Последняя ночь моей убогой жизни
– Блин, Адель… – сказал я, избегая её взгляда.
– Пообещай, – серьёзно попросила она.
– Обещаю, – ответил я. – Слушай…
– Заткнись и режь уже, – обиженная Властительница отвела взгляд.
Признаться, я никогда никого не резал, поэтому мне было довольно непривычно делать это сейчас. Сморщив лицо и глубоко вздохнув, я трясущимися руками приблизил нож к её коже, но всё никак не решался. Затем я подумал, что нож стоило бы прополоснуть, но Адель выхватила его у меня из рук.
– Дай сюда, – сказав это, она медленно, словно знающий своё дело мастер, сделала неглубокий надрез у предплечья. Я быстро поднес склянку, и мы начали ждать, чтобы она наполнилась до чёрточки, обозначающей достаточное количество крови.
Вскоре София заметила, что её заключенные больше не рыпаются. Прождав несколько секунд, чтобы удостовериться, не обманывала ли нас Властительница, она перестала парить под потолком, её глаза пришли в норму и Софи медленно отпустила людей, которых обмотала в своих длиннющих рыжих локонах. Затем она тряхнула головой, её волосы снова стали обычной длины и приняли свой привычный вид – закрылись в косичку, спадающую ей на грудь.
Пока мы стояли с Адель в туалете и переживали этот крайне интимный, слегка неловкий момент, все люди, сидящие в пабе до битвы, окунулись в мир грёз. Даже оперная певица, обнимающая ногу Экзюпери, словно подушку, теперь спала без задних ног. Нагнувшись, он медленно снял её со своей ноги и мило уложил на пол.
– У меня тоже есть, – сказал я и показал Адель свою единственную заживающую рану на тыльной стороне руки.
Она грустно улыбнулась:
– Прости, что психанула.
– Ничего, ты была зла.
– Не знаю, что на меня нашло. Я вообще не злой человек… никогда не была. Такое впечатление… – она задумалась. – …будто желание ЛаФлёра изменило меня, сделало злой. Или может это я настоящая… не знаю…
– Не припомню, чтобы ты хоть когда-нибудь была зла. Это точно ЛаФлёр.
– Может и он, но я всё равно не должна была. Мне и муху прихлопнуть даётся с трудом, а у тебя течёт кровь, – она указала на ссадины на моих губах, бровях и кровоточащий нос.
– Скоро всё заживёт, – удостоверил её я. – А тебе стоило бы обратиться к специалисту. Так жить нельзя. Это может плохо кончиться.
Во мне говорила София, но несмотря на всё зло, что причинила нам и всем тем людям сегодня Адель, я понимал её и не хотел, чтобы она страдала.
– Не знаю… – ответила Адель, пока кровь капелька за капелькой медленно стекала в склянку. – Не уверена, что мне можно помочь. Я сумасшедшая.
– Хорошо она хоть признает проблему. Первый шаг, – закивал Хэнк и София окинула его мрачным взглядом.
– Все мы сумасшедшие. Главное найти грань между здоровым безумием и тем, что причиняет нам вред, – ответил ей я.
В ответ Адель лишь пожала плечами:
– Даже если со мной всё будет хорошо, я всё равно одна. У меня нет никого в этом жестоком мире, – саркастично драматизируя, улыбнулась Адель. – Думаешь, почему мне так хреново?
– Так измени свою жизнь. Сделай что-то, раз больше не можешь так жить.
– Я просто не знаю как. Мне сложно искать работу, а оставлять эту я боюсь, потому что не смогу платить за аренду и меня выселят, да и найди я что-то, не факт, что я буду получать больше… Чёрт… Эта нищета, общество, страна – всё, как трясина, из которой невозможно выбраться, – Адель склонила голову.
– Понимаю. Может, свалишь отсюда подальше, а? Используй способности.
– Не думаю, что смогу всё бросить… точнее, мне страшно покидать всё, что мне так знакомо. И это значит, что я больше никогда не увижу маму. Она иногда приходит ко мне, знаешь? Приносит еду и дает немого денег.
Я грустно улыбнулся.
– Это круто.
– Нет, не круто, – нахмурилась Адель. – Она трусиха, которая бросила дочь. А Натиг идиот, который постоянно несёт бред и даже не замечает, как сложно живётся его родной сестре.
– Что между вами произошло?
– Трудно сказать, – она пожала плечами. – Наверное… наверное, это я виновата. Я всегда ненавидела его за то, что он родился парнем и за то, что родители любят его больше. Мы как-то отдалились друг от друга после того, как я сбежала.
– Вам следует помириться. Мне кажется, ему не помешает твой скептический взгляд на жизнь, – улыбнулся я.
– Это точно, – улыбнулась в ответ Адель. – Мало осталось, – она указала на склянку, которая была наполнена почти до нужного места.
– Прости, что пришлось порезать, – сказал я, после чего взял несколько сухих салфеток и прижал к её руке.
– Мне не впервой, – настроение Адель, кажется, улучшилось. – Жаль только, что этот придурок искупал меня в моче, – она кивком указала на комнату, где находился Хэнк.
– И за это тоже прости.
– Отмоется. К тому же я заслужила, – она махнула рукой. – Что будешь делать дальше?
– Если честно, хотелось бы выпить, – ответил я.
– Я принесу. Вот чёрт… твои раны… они заживают, – удивилась Властительница и я действительно почувствовал, как боль от всех ударов и кровоточащих ран медленно утихала.
– Я же говорил.
– Да, но я не думала, что ты имел в виду это! – ошеломлённо проговорила девушка. – Ладно, выйди, пожалуйста. Я попытаюсь помыться. Воняет хуже, чем море на бульваре.
– Окей. У вас есть полотенца?
– Да, на кухне.
– Сейчас принесу.
– Найди мне ещё, если сможешь, другую одежду. В этой я ходить не смогу.
Закрыв за собой дверь туалета, я поискал на кухне полотенца, и, найдя их, попытался забрать у лежащих на полу людей некоторые элементы их нарядов, которые бы им не пригодились. Получилось черти что – я снял свитер с чувака, который был одет в него, рубашку и безрукавную майку под ней, будто на улице стояла морозная зима, стянул со второго джинсы, оставив на нём одни кальсоны, а с одного из креативных вампиров я забрал нечто вроде плаща.
Стоит также упомянуть, что хоть еврей Ари и был против, я всё же оставил в кармане каждого из всех этих людей по пятьдесят манат за моральный, физический и материальный ущерб. Кошелёк оставался всё таким же толстым, каким был до этого.
Затем я постучался в дверь туалета, она приоткрылась, и я положил в протянутую через щель руку Адель найденную одежду и полотенца, смотря в противоположную сторону. После я вернулся в комнату, поднял один из упавших столов и стульев, уселся и стал ждать. Ребята сели рядом, а Экзюпери вытащил из себя Натига, соединил два стола и уложил спящую красавицу на него, положив ему под голову что-то мягкое.
– Видимо, мы победили, – тоскливо сказал Дэмиан, присаживаясь за наш стол и стряхивая со своего халата пыль.
– Уж точно не благодаря тебе, – ответил я.
– Смешанные чувства, – отозвалась София. – Мы получили первое противоречие, но мне почему-то паршиво.
– Ничего, сейчас выпьем немного и всё снова станет терпимо, – сказал Хэнк, кладя руку ей на плечо. Она, к моему удивлению, положила свою руку на его.
– Что будете? – спросила Адель в своём новом прикиде, в котором она выглядела довольно чудно. – Кстати, не волнуйтесь о них, – она кивком указала на людей, спящих на полу. – Я сделала так, что они ничего не вспомнят.
– Отлично. Всем по бокалу пива, – попросил Хэнк. – И прости за мочу.
В ответ Адель скорее шутливо, чем злобно, послала его и ушла за стойку.
– А помылась ты из крана или шланга для мытья задниц? – крикнул ей вслед Хэнк, но его вопрос остался проигнорированным.
Через несколько минут Адель принесла каждому из нас по бокалу пива вместе с миской жареного сыра, после чего заявила, что попытается высушить волосы, чтобы не умереть от менингита и скоро присоединится к нам.
Ари был в восторге от халявы и не знаю, стоит ли даже говорить, но Хэнк ликовал ничуть не меньше из-за появившегося на столе алкоголя, в то время как недовольная София морщила лицо. У Дэмиана же был словесный понос:
– Ничего не меняется. Почти пол четвёртого и до восхода рукой подать, но вместо того, чтобы искать следующие противоречия и своих друзей, ты просто напиваешься. Мы даже не знаем в порядке ли они, а ты тут расселся, потому что считаешь, что раз нас слегка отдубасили, то ты имеешь полное право выпить и отдохнуть, ведь не дай бог ты хоть раз в жизни сделаешь что-то стоящее, бездушная ты скотина.
– Да-да, знаю. Я плохой, мне надо выпить крысиного яда. Спасибо, я уже слышал всё это раз сто, – ответил я, после чего он безразлично пожал плечами и выпил пива, увлечённо изучая потолок.
Следующим логическим шагом было понять суть второго противоречия и продолжить поиски неуловимого ЛаФлёра.
– Отличный план, – сказал Хэнк. – Обсудим его прямо…
Глава 13 – Не в психологах счастье
– …сейчас. Довольно удовлетворительно, не так ли?
– Почему ты… такой, Хэнк? – непонимающе поинтересовалась София, на что Хэнк, ухмыляясь, пожал плечами и моргнул в пустоту слева от себя, как Джим из «Офиса».
– Если каждый из нас пьёт по бокалу, не значит ли это, что пьянеть мы будем в четыре раза быстрее? – спросил я.
– Не знаю, – ответила София. – Может, вмешается наша ускоренная регенерация?
– Она действует не сразу…
– Вот и узнаем, – Хэнк выпил чуть ли не пол бокала за несколько глотков.
Из кухни вышла Адель, забрала у лежащего на полу пирата его бандану и, обвязывая ею всё ещё влажную копну волос, уселась за наш стол вместе со своим пивом.
– Так, а теперь расскажите, что к чёрту происходит, – потребовала она, сделав внушительный глоток.
– Прям всё? – поинтересовался Хэнк.
– Да.
– Окей, – он глубоко вдохнул, и пошло-поехало. – Если вкратце, то Малика забрало в другой мир сверхъестественное существо, являющееся то ли архангелом, то ли представителем дико продвинутой инопланетной расы. Затем этот чувак послал Малика найти некоего «опасного индивидуума», которого ты знаешь под именем ЛаФлёр и который, если теория об архангеле верна, является каким-то демоном или же самим Люцифером. Однако это существо – инопланетянин, ангел или кто он там, которого, кстати, зовут Дамбл Дор, сообщил, что несмотря на его мощь, ЛаФлёра всё же можно победить и сделать это должен именно Малик, потому что он что-то типа Нео. Но для этого ему нужно найти три противоречия: кровь блудливой девственницы, слёзы того, кто счастлив в своём несчастье и человека, которому ничего не нужно. После этого Дамбл Дор вернул нас обратно домой, разделив личность Малика на четыре части. Я – Хэнк, творческая, эмоциональная и безумная часть, София – логика, совесть и всё хорошее, Дэмиан – наша депрессия и сам Малик – мозг операции. Вопросы?
Адель сидела с приоткрытым ртом, пока дым из её сигареты медленно поднимался к потолку.
– Я… ничего не поняла.
– И не ты одна, – сказал Хэнк. – Так что? Где будем искать несчастливого счастливчика? – обратился он к нам.
– Погодите, что? – не унималась Адель.
– Не тормози. Постарайся ничего не упускать, иначе запутаешься и ни хрена не поймешь. Что тут сложного? Нас послали победить парня по имени ЛаФлёр, который устраивает в мире хрен знает что, – ответил ей Хэнк.
– Да, но ведь ты говорил, что ты брат Малика… – не понимала Властительница.
– Я соврал. А теперь жалею, что не продолжил лгать, потому что ты очевидно не догоняешь.
– Хорош, Хэнк, – упрекнула его Софи. – Послушай, Адель, мы все являемся частями личности Малика, поэтому мы так сильно и похожи на него. Это очень долгая и запутанная история, в которую сложно поверить и ещё труднее вникнуть. Просто дай нам поговорить. Это очень важно и если ты всё же поймешь, о чём речь и у тебя будут какие-либо идеи, то не стесняйся их озвучить.
– Хорошо?.. – вопросительно сказала Адель.
– Итак. Второе противоречие. Нам нужен мазохист, так? – София отпила пивка и закурила.
– Не думаю, что прям мазохист, но, по сути, некто близкий к этому, верно, – отчасти согласился с ней Хэнк. – Слёзы того, кто счастлив в своём несчастье… хмм… – он задумался и почесал бородатый подбородок. – Может, это типа баба, которая в дисфункциональных отношениях со своим парнем? Она счастлива, но при этом несчастна?
– Или парень, – добавила София.
– Конечно, ведь сейчас главное не ранить ничьи чувства, – он покачал головой.
– Скажи это Владиславу, хренов лицемер, – помрачнела София.
– Давайте без этого, – я попытался остановить надвигающийся спор. – Хэнк, ты у нас хорош в философской части дел. Придумай что-то помимо человека в дисфункциональных отношениях. Иди глубже. Что ты вообще понимаешь под фразой «счастливый в своём несчастье»?
Хэнк задумался.
– Я понимаю это так: человеку, о котором идёт речь, комфортно находиться в своей ситуации, даже если он в ней и несчастен. Может, речь идёт о нас? Всё-таки у нас жёсткая депрессия и мы периодически хотим покончить с собой, но при этом не предпринимаем абсолютно никаких усилий, чтобы выбраться из своего положения, – ответил он.
– Кажется, я читала что-то подобное у Ошо, – равнодушно сказала Адель, попивая пиво.
– Ты читала Ошо? – явно подкалывая, спросил Хэнк.
– А что в этом такого? – нахмурилась девушка.
– Просто не думал, что ты духовный человек.
– Хэнк, – позвала его София.
– Да?
– Заткнись. Адель, продолжай, – как и всегда поддерживающим тоном сказала София.
– Эээ, – Адель пыталась сформировать свои мысли. – Короче, человек же в принципе не может быть счастлив. Это чувство не постоянное, а мимолётное, поэтому нельзя воспринимать фразу «счастливый в своём несчастье» так, будто этот человек находится в вечном кайфе от того, что он несчастен.
– Так я же сказал практически то же самое! – Хэнк прозвучал как отличница, у которой украли славу за правильный ответ.
– Помолчи, – более мягко повторила София. – И как ты представляешь себе такого человека? Примерно. То есть, каким он должен быть? Из чего состоит его жизнь?
– Ой, не знаю… – Адель задумалась. – Наверное… хм… наверное, он должен полностью осознавать то, что он несчастен, постоянно жаловаться на свою ситуацию, но при этом бояться выйти из своей ситуации. Точнее… не то, чтобы он боялся, просто он настолько привык обвинять окружающий мир в своих проблемах, что уже даже не видит разницы между тем, что может изменить и тем, что не может, хотя по сути человек способен изменить очень даже многое, если он действительно этого захочет, – она сделала паузу. – Для него всё едино, а жизнь говно, с какой бы стороны он к ней ни подступался.
– Теперь я ещё сильнее уверен в том, что второе противоречие это мы, – обиженно сказал Хэнк, допив своё пиво. – Можно мне ещё одно?
– На, выпей мое, – София протянула ему свою кружку. – Вынуждена согласиться с Хэнком. Малик всю жизнь твердит, что всё дерьмо, но не делает ничего, чтобы хоть что-то изменить.
– Потому, что это бесполезно, – закатил глаза Дэмиан. – Сколько раз мне придётся повторять, что весь этот абсурд с психиатрами, духовным ростом и позитивным настроем – бред собачий?
– Твоего мнения никто не спрашивал, – разозлилась София.
– А стоило бы. Как-никак вы говорите обо мне.
– Это очень странно, – заметила Адель.
– Ещё как, – ответил ей Дэмиан. – Эти идиоты думают, что я обыкновенная болезнь и что меня можно просто вылечить как какую-то там простуду. Вы не мыслите достаточно глубоко.
– Ты и есть просто болезнь, Дэмиан. Не делай вид, будто ты нечто большее, чем обычный паразит, который присосался к нам из-за психологических травм, прошлых неудач, комплексов и всего остального добра, которым нас одарила жизнь, – София медленно поднимала тон своего голоса.
– Это не так, – упрямился Дэмиан, сохраняя полное спокойствие.
– Неужели?
– Голову даю на отсечение, – улыбнулся Дэмиан.
– Как же сильно мне хочется ударить тебя прямо в твою тупую унылую рожу, – взбесилась София.
– Ребята, ребята! Мы ведь не это собрались обсуждать, так что давайте вернёмся к тому, что действительно важно, – попытался разрулить ситуацию Хэнк, выпивший уже половину кружки, которую ему передала Софи. – Боже, София, если я играю роль голоса разума, то тебе нужно искать новую работу.
– Ты прав, – опомнилась рыжая. – Этот засранец просто умеет выводить меня из себя.
– Так вы считаете, что это я? – вмешался я.
– Я не уверена. Может быть. Не знаю, – София лихорадочно пыталась разгадать эту глупую загадку.
– Это не ты, Малик. И знаешь почему? – спросил Дэмиан.
– Скажешь сам или мне нужно догадаться до этого каким-то магическим образом?
– На самом деле ты не счастлив в своём несчастье, так как ты не несчастлив вообще. Язык сломать можно, – пошутил Дэмиан. – Дело в том, что ты попросту понимаешь, что всё бессмысленно и продолжаешь осознанно жить своей настоящей, но всё же бессмысленной жизнью, пока все остальные живут иллюзиями, обманывая себя и упорно твердя себе, что всё нормально.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я.
– Да то, что ты никогда больше не получишь удовольствия от выпивки или от общения со своими друзьями. Тебе просто не суждено снова быть счастливым, потому что счастье – это иллюзия. Куда уж там, ты даже не сможешь искренне ответить тем, кто спросит, как твои дела. Ты всегда будешь лгать, говорить, что всё нормально и ощущать себя полнейшим неудачником, ведь ты будешь знать, что врёшь и это будет угнетать тебя ещё больше, – холод его слов нагонял на меня неимоверную тоску, ведь я знал, что это мои собственные мысли, что это не инородный червь, поселившийся в моём разуме, а я сам.
– Малик. Ты ведь знаешь, что это временно, знаешь, что это пройдёт. Посмотри на этих людей, – София указала на лежащих на полу посетителей. – Им всем тоже бывает паршиво, у них тоже бывают неудачи, но многие преодолевают их или хотя бы пытаются. Не впадай в это состояние, не позволяй ему пудрить тебе мозги. Всё будет хорошо. Когда-нибудь всё обязательно будет хорошо, – утверждала София, пока сигарета тлела в её дрожащих от нервов руках. Она выглядела грустной, но улыбалась мне, пытаясь скрыть свою печаль за этой странной гримасой.
– Когда-нибудь. Когда-нибудь! Всегда это «когда-нибудь», – сказал я. – Почему не сейчас, не завтра или хотя бы не через месяц? Эта человеческая неопределённость, незнание того, что грядёт и грядёт ли что-то вообще убивают меня. Я, как дурак надеюсь на изменения, а в итоге остаюсь ни с чем. Сколько ещё я должен просыпаться с мыслью о том, что лучше бы никогда не рождался?
– Перестань! Изменения не приходят сами собой… – начала Софи, но я прервал её.
– Пожалуйста, не начинай с этими своими психологами, – раздражённо отмахнулся я.
– Ахахахахаха! Психологи! Ты прав, Малик, именно о них она и собиралась поговорить. Терапия, антидепрессанты и позитивный настрой! – Дэмиан снова рассмеялся. От ледяного смеха моей депрессии у меня по коже побежали мурашки.
– Ну и что, что в первый раз с психологом вышло… не очень хорошо? – смягчила София. – Тебе просто не повезло. Подумаешь! Мне кажется, я дала тебе достаточно времени, чтобы пережить это и тебе уже давно пора было начать искать нового, ведь как ещё ты собирался прогнать этого засранца из нашей головы? – спросила София.
– Не знаю, – вновь отмахнулся я, не желая мусолить эту тему.
– Обязательно невесть откуда должно было появиться божество, обещающее тебе справиться со всеми твоими проблемами за тебя?! – кричала на меня София. – Если бы не Дамбл Дор, мы бы всё так же сидели дома, ненавидели себя и смотрели сериал!
– Я не хотел снова проходить через это унижение! – крикнул я в ответ.
– Ребят, – смущённо прервала нас Адель. – Я, конечно, очень извиняюсь, что встреваю в ваш наружный монолог, но… – она выждала паузу, по очереди вглядываясь в наши лица. – …что случилось у психолога?
– Отличный вопрос, Адель, – улыбнулся Дэмиан, поворачиваясь к остальным. – Никому не прерывать меня, пока я буду рассказывать. А ты устраивайся поудобнее и позволь поведать тебе эту потрясающую историю.
* * *Вернёмся на три недели назад, в начало октября.
В один из тех прохладных осенних вечеров нам стало невыносимо одиноко. Больше, чем обычно. Дело в том, что Малик не мог поделиться гнетущей его проблемой ни с одним из своих друзей, ибо не хотел никого видеть из-за сильного желания забиться в угол квартиры, сидеть в темноте и слушать самую депрессивную музыку, которая у него только имелась. Однако без спиртного было не обойтись, поэтому он купил пол-литра самой паскудной водки, так как наш внутренний еврей Ари настоял на дешевизне, а также пару бутылок пива в магазине одного старого извращенца рядом с нашим домом.
Вернувшись, Малик воплотил свой план в жизнь и начал напиваться до потери пульса. Он делал это медленно, потому что ему нравилось быть пьяным, нравилось не мыслить здраво, убегать подальше от Софии, от меня, от всех нас далеко за пределы разума и быть только Хэнком.
Выдув две бутылки пива и примерно восемьдесят процентов водки, он, шатаясь, побрёл на кухню, чтобы вытащить из холодильника апельсиновый сок, однако в отражении окна он увидел себя – окосевшего, раскачивающегося молодого парня с кругами под глазами, щетиной и худым рахитическим телом. Он хотел чувствовать что-то, хотел знать, что жив, ведь тот, кого он увидел в том отражении, был давно почившим ходячим мертвецом. И тут его взгляд упал на нож на кухонном столе, и, не ведая что делает, Малик схватил его. София закричала, я, естественно, обрадовался, думая, что сейчас всё закончится, однако Малик не слышал нас. Мы были, так скажем, вне зоны действия сети, а Хэнку эта идея казалась хорошей.
Он не знал, что делал и зачем. Ему просто хотелось почувствовать хоть что-то. Уверен, Малик даже убил бы, лишь бы снова почувствовать себя живым! Положив руку на стол, он прицелился острием ножа в тыльную сторону правой руки, после чего поднял левую руку, в которой был нож и хрясь!
Чёрт побери, какое же прекрасное чувство – боль! Она расползалась по всей руке, словно электричество и Малик ощущал её. Он знал, что жив, знал, что всё ещё может чувствовать и у него началась эйфория, о которой тебе, Адель, известно даже больше, чем нам.
Малику, а точнее сказать Хэнку хотелось прыгать, танцевать и у этих двух появилась уверенность в том, что они могут летать, проходить сквозь стены и быть кем угодно. Они могли всё! Примерно минуть пять. Затем это чувство выветрилось, словно наркотик, оставив после себя лишь кровоточащую руку, усталость и тошноту. Допив водку, Малика вырвало, и вскоре он заснул.
Наступило утро, в котором нас ожидало нехилое похмелье. Бодун был такой, что Малику захотелось умереть даже больше, чем обычно. София, как и всегда, недовольно качала головой из стороны в сторону, Хэнк удовлетворенно молчал, а я скакал от радости, обзывая Малика идиотом и трусом, которому не удалось довести дело до конца. Он и сам знал, что идиот, ибо на руке он обнаружил внушительное отверстие диаметра пятидесятикопеечной монеты. Водка, которую он запивал пивом, тоже давала о себе знать – не самое приятное послевкусие, скажу я тебе.
Малик, а точнее София сильно злилась на себя. Ладно, скорее на меня, за то, что я надоумил Хэнка на столь опрометчивое пьянство и продырявленную ножом руку. София решила, что злится на нас в последний раз. Это было уже слишком для нашего неженки Малика, ведь в следующий раз он вполне мог бы перерезать себе вены и счёл, что у попытки самоубийства послевкусие будет похлеще, чем у водки с пивом.
Взяв телефон, он написал одной знакомой, у которой в каждой сфере было до фига своих знакомых и спросил о психологах. София была вне себя от счастья! Не удержавшись, наш сгусток морали и праведности сказал, что было бы, конечно, гораздо лучше, если бы Малик сделал это до инцидента с ножом, но почувствовав сильное раздражение Малика, Софи сменила тон и добавила, что разницы всё равно нет. Видишь ли, она наивно полагала, что пойди Малик к психологу, всё сразу же начнёт налаживаться.
Однако, получив номер, нерешительный Малик ещё долго не находил в себе нужной смелости и наконец, через пару часов откладывания этого дела на потом, он всё же нашёл в себе силы и позвонил. Психологом оказалась молодая девушка по имени Айтян и она показалась Софии милой и рассудительной, а её голос звучал мягко и успокаивающе. Айтян спросила Малика, на что он жалуется и после краткого описания ситуации они договорились о встрече на Хатаи через два дня.
Несмотря на то, что был октябрь, в день встречи было довольно жарко. На Малике была лишь одна майка, но он всё равно потел, как свинья, во-первых, из-за солнца, внезапно решившего, что лето ещё не закончилось, а во-вторых, из обыкновенного беспокойства. Видишь ли, ему абсолютно не хотелось встречаться с этой дамочкой, рассказывать о себе и о своих чувствах. Сойдя на станции «Хатаи», он посмотрел на соблазнительный вагон, который вскоре должен был поехать обратно.
«Сейчас же садись в него и езжай домой. Зачем тебе это? Терапия бессмысленна и бесполезна. Ты взрослый мужик, ты не должен делиться чувствами. Так поступают только бабы или слабаки» – сказал ему я.