– От верблюда, – и я мрачно захлопываю коробочку.
О, мой кулон! А я только привыкла к мысли о том, что он у меня есть, и даже прикинула, куда и с чем я смогу его носить…
***
– Тарик, дорогой. Могу я-таки тебе что-то нашептать, дружище?
– Слушаю тебя, Яша, шепчи, друг, прямо в трубку шепчи.
– Я-таки подумал, что тот наборчик с рубинами, который ты просил меня почистить, тебе очень пригодится для некой дамы, и я-таки его почистил после магазинной пыли. Ха! За такую стоимость он мог умереть в той витрине, если бы не твоя щедрость! Надеюсь, дама стоила твоего корыстного бескорыстия?
– Ближе к делу, Яша! Что такое?
– Я-таки уже приблизился, да ты перебил. В один из моих ломбардов поступил чудесный кулон с того рубинового набора.
– Врёшь!
– Новости врут! А Яков Малевич говорит то, что знает. Рубиновая капля в окружении алмазных брызг на золотой цепочке. Сдал молодой парень.
– Паспортные данные?
– Я-таки догадался записать, Тарик, и ты пиши, дружище. Анатолий Алексеевич Малинин…
***
Закрыв бутик, мы вышли в холл торгового центра и синхронно покачали спины, отерев ещё руками поясницы. Ах, какими мы трое были двадцать лет назад! Даже Ленуся была хороша, а уж мы с Викусей – просто фемины. Как же сложно входить в новый статус, в котором в принципе существуют затекшие поясницы.
– Девки, а давайте в кафе посидим? – вдруг предлагает Ленуся, – я выпивку оплачу.
Мы с Викусей тревожно переглядываемся. В нашей троице Ленуся вечно на отшибе, не сложилось у нас с ней такой душевной дружбы, как с Викусей. Да и такие предложения не в духе вечно прижимистой Ленки.
– Да не коситесь вы. Никакой подставы. Ну, просто, хреново мне. Блин, столько лет втроём тряпками торгуем! Можете вы хоть раз мои сопли выслушать?
Мы переглядываемся снова и киваем. Спускаемся вниз и переходим дорогу. Кофейня уже опустела, и мы занимаем столик в дальнем углу зала. Коньяк, кофе, мартини, сыр и оливки, безе с эклерами, фруктовая нарезочка, и мы, склонившись голова к голове, тихо шепчемся о своём, о женском.
– Хорошо вам, сучкам, у вас всё сложилось, – начинает Ленуся, – у Вики этот Генка твой малохольный, девчонки, свекровь с огородом, ты, блин, дура, в мать-одиночку играешь, а сама то на море, то на турбазы ездишь с кавалерами. А мне, представляете, не везёт. Ну, нет у меня изюма какого-то, как у вас. Меняю мужиков, а они все какие-то пресные попадаются, словно их с детства не досолили, не доложили в них перца. Вот и не прикипела ни к кому. И вот наконец попался один.
– Ну, хоть не два, – пытается шутить Викуся.
– Да двух таких я бы не выдержала, – вздыхает Ленуся, – понимаете, мне уже тридцать девять, пора как-то устраиваться. Лёнчик скоро нас всех выгонит, наберёт молодых девок в бутик. А нам, старым кобылам, куда деваться?
– За себя базарь, – призываю я её к порядку, – особенно за кобыл.
– Ой, да ладно. Молодуха прямо! Короче, встретила я одинокого богатого мужика, и он, в принципе, открыт для брака. Ну, квартира там, машина, дом за городом с камином, ещё система автомоек и семья богатая, все на понтах.
– И в чём проблема? Жени его на себе, – сказала Викуся, втягивая в совершенный алый ротик зелёную оливку со дна бокала после выпитого мартини.
– А вот не знаю, – горестно вздохнула Ленуся, – стоит ли?
– Что не так? – коротко спрашиваю я.
– Понимаете, – вздыхает Ленуся, – он помешан на идеальности. Всё вокруг должно быть совершенным: идеально чистым, идеально белым, идеально красивым, идеально прожаренным, чёрт бы его побрал.
– Трудно соответствовать? – вздыхает Викуся со смешанными в равных долях злорадством и сочувствием.
– Да какое там соответствие, – махнула рукой Ленуся, замахивая полбокала коньяка, – я вкладываюсь в эти отношения, как банк в промышленную инвестицию, отдаю больше, чем могу. Я постоянно что-то решаю и организовываю, что-то придумываю, чтобы при наших встречах всё дышало романтикой, а сама выматываюсь так, что уже не могу этой долбанной романтикой насладиться!
– А как в постели?
Молодец, Викуся! Зрит в корень.
– Да хорошо, блин, в постели. Но я и в постели не могу уже расслабиться, всё думаю, как вовремя всё сделать. Скоро уже изображать начну, не смогу нормально расслабиться.
– О, господи! А может, накручиваешь?
– Ага! – огрызнулась Ленуся, – ездили на тех выходных в отель. Я поехала туда первой, сняла номер, приготовила свечи, лепестки роз, заказала ужин, музыку настроила, потом облизывала его всю ночь, ещё и расслабон в сауне устроила, с маслами всякими массажик, а он потом меня до дома подкинул и говорит у подъезда: «Всё было прекрасно, Леночка. Как всегда.» Дебил! Что он знает про мои «как всегда»? Как всегда я пашу, как лошадь! А пахать уже сил не осталось. Пожить хочется. А от всех этих приготовлений я устаю хуже, чем от вредных клиенток в бутике. Ей богу, девчонки. Я на нём, как на работе. Никакого кайфа.
Мы вздохнули.
– А ты как думала богатого мужика удержать? Это тоже работа. Это нечеловеческих усилий требует, если хочешь пожить по-человечески, – сказала я.
– А может пошлёшь? Ну, на кой такая каторга? – предлагает Викуся.
– Ага! Пошлёшь! Пошлёшь – потом не найдёшь! – стонет Ленуся.
Бе-едная! Нам с Викусей её почти жалко.
– А главное, девки, я всегда такие пресных и пресыщенных терпеть не могла, ну, таких вот, утончённых, а с этим же жить придётся, и себя от него прятать.
– А сможешь? Особенно годами? Себя прятать тоже работа, – говорю я.
– Да это-то у нас, у баб, в крови. Смогу. Тут весь вопрос в цене вопроса.
– Отдашься или продашься? – уточнила Викуся.
– Проблема в том, что отдаваться хочу я, ему это словно фиолетово, пресному типу! А вот продаться, да, очень хочу, но ведь цена – все выходные, будни и праздники всей оставшейся жизни!
– Ну, говорят, что соль – белая смерть, – философски замечает Викуся.
– А недосол ведёт к кретинизму, – огрызнулась Ленуся.
Мы переглянулись и прыснули. Выпив ещё раз за женскую солидарность, посоветовали Ленусе не дурить. Я напомнила им про страшную тень госпенсии.
– Изюма в тебе нет, это точно, – сказала я, – зато есть фунт инжира с финиками. Такое не каждый оценит. Если он оценил, всё не так безнадёжно. И не ставь себя в это приниженное состояние. Веди себя так, как в рекламе. Подумаешь, богач какой! Ведь ты этого достойна! Пусть радуется, что такому пресному пентюху в галстуке такая знойная баба досталась. Учи его ценить тебя. За тебя!
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: