Приказчик

– Ну их. Не наше дело. Мало ли у студентов фантазий… бывало это. Он же все с мужиками. Пускай. Что впутываться?

Сказал, однако, мельком Ефрему, после обедни:

– Слышно, дочку выдаешь за нашего барчука? Ефрем нахмурился:

– Рты-то бабам позашить бы. Раньше времени стрекочут, ничего не видя. Еще дело ли по нашему положению за барина выдавать?

– То-то и я думаю, – подхватил батюшка. – И слыхать, он в мужики хочет записаться. Не дело, не дело. Уж сказано, кто в каком звании призван…

– Не хватило, видно, мужиков-то, – вмешался презрительно молодой дьячок.

Ефрем еще более нахмурился, мрачно промолчал и ушел.

Он не дал еще никакого ответа Вадиму. И стал что-то крепко задумываться.

Анна Марковна через дьяконицу с трепетным сочувствием следила за историей, но к Вадиму приступиться не смела. Раз только сказала робко:

– Вадичка, я прямо негодую, такое всеобщее непонимание. Я уверена, это Ефрем! Брось ты Клеопатру, мало ли прекрасных девушек! Вот Танюшка Захарова – прекрасная! И сирота. А за тебя всякая пойдет!

Вадим посмотрел сумрачно и ничего не сказал. Хуже всего было то, что он не знал что сказать. Простая и ясная «идея» его вдруг, только что он к ней приступил, запуталась и затуманилась. Это было тяжело. Он уже не понимал, нужно ли ему жениться на крестьянской девушке и хочется ему во что бы то ни стало добыть красивую, статную, босоногую Клеопатру со смешливыми глазами.

Вадим был девственник. Это тоже входило в идею. Он хотел и начать жить там, где надо было жить, не уступая ни в чем здоровому деревенскому парню, который женится в 19 лет. А это что? Притаскивать из города свои разочарования. Нет, Вадим не такой. Недаром он столько думал один, недаром «там» все ему казались чужими.

Но Клепа! Отчего вдруг самая «идея» его как-то от него отдалилась, затерлась, и он думает о Клепе? И при чем тут Петрушка Лаптев? Самый противный из здешних парней. Гармонист, прибаутчик, при галстуке, – прожженный, очевидно. Цивилизация тоже. Что называется – тип.

Вадим молчал, молчала Анна Марковна. Клеопатра уже не проходила через комнату. Сегодня отец потребовал ее домой, и она не вернулась.

«Поругались, должно быть, – думает ядовито дьяконица, считая петли. – Эко дело затеяно, Господи! Ну уж, что там ни говори, – не иначе как оплела его эта девка. Господи, батюшка! Вчуже жалко!»

VI

Второй Спас – в Гусином Поле престол. Не очень это ловко, потому что пора такая, самая рабочая, однако ничего, привыкли; успевают и приготовиться, и погулять.

Вадим на село давно не ходил. Да и к Анне Марковне что-то не заглядывал. С утра отправляется далеко, иной раз верст за двадцать; в Даниловской пустыни был, в Заполье. Приходит вечером прямо к себе в дачку, пообедает, что из дома прислано, да и спать, хоть не спится.

Ушел с утра и в самый праздник. Хотел попозже вернуться, да не рассчитал. Солнышко еще не село, а он уже подходил к своей дачке, обогнув верхом село.

День был желтый, сухо-туманный, предосенний, дымком тянуло, и длинные золотые облака стояли над круглым закатным солнцем. Издали уж видно было, что село – праздничное. Пятна бабьих платков горели кучами, что-то все двигалось, шумело, острые ребячьи голоса кололи воздух. Песен еще не было слышно.

За поворотом Вадим увидел, что кто-то сидит у него на крылечке. Стало скучно и неприятно. Уж не гость ли какой из города?

Увидав Вадима, гость сошел с крылечка и пошел навстречу.

– Здрасте! Мое почтение! А я давно вас дожидаюсь. Прогуливались?

– Ах, да это ты, Илья Ефремов? – изумленно и весело сказал Вадим. – Когда ты приехал? Я тебя было не узнал…

Илья потряс Вадима за руку, самодовольно улыбнулся.

– Еще вчера прибыл. На самое короткое время. Нельзя же. Праздник. Родители это ценят. Надо уж.

После первой минуты удовольствия Вадиму стало не по себе. Зачем это Илья приехал? Вадим не видал его давно. Мальчишкой помнит, – раков летом вместе ловили; потом парнем взрослым. И после женитьбы видались, пока Илья в город не уехал.

Илья старше Вадима года на два. Коренастый, бородка подстрижена, в галстуке толстая булавка, пиджачок коротенький и соломенная шляпа. Глаза умные, хитрые, на Ефремовы похожи, только живее.

– Садись, Илья, гостем будешь. А не то в комнату пройдем. Прошли в комнату. Илья с любопытством оглядывал бревенчатые стены и полки с книгами.

– Угощать-то мне тебя нечем, – сказал Вадим.

– Покорно благодарим. Уж на селе угощались, угощались… Даже неудовольствие в желудке. А я смотрю – книг-то у вас – страх! Все университетские?

– Нет, разные… – неохотно проговорил Вадим. Скука его усилилась. Ясно, что Илья пришел недаром. И Вадиму захотелось кончить это, напролом пойти.

– Илья, тебе отец говорил, что я к твоей сестре сватался? Ты что скажешь?

Илья не ожидал такого быстрого подхода к делу. Однако не сморгнул.

– Как же-с… Говорили-с… Я, собственно, Вадим Иванович, по этому самому поводу и решился… Как мы с вами не малое число годов вместе встречались…

Вадим поморщился.

– Я тебя давно не видал.

– Нельзя-с… Служба… Место такое… А я в прошлом годе на Святках родителей навещал.

– Да. Ну, так что же тебе Ефрем говорил?

– Так вот-с, папаша мне объяснили, как могли, ваши соображения… Конечно, человек старого более или менее закала… Вполне понять многих личных проектов не могут, особенно если без размышлений. Я же, как вам знакомый и ко многому привыкший, я, так сказать, уловил ваши побуждения… Но оправдать их не могу, – закончил он неожиданно.

Вадим посмотрел на него дико.

– Чего оправдать не можешь? Ты говори прямо.

– Я совершенно прямо разговариваю. Мы ваше предложение, Вадим Иванович, сообща обдумали, Клепу допытали, и рассудил папаша, что это дело неподходящее.

Вадим молчал.

– По старым понятиям, с первого-то виду, оно, конечно, лестно, – продолжал Илья, поблескивая умными глазами. – Простая девка за барина, барин молодой, с деньгами… Оно как будто в глаза кидается. А на деле-то и не выходит. Клепа – девка умная, сразу смекнула. Чего там барыня! А быть ей, при вашем настроении к мужицкой жизни, мужичкой серой при барине на веки веков. Я вот из мужиков; в баре не лезу, а из мужицкого звания, однако, подняться желаю. И Клепино такое же рассуждение. А муж-то, барин, свое место покинувший, – уж он ее поверх не пустит. Уж он ее глубже заколачивать станет, чтобы свой каприз исполнить и через нее больше на мужика походить.

– Что ты болтаешь, Илья? Как тебе не стыдно? Ведь выйдет же Клеопатра за вашего деревенского парня. От своей жизни не уйдет же.

– Был у нас разговор… Уж покончили небось дело. Как стали Клеопатру струнить – она и говорит: лучше я за Петьку Лаптева пойду. Ну туда-сюда, оказывается – действительно. Давно уж он присматривался, не решался, да и она все не того, а как прослышал, – так живым манером, сватаюсь, говорит. Поедет теперь в город для окончательного определения, а после Покрова и свадьба.

– Ты бы… так и говорил сначала, – произнес Вадим. – Я… и другую найду.

Помолчал и прибавил постыдно, чуть не со слезами в голосе:

– Что ж этот Петька богат, что ли, подумаешь?