогрессивных убеждений и занимать благосклонную позицию по отношению к своему народу, который должен получить широкий доступ к демократии;

* страна стоит на грани борьбы за социальную справедливость. «Если ХVIII век был веком революции, ХIХ – веком формирования наций, то ХХ век станет веком социализма»;

* задача правительства состоит в том, чтобы быть образцом гарантии демократических институтов и верности Конституции и Закону[62 - Ibid. – Р. I – LXXIII.].

Столь подробное, хотя и в тезисном виде, изложение взглядов Сангили, автор обосновывает словами: «наш народ знает очень мало о деятельности Сангили по защите интересов народа»[63 - Ibid. – Р. LXIX.].

В нашей отечественной историографии определенный интерес к личности Сангили был проявлен в связи со 150-летием со дня его рождения такими научными журналами, как «Латинская Америка» и «Вопросы истории». Опубликованные на их страницах мои статьи[64 - Чернявский Б. Б. Он был образцом гражданина… // Латинская Америка. 1999. – № 1. – С. 72 – 84; Он же. Мануэль Сангили и Гаррите. // Вопросы истории. – 2000. – № 6. – 142 – 149.] в какой-то мере являются попыткой компенсировать образовавшийся существенный пробел, трудно поддающийся объяснению, если учесть, что в изучении кубинской проблематики, в нашей стране после победы Кубинской революции наступил поистине исследовательский бум[65 - См.: Соколова З. Куба в русских и советских исследованиях. // Российско-кубинские и советско-кубинские связи XVIII – ХХ веков. – М. – 1975. – С. 314 – 350. Она же. Новейшие советские исследования кубинской революции. // Советско-кубинские отношения. 1917 – 1977. – М. – 1980. – С. 228 – 260; Историография Кубы (ХVI – ХХ). // Очерки истории Кубы. – М. – 1978. – С. 502 – 546.].

Справедливости ради необходимо отметить, что упоминание о Сангили-сенаторе и его антиимпериалистических выступлениях в сенате в «защиту республики» содержится в обстоятельной монографии известного советского ученого, историка Л. Ю. Слезкина «История Кубинской республики», изданной почти тридцать лет назад[66 - Слезкин Л. Ю. История Кубинской республики. – М. – 1966. – С. 62 – 64, 113 – 114.].

Цель настоящей работы состоит в том, чтобы попытаться рассмотреть демократические основы публицистики Сангили и Марти в созданной ими концепции национальной независимости и государственного суверенитета Кубы и показать, что на неосуществимость этих концепций при жизни их авторов решающее влияние оказали факторы насильственного и исключительно внешнего порядка – агрессия Соединенных Штатов, аннексионистские планы и геополитика которых основывались на недопущении образования независимого, суверенного кубинского государства.

То обстоятельство, что в настоящей работе взглядам Сангили уделяется значительно большее внимание, чем взглядам Марти, является сознательным выбором автора, обусловленным, по крайней мере, тремя соображениями. Во-первых, недостаточной изученностью творческого наследия Сангили в сравнении с Марти. Во-вторых. необходимостью более подробного изложения «либеральных» взглядов Сангили для более зримого раскрытия принципиальной новизны концепции Марти как выразителя революционно-демократических идей нового поколения освободительного движения, поднявшего на более высокий уровень развитие идеи национальной независимости и государственного суверенитета как противостояния не только колониализму, но и неоколониализму, исходившему от Соединенных Штатов. В-третьих, благоприятной научной возможностью рассмотреть такое существенное своеобразие публицистики Марти, как ее методологическая значимость для раскрытия наиболее сильных сторон публицистики и политических позиций Сангили, идейного потенциала его взглядов с их нацеленностью на саморазвитие посредством идейно-политического обогащения в принципиально иных исторических условиях, то есть на стадии, когда актуальность обрела не столько антиколониальная концепция Сангили, сколько антиимпериалистическая, точнее, антинеоколониальная концепция Марти. Это, как показал опыт изучения публицистического творчества Сангили и Марти, стало возможным лишь при рассмотрении их работ в общем контексте анализируемых ими проблем национальной независимости и государственного суверенитета. Этот подход, как мне представляется, дает возможность рассмотреть не только взгляды каждого из публицистов, но и взаимосвязанность и обусловленность их поступательной смены по мере изменения исторических условий.

На Сангили, пережившего Марти на тридцать лет, выпала участь убедиться в том, что кубинское общество на том этапе не располагало достаточными силами, необходимыми для реализации антиимпериалистической концепции независимости Марти. Но эти тридцать лет без Марти были годами упорной борьбы за претворение в жизнь антиимпериалистических идей его учениками и соратниками, в числе которых был, конечно, и Сангили. Его государственная и публицистическая деятельность в эти годы свидетельствовала о последовательности и твердости его позиций по защите суверенных интересов государства даже в условиях псевдореспублики. Характеризуя особенность данной идеологической ситуации в жизни и исторической судьбе Сангили, необходимо констатировать факт влияния на его взгляды идей Марти. Но речь в данном случае идет не о простом восприятии политических идей и взглядов Марти, а о последовательном и целенаправленном стремлении Сангили «соответствовать» антиимпериалистическим идеям в собственной деятельности на государственных постах, которые были ему уготованы волей Судьбы.

Глава вторая. Идейная борьба накануне десятилетней войны (1868 – 1878).

Периодическая печать Кубы после выхода в свет первой в стране газеты с одноименным названием «Gazeta» (случилось это в мае 1764 г.), а вслед за ней в том же году и газеты El «Pensador» («Мыслитель») стала важнейшим компонентом общественно-политической жизни острова, и к моменту начала первой революционной войны успела под влиянием политических факторов пережить определенную эволюцию. Однако, надо при этом подчеркнуть, что в кубинской историографии периодической печати страны отсчет истории журналистики ведется не с момента издания этих газет, а с 24 октября 1790 г. когда была выпущена в свет первая регулярная газета «Papel periodico » («Папель периодико»). Одним из издателей и редакторов этой газеты был известный кубинский ученый, врач по профессии и один из выдающихся деятелей кубинской культуры Томас Ромай (1764 – 1849). Эта газета всячески избегала освещения на своих страницах вопросов, связанных с социально-политическими проблемами страны и ее колониальным положением. Находилась она в ведении организации под названием «Патриотическое общество», которое стремилось привлечь в свои ряды, а заодно и к сотрудничеству с газетой наиболее просвещенных людей. Свою основную цель это общество видело в борьбе с помощью газеты с господствовавшей в тот период в науке схоластикой и в пропаганде научных знаний. Заинтересованность в пропаганде достижений науки, особенно в области охраны здоровья, была обусловлена необходимостью борьбы, как о том писала газета, со знахарством, получившим в тот период на Кубе очень широкое распространение и наносившим огромный вред здоровью населения. «Патриотическое общество» всячески стремилось пополнить свою казну, привлечь внимание к себе, а заодно и к опекаемой им газете, чтобы увеличить ее тираж, придать ей популярность и максимально оградить газету от вмешательства в ее дела колониальных властей. Однако, чрезмерная бдительность этого патронирующего газету общества все реже соответствовала целям сотрудников газеты и не всегда оказывала благотворное влияние. Но общество было ее юридическим собственником и фактическим владельцем, старалось не упустить ни единого случая, чтобы продемонстрировать безграничность своих прав, часто злоупотребляя этими правами и нанося интересам газеты непоправимый ущерб.

Членам этого общества принадлежала идея популяризации всяких местных знаменитостей посредством внедрения в повседневную практику газеты публикацию их речей, выступлений, а также разного рода их экзерсисов на ниве философского и особенно поэтического творчества. Речи и выступления всякого рода высокопоставленных лиц публиковались по самому неожиданному, нередко скандальному поводу. Обращения через газету друг к другу, подчас сугубо личного характера, нередко были шокирующими. Для всякого рода поздравлений была выделена на полосах газеты специальная рубрика. Естественно, практика такого рода «сотрудничества» с газетой была доступна лишь местной аристократии и она широко использовала предоставляемые ей возможности поупражняться в красноречии. Но на страницы газеты имели широкий доступ и ученые, чаще – научная элита, заинтересованная в публичном выяснении отношений со своими оппонентами, популяризируя не столько плоды своих научных изысканий, сколько свой особый статус на лестнице социальной иерархии. Нередко по этой причине газета попадала в пикантные ситуации, но продолжала сосуществовать без особых проблем с колониальными властями, хотя католические священники, присланные из Испании на предмет «цензуры», не раз ставили под вопрос правомерность занимаемых газетой позиций и вообще оправданность ее существования.

Интересная характеристика и тому времени, и самой газете была дана в несколько более позднее время Мануэлем Сангили, выступившим в данном случае как один из первых историографов периодической печати Кубы. Он писал, что «в эти трудные времена поражаешься обилию людей, известных своим красноречием, а они, несомненно, были у столь неграмотного и столь далекого от мировой культуры народа, как кубинский, среди осужденных на варварство негров и огромной бюрократии, приобретавшей себе книги в Испании и приносившей обычно на эту землю лишь безграничную ненасытность и алчность, Колония, таким образом, представляла собой нечто вроде торговой фактории»[67 - Sanguily M. Los oradores de Cuba. Obras de Manuel Sanguily. Т. III. – Habana – 1886. – Р. 20. – Цит. по: Лопес Санчес Х. Ромай и развитие кубинской культуры. – М. – 1967. – С. 35.]. При более внимательном чтении этой достаточно деликатной оценки ситуации в периодической печати можно все же заметить пробивающуюся из-под толщи газетных материалов их своеобразие.

Важнейшим событием в истории периодической печати Кубы стало появление в 1841 г. еще одной газеты с характерным названием: «Faro industrial de la Нabana» («Индустриальный маяк Гаваны»). О себе, правда не сразу, а год спустя (№ 1 за 1842 г.), она сообщала, что является «газетой политических, торговых, экономических и литературных вестей»[68 - Faro Industrial de la Habana. // Diccionario de la literatura cubana. T. I. – La Habana. – 1980. – P. 325.]. Характерно, что эта корректировка ориентации была сделана по мере роста ее популярности среди определенного круга ее читателей. Формировалась же эта популярность на несколько иной и, как оказалось, более актуальной для жизни кубинского общества основе – освещении газетой проблем в защиту экономики острова. «Индустриальный маяк Гаваны» по праву выбранного им направления стремился сфокусировать внимание своих читателей на проблемах развития торговых отношений острова, и его экономических перспектив. Констатируя колониальный характер экономики, подчеркивая ее отсталость, газета предпринимала попытки дать на своих страницах объяснение этому явлению. На ее полосах все чаще появлялись достаточно острые материалы в виде высказываний, нередко довольно резких, в адрес Испании со стороны отдельных лиц.

Большую популярность завоевала газета своими публикациями статистических данных и фактов по ущемлению интересов колонии со стороны испанской метрополии. Не всегда последовательно и четко, но все же с достаточной определенностью газета поднимала вопросы, связанные с разницей в экономическом положении колонии и метрополии, с пагубностью для Кубы последствий ее зависимости от Испании.

Такая направленность издания, разумеется, не могла быть одобрена колониальной бюрократией, и она сделала все, чтобы добиться запрета газеты, побуждающей своих читателей к размышлениям над политикой, которую проводила в отношении Кубы мадридская метрополия. В 1851 г. издание газеты сначала было приостановлено. Так, испанская цензура задержала выпуск последнего (№ 165) номера газеты, датированного 29 июня 1851 г. до 31 августа того же года[69 - Ibidem.]. А вскоре выпуск газеты был вообще запрещен. Но газета успела сыграть свою роль в общественно-политической жизни кубинского общества. Высокая оценка этой роли и ее влияния на развитие периодической печати в стране содержится в статье публициста Хосе М. Лабраньи, написанной для популярной иллюстрированной энциклопедии по истории кубинской прессы «Cuba en la mano». Давая характеристику этой газете, в статье «Пресса на Кубе» («La prensa en Cuba») в 1940 г. Лабранья писал: «Можно сказать, что она была первой защитницей коренных интересов Кубы и потому была упразднена властями»[70 - Labrana J. M. La prensa en Cuba. // Cuba en la mano. – La Habana. – 1940. – P. 664. Цит. по: Diccionario de la literatura…Т. – P. 325.]. Здесь еще нет речи о защите национальных интересов, говорится только о коренных интересах. Но через умение видеть коренные интересы журналистика Кубы делала шаг в сторону вычленения интересов Кубы из общих с метрополией интересов.

Для периодической печати Кубы закрытие «Индустриального маяка» было тревожным симптомом. Но в то же время сам факт преследования газеты был свидетельством того, что периодическая печать, точнее, отдельные издания начинают играть в жизни общества куда более важную роль, чем ту, которую ей отвели колониальные власти. От изданий исходит политическая опасность, что свидетельствует о переходе периодической печати к качественно новому состоянию. Отличительной чертой становится ее превращение в арену идейной и идеологической борьбы. Вместе с тем надо отметить, что четкая постановка вопроса о завоевании независимости в этой идеологической борьбе на том этапе все еще отсутствовала. Обусловлено это определенными предпосылками. Дело в том, что в обществе, особенно среди привилегированных креолов, успела сформироваться достаточно влиятельная прослойка, в экономические интересы которой не входило завоевание независимости от метрополии. Она готова была ограничить свои политические интересы лишь требованием предоставления Кубе автономии, а отнюдь не независимости. И в своих действиях она согласна была лишь на ведение переговоров с Испанией, а вовсе не на решительную борьбу.

Специфика этой ситуации нашла соответствующее отражение на страницах периодической печати. Сам этот факт также свидетельствовал об изменениях в состоянии печати и переменах в умонастроениях в обществе под ее влиянием. Наметился процесс некоторой радикализации одних изданий и усиления консерватизма в других. Более заметными стали и начинающееся обострение идеологической борьбы, и набиравший силу процесс размежевания внутри самих борющихся сил. Эта ситуация вела к постепенному формированию программных требований и их обоснованию в зависимости от политической ориентации тех или иных изданий. Так периодическая печать становится выразителем начавшегося в обществе размежевания по идейно-политическому принципу вокруг решения вопроса о государственном статусе Кубы.