Виктимность

Глава 3. Неприкаянный ребенок

Лиза была хорошенькой маленькой девочкой, верящей в чудеса. Она была долгожданным ребенком в молодой семье и появилась на свет июньским утром девяносто пятого года в День Всех Святых. Беременность и роды восемнадцатилетней Лины проходили крайне тяжело – с шести месяцев она лежала на сохранении в отделении гинекологии одной из больниц провинциального города, поправилась почти на тридцать килограммов и еле передвигала пораженные отеками ноги.

С самого детства Лиза была очень креативной и артистичной: она делала своим белокурым Барби асимметричное каре, окрашивая кончики синтетических волос в неоново-розовый, разучивала танцы под песни латиноамериканской певицы Натальи Орейро и на каждом семейном празднике исполняла их.

За свое детство и юношество Лиза обучалась в двух школах, в каждой из которых ее не принял коллектив. Дети – самые жестокие создания на свете, и на собственном примере Лиза хорошо выучила этот урок. В частной гимназии, где она проучилась до середины последней четверти третьего класса, девочки за ее робость, любовь к чтению и за бедность, которая неожиданно настигла ее семью, когда отец с матерью попали в тяжелую аварию, а их компаньоны нагло кинули на деньги, постоянно «клевали» ее и устраивали подставы. То был страшное время для ее родных – Лиза жила у бабушки с дедушкой, старательно училась и помогала им по дому. Денег не хватало не только на оплату обучения, – попеременно в дневнике Лизы красными чернилами были выведены то «Отлично! Молодец!», то «Срочно оплатите двести пятьдесят рублей за месяц!» – но и на еду. Ее бабушка Зина, юркая блондинка пятидесяти лет с аристократичными чертами лица (блеск ленинградских корней) и пятым размером груди, открыла небольшую лавочку по продаже печений на местном рынке, а дед Сергей сколачивал гробы в торговом сообществе «Искра», находящемся в грязном подвальном помещении общежития. Это не приносило большого дохода – всей семьей они рыскали под плинтусами в поисках завалявшихся десятирублевых монет, и самыми яркими моментами того времени для Лизы стали заваренная лапша быстрого приготовления на ужин да вечерний кинопросмотр на старой видеодвойке, которую дедушка по вечерам привозил из здания отца, на которое за долги был наложен арест, а утром, перед отъездом в школу, увозил ее обратно, чтобы судебные приставы не смогли конфисковать, если бы нагрянули в квартиру днем. Так с самого детства Лиза поняла, что бедность – это не порок, и даже будучи без гроша в кармане, можно радоваться мелочам.

В один из таких дней бабушка сказала Лизе, корпящей над учебником:

– Лизуш, позвони-ка маме!

– Бабуль, но телефон ведь не работает, – пожала хрупкими плечами, окутанными радужной водолазкой с Микки-Маусом на груди, Лиза.

– Ну а ты проверь. Может, заработал.

Откинув книжку в сторону, Лиза вприпрыжку понеслась к аппарату и набрала номер телефона родителей. Вместо коротких гудков в громоздкой пластиковой трубке прозвучали длинные.

– Ба, слышишь, ба! – крикнула Лиза хлопочущей на кухне бабушке. – Телефон почему-то заработал!

В квартире раздался звонок. Зина, бросив вафельное полотенце на обеденный стол, побежала открывать входную дверь, а Лиза так и осталась завороженно стоять, прислонив телефонную трубку к уху, пока оттуда не послышались быстрые короткие гудки. Это означало одно – их бремя бедности подошло к концу.

В квартиру зашли развеселые, с красными от холода носами родители с дедушкой, они тащили увесистые пакеты с курицей, салатами, шампанским, водкой и чипсами из супермаркета. Лиза расплакалась от счастья и побежала навстречу маме, которую не видела больше месяца. «Доченька, мы продали здание, – шептала она ей, – теперь все будет хорошо!»

В тот вечер они праздновали свою победу, громко смеялись, Лиза как не в себя пихала большие с поджаристой корочкой куски курицы гриль и маленькими глоточками пила шампанское, которое ей налили родители. Пузырьки щекотали небо, тоненьким голоском она хихикала, икала и закусывала чипсами, а половину пачки оставила на следующий день на обед в школу.

В течение месяца у Лизы появились красивая одежда, блестящие заколочки и новенький тоненький телефон Fly Bird с черно-синим экраном. Одноклассницы стали завидовать ей все больше, подставы устраивались чаще. В их небольшом классе из двенадцати учеников учился «особенный», с психическими отклонениями мальчик Федор Зайцев. Он был выше и крупнее всех, носил очки в круглой оправе и мгновенно получил клички «очкарик» и «даунито хромосомо». Федя был вспыльчивым, агрессивным и очень плаксивым. В один из учебных дней Лиза осталась с ним наедине в небольшой раздевалке и, сидя на деревянной скамейке, застегивала хлястики на новых лакированных башмачках. Федя растерянно рыскал в поисках своих сменных туфель:

– Черт, они опять спрятали мою обувь! – крикнул он.

Лиза исподлобья хихикнула в его сторону – ее обувь одноклассницы тоже часто прятали, и она находила ее где ни попадя: в спортивном зале среди футбольных мячей, в мусорной урне у стола классного руководителя и даже в мужском туалете, но она считала, что Феде так и надо хотя бы за то, что на днях он накричал на учительницу и кинул в нее учебник: «Блядь, я потерял контактную линзу! Быстро ее найди!»

Федя с глазами на мокром месте рассерженно взглянул на Лизу:

– Чего ржешь, пискля?

– Федя, я не над тобой, – испуганно произнесла Лиза, – просто смешно, что у девочек нет больше идей отомстить нам, как спрятать сменку.

– А может, это ты ее спрятала?! – поправив дрожащими пальцами дужку очков, крикнул он.

– Федя, это не я! Я же здесь с тобой была, как бы я спрятала?

– Вот именно! Все на прогулке, а ты тут одна ошиваешься!

– Федя, – Лиза встала и взяла свой красный рюкзачок в руки, – я не пошла на прогулку, чтобы почитать здесь одной. Мне не нравится с ними гулять, они всегда меня обзывают.

– Я не верю тебе, пискля!

– Ну и не верь! – крикнула Лиза и, выходя из раздевалки, показала ему язык.

– Ну все! Тебе крышка! – заорал он и, сделав несколько шагов в ее сторону, больно толкнул. Лиза не удержалась на ногах и упала, головой ударившись о скамейку. Перед глазами все поплыло, пальцами она дотронулась до ноющего лба и увидела на них кровавый след. Фигура мальчика приближалась к ней, Лиза заплакала: «Федя, пожалуйста, прекрати!», но он обошел ее, скукожившуюся калачиком на полу, и стал бить носами своих отполированных туфель по пояснице. Лиза громко, вне себя, кричала. Она никак не могла пошевелиться и оттолкнуть его, тошнота подходила к горлу, и, когда Федя наконец-то успокоился, сел на скамейку, заплакал и что есть мочи начал бить себя по лицу, Лиза потихоньку встала, поправила запыленную юбку и ставшую серой рубашку и, держась за кровоточащую рану, побежала в кабинет к психологу, в дверь которой она колотила руками и ногами до тех пор, пока ее не открыли. Она знала, что только психолог могла доказать ее маме, что Лизе уже давно не место в этой школе, потому что все учителя всегда покрывали Зайцева из-за его кровных уз с директором.

Марья Алексеевна уже привыкла к посещениям Лизы, где она за чашкой чая, похрустывая печеньями и вытирая носовыми платками с рисунками зверушек промокший от слез нос с горбинкой, рассказывала об очередных ссорах со сверстницами, но в таком состоянии она девочку еще никогда не видела.

– М-м-марья А… А… А… – заикаясь, Лиза пыталась произнести ее имя. Кровь тонкой струйкой стекала на ее брови, – Алексеевна. М… М… Меня Федя избил.

– Боже, деточка, заходи! Присаживайся и все мне расскажи, – она аккуратно подвела Лизу к креслу и усадила ее. Во время долгого, прерывающегося рева Лизы она обработала рану перекисью, наклеила пластырь и, чтобы Лиза хоть капельку успокоилась, дала ей альбомный лист и восковые карандаши, а пока та рисовала, побежала в учительскую звонить Алине.

Спустя полчаса в кабинет, запыхавшись, прибежала мама с учебниками и вещами Лизы в руках, попутно вытащив из учительской директора школы. Увидев опухшую от слез Лизу за рисованием, подбежала к ней, крепко обняла, убирая ее налипшие ко лбу волосы, сняла пластырь (Лиза проскулила) и осмотрела рану. Алина грозно уставилась на женщин:

– И как вы мне это объясните? – обратилась она к директору.

– Алина Сергеевна, клянусь богом, я не знала о произошедшем! – всплеснула руками директор, – Марья Алексеевна, почему вы мне не сообщили?!

– На это был ряд причин, – спокойно отозвалась психолог, – я неоднократно говорила вам о проблемах Феди, но вы пропускаете услышанное о своем внуке мимо ушей. Вот и итог!

– Лиза, девочка моя, не плачь, пожалуйста. Мы забираем документы и уходим отсюда.

– Может, не стоит принимать такие поспешные решения, Алина Сергеевна? – заволновалась директор. – Лиза – наша гордость на олимпиадах по литературе. Вы же знаете, как мы уважаем ее таланты. Потерять такого успешного ученика будет очень больно для нас.

– Я приняла решение, и точка! – начала она одевать Лизу в розовый полушубок. – Документы я заберу сама позже, – после она взяла ее за руку и поспешила прочь из кабинета.

– А как же оплата за этот месяц? – прокричала директор вслед идущим по зеленому коридору, на стенах которого в рамке красовалась школьная фотография Лизы с подписью под ней «Лучший ученик года».

Обернувшись и не сбавляя темп шагов, Алина крикнула:

– Да пошла ты в жопу!

Но даже в новой общеобразовательной школе, где среди ее одноклассников были дети из малообеспеченных семей от вторых, а то и третьих браков, живущих в разваливающихся общежитиях или жалких однушках, Лиза не нашла себе друзей. Девочки язвительно хихикали у нее за спиной и в лицо за стремительно набравшиеся от неведомых до этого лакомств килограммы, материальные блага родителей и даже за то, что Лиза была единственным ребенком в семье. «Хрюшка!», «Баба-яга!», «дурнушка» – этого она вдоволь наслушалась за долгие годы и уже привыкла к насмешкам, но старательно училась, писала блестящие сочинения, и ее любимый учитель старой закалки по русскому языку, семидесятилетняя Нина Ивановна, которую одноклассники ненавидели за строгость и шутили над ее длинными, еле открывающими остроносые лодочки, летящими юбками, шелковыми просвечивающими блузками и красной помадой, посреди класса вслух читала эссе Лизы и подытоживала: «Вот так надо писать, дебилы!» И только лучшая подруга Катя, с которой они сидели за одной партой с четвертого класса, была ее отдушиной. Высокая, с длинной шеей, Катя не отличалась успехами в учебе, Лиза помогала наверстать ей упущенное, и на протяжении всех учебных лет они были не разлей вода не только в школе, но и за ее стенами. Вместе они гуляли, смотрели сериалы, проводили летние каникулы в гостях то у Лизы, то у Кати, а с пятнадцати лет, когда Лизу отпускали с ночевкой к подруге и мама Кати работала в ночную смену на заводе, они тайком ходили в ночные клубы, пили «Российское» шампанское, вместе учились готовить роллы и забивать утащенный у Алины кальян.

Отношения Лизы с отцом резко испортились после того, как он в очередной раз решил на время покинуть семью. И не из-за женщины, а просто потому, что не мог найти работу, а Алина уже устала тащить на себе финансы и быт. Они громко ссорились, но Лиза жила у бабушки с дедушкой и знала о скандалах только понаслышке. Это произошло один раз, и десятилетняя она встретилась с отцом и убедила его попросить прощения у матери и вернуться. Так случилось и во второй раз, но на тот момент Лиза так сильно возненавидела его, что даже назвала крысой. Тогда уже мама не была в депрессии, и их дела шли в гору – она успешно строила карьеру в сетевом маркетинге, поменяла замки в квартире и решила купить новую машину, но все же ее сердце содрогнулось при виде любимого человека, и она приняла его обратно.

– Лизуш, с тобой хотят поздороваться! Сейчас передам трубку – веселым голосом сказала Алина сонной Лизе воскресным утром, когда та только проснулась на диване в квартире бабушки.

– Привет, дочка! – крикнул Толик, и Лиза, помня о всех пролитых слезах мамы, от ненависти скукожилась и сбросила звонок.

Папочка вернулся в семью, решив стать строгим отцом и взять на себя ее воспитание. Наступал подростковый, безбашенный возраст, Лизу тянуло то к течению эмо, то к пятидесятым. Увлеченная чтением книг и написанием статей для местной газеты, созданием школьного радио и многочисленными невзаимными влюбленностями в мальчишек-одноклассников, Лиза училась все хуже, ее оценки катились к черту, и наказания отца в виде домашних арестов и отбирания телефона и компьютера стали нормой. Какие-либо успехи воспринимались как должное и не награждались похвалой, а промахи оценивались крайне жестко, и главными мечтами Лизы на тот момент стало поступить в университет на журналиста и съехать от родителей.

– Какой из тебя журналист? – кричала разгневанная классная руководительница и по совместительству учитель по математике Татьяна Михайловна – одинокая, скучная женщина за сорок с ярко-рыжей «химией» на голове, проживающая со своей старой матерью и несколькими котами. – Журналист должен анализировать, а ты даже простое уравнение решить не можешь! С твоими оценками только дворы мести, тупая ты овца!

– Посмотрим, кто еще дворы будет мести, карга старая! – вцепившись в мел у доски, в ответ тихонько шипела Лиза, а после урока, собирая учебники в сумку, отшутилась Кате. – Кажется, у нашей математички недотрах – поэтому такая злая.

И самым лучшим днем в школьной жизни Лизы был Последний звонок. Десятки воздушных разноцветных шаров улетали в небо, ее одноклассницы в советской школьной форме, больше похожей на костюмы порноактрис, с огромными белыми бантами на голове, плакали, обнимались, обещали никогда и ни за что не прекращать общаться, а Лиза, одна из толпы отказавшаяся от традиций и одетая в черные брюки в пол и греческую бежевую блузку, кричала: «Аллилуйя! Я вас больше не увижу!»

Несмотря на низкие баллы ЕГЭ, Лиза смогла осуществить свою мечту и поступить в университет на журналиста, где нашла единомышленников и навсегда забыла, что такое буллинг. То в одном издательстве, то в другом она брала интервью, писала статьи и наработала себе приличное портфолио. И вроде бы все было хорошо, но террор со стороны отца так и не прекращался: Лизе запрещали с подругами ходить в клуб, оставаться с ночевкой и гнобили за каждый ее промах или произвол.

Однажды, беря интервью у стилиста, вместо платы за статью она заключила с ним бартер – он сделает ей крутую прическу, а она напишет серию статей про его студию красоты. После похода в салон Лиза пришла домой с коротким каре и окрашенными волосами, а ее длинные русые пряди остались в мусорном баке салона. Лиза выглядела замечательно, внешне повзрослела, и чувствовала себя прекрасно – она всегда хотела избавиться от длинных кос. Зайдя в квартиру, счастливая, она открыла дверь в спальню родителей, где они смотрели фильм:

– Ну, как вам? – радостно вихляя головой, спросила она.