Шала казах. Прошлое, настоящее, будущее.

Заключая данную главу, можно констатировать, что со временный шала ?аза? представляет собой до конца несформировавшийся и неустойчивый феномен. В его основе лежит незнание шала ?аза? родного языка, функцию которого выполняет русский язык. Помимо языковой проблемы имеет место особенность сознания шала ?аза?, которое определяется тремя составляющими – базовой казахской, русской и западной неолиберальной. Все это выделяет шала ?аза? в новый субэтнос с присущими только ему характеристиками. Шала ?аза?, включая в себя половину казахов и имея значительное присутствие в казахстанской элите, существенно влияет на происходящие в стране социально-экономические процессы. Очевидно, что дальнейшее разделение на шала и на?ыз ?аза? будет иметь отрицательные последствия. Поэтому на повестке дня стоит вопрос о формировании контуров будущей модели, в которой шала ?аза? и на?ыз ?аза? снова станут единым целым, сохранив при этом лучшие свои качества и избавившись от худших. Свое видение данной модели я постараюсь изложить в следующих главах.

Глава 3

Шала ?аза? и язык

Проблема казахского языка – главная и наиболее очевидная проблема на пути консолидации казахов. При всей важности этого вопроса и наличии большого информационного шума вокруг него в действительности развитием и распространением казахского языка среди шала ?аза? никто по-настоящему не занимается. Почему это происходит и что нужно сделать для того, чтобы казахский язык объединил казахов – на эти вопросы я постараюсь ответить в данной главе.

1. Современное состояние казахского языка

Проблема изучения шала казахами родного языка не сводится только к проблеме шала ?аза?. Она во многом обусловлена проблемами самого казахского языка. Общеизвестно, что состояние языка определяется состоянием общества. При этом сначала происходят некие общественные изменения, которые затем находят свое отражение в языке. В настоящее время казахский язык находится в том переходном состоянии, когда он должен адекватно отреагировать на произошедшие изменения.

До тридцатых годов прошлого столетия казахи вели кочевой образ жизни, соответственно, казахский язык развивался только в рамках патриархально-аграрного уклада. Шоковый перевод казахов к оседлому образу жизни вкупе с интенсивной русификацией общества законсервировал развитие казахского языка почти на 60 лет. Вот что об этом пишет казахстанский философ К. Жукешев: «В начале ХХ века по уровню развития казахский язык соответствовал тогдашнему состоянию аграрного общества в Казахстане. Позднее, когда в Советском Союзе началась индустриализация промышленности, казахский язык был отстранен не только от этой отрасли, но и от науки, техники, ведения делопроизводства. Так ему было суждено оставаться языком аграрного общества. В этом заключаются все проблемы функционирования казахского языка, которые можно охарактеризовать как следствие противоречия между языком аграрного уклада и обществом постиндустриального развития» .

Шестидесятилетнее высыхание казахского языкового моря сыграло с ним злую шутку – после обретения независимости в него влился большой мутный поток казахского новояза, существенно загрязнившего языковую флору и фауну. Такое явление само по себе не уникально – в русском языке, как отмечает Олжас Сулейменов, нечто подобное происходило в конце девятнадцатого века. Причем таким нововведенчеством грешил и самый главный русский словарист Даль. Например, слово «гимнастика» в его словаре называется «телодвижение», «атмосфера» – околоземица, «галоши» – мокроступы и т.д. Жизнь показала, что даже такой авторитет не способен навязать живому языковому организму несоответствующие ему правила.

Можно, конечно, воодушевившись данным примером, занять наблюдательную позицию и терпеливо ждать, когда муть осядет и языковое море заживет своей нормальной жизнью. Вся беда в том, что потенциальные объемы вливающегося мутного потока в разы больше самого моря. Чтобы пояснить эту мысль, обращусь к следующему факту. Обычный человек в быту использует порядка двух тысяч слов. Данного количества слов достаточно, чтобы свободно говорить на бытовые темы. В нашей ситуации слова, входящие в данный массив, представляют собой в подавляющем большинстве случаев традиционные казахские слова. Активный лексикон современного образованного человека составляет в среднем десять тысяч слов. Какие же слова образуют указанную восьмитысячную разницу? Это как раз те слова, которые описывают жизнь современного городского человека – промышленное производство, экономика, юриспруденция, здравоохранение, наука, городская культура и т. д., то есть те сферы, в которых казахский язык не развивался. Представляете, что произойдет, если все эти восемь тысяч слов введут в оборот в качестве новояза? Как говорится, почувствуйте разницу – восемь тысяч против двух тысяч. В такой языковой водной мути даже на?ыз ?аза? ощутит себя неопытным пловцом, не говоря уже о шала ?аза? и других русскоязычных гражданах Казахстана.

Вот что по этому поводу пишет кандидат экономических наук М. Таиров, которого трудно причислить к шала казахам: «Казахская терминологическая комиссия уже более десяти лет в ударном темпе создает новые казахские слова. Переводятся на казахский язык многие слова, в том числе международные термины, которые вошли в казахский язык в течение последних 70 и более лет. При переводе международных терминов по существу искажается их смысл. Так, «юстицию» перевели как «?дiлет», то есть «справедливость». Поэтому «Министерство юстиции» называется «?дiлеттi министiрлiгi», хотя ни в одном государстве не существует «Министерства справедливости». Министерство финансов переведено как «Каржы министiрлiгi». «Каржы» по-казахски – «деньги», или «средство». А «финансы», международный термин, отражает не только деньги, но и систему их формирования, распределения и использования. Слово «транспорт» – международный термин, переведено как «к?лiк». «К?лiк» же по-казахски означает домашнее животное (лошадь, верблюд, осел, бык), которое используется для верховой езды или как тягловая сила. В данной статье невозможно все перечислить. Лишь укажу некоторые примеры: архитектура – с?улет, процент – пайыз, класс – сынып, космос – ?арыш, программа – ба?дарлама, редакция – сарапшы, пенсия – зейнета?ы, паспорт – ?ужат…Переводятся и привычные у населения русские слова: самолет – уша?, вертолет – тiк уша?, автотранспорт, автомашина – авток?лiк, которые из казахов мало кто практически употребляет. Переведены на казахские слова: пельмени, манты, шашлык и др. Неужели мы хотим доказать, что эти блюда у казахов существовали издавна, хотя муку казахи начали употреблять не так давно. Я вырос в ауле, окончил казахскую школу, при этом экзамены по казахскому языку и литературе сдавал всегда на «отлично» и читаю казахскую литературу . Но таких слов, как гарыш, пайыз, сынап, ?ужат, егемендi и многих других, в жизни не встречал. Это что, выдуманные терминкомом новые слова или взяты из лексикона других народов?»(Газета «Новое поколение». №06 от 11.02.2005.)

Перефразируя общеизвестное изречение «Война слишком ответственное дело, чтобы доверять ее военным» относительно сложившейся ситуации с казахским языком, можно с уверенностью сказать: «Развитие казахского языка слишком ответственное дело, чтобы доверять его филологам».Главная функция любого языка – развитие общения. С грустью можно констатировать неоспоримый факт, что люди, стоящие у руля национальной филологии, со своей основной задачей не справились. Проводимая модернизация казахского языка ведет скорее к разобщению, чем к общению. Я уверен, что в реформе казахского языка на первом месте должны стоять не узкофилологические, а общественно-политические интересы.

Нынешняя реальность такова, что для 70 % граждан Казахстана казахский язык не является основным языком. 50 % граждан Казахстана вообще не знают казахского языка. Сам казахский язык в силу объективных обстоятельств (субъективные обстоятельства тоже присутствуют, но они второстепенны) отстал от современной жизни казахстанского общества, и предстоит долгая и трудная работа по его модернизации. Из данных основополагающих реалий необходимо исходить прежде всего.

Дела обстоят таким образом, что мы не можем сейчас позволить себе рассуждать о засилии иностранных слов в казахском языке, как, например, в России, где призывают к чистоте русского языка. Там принципиально другая ситуация – практически все население страны знает русский язык, мы же для развития казахского языка должны действовать согласно поговорке «Не до жиру, быть бы живу». Главная государственная задача сейчас – упростить язык для того, чтобы им овладели в первую очередь шала ?аза?, а затем и остальные русскоговорящие казахстанцы. Относительно вышеприведенного мною примера, главное сейчас – научить шала ?аза? свободно пользоваться теми двумя тысячами казахских слов. Активное использование базовых двух тысяч слов являет собой, прибегая к другой аллегории, ствол языкового дерева, от которого произрастают ветви с восемью тысячами вторичных слов.

В мире, согласно примерным подсчетам, проживает порядка 15 миллионов казахов. Из них 9 миллионов живет в Казахстане. Четыре с половиной миллиона казахов не знают родного языка. Если предположить то, что все казахи, проживающие за рубежом, знают родной язык, то ареал казахского языка составляет 11,5 миллиона человек. За счет вовлечения шала казахов и русскоговорящих казахстанцев в сферу казахского языка его ареал может увеличиться до 22 миллионов человек, то есть почти в два раза! Ведь, в конечном счете, сила языка состоит не в его чистоте, древности и количестве используемых слов. Нет, сила языка в том, сколько людей на нем говорит. Поэтому очевидно, что усиление казахского языка на данном этапе должно произойти в результате не его усложнения, а стандартизации, систематизации и упрощения.

Казахский язык должен быть стандартизирован. Здесь есть одна небольшая ловушка, в которую тем не менее легко угодить. В русском языке есть понятие «литературный язык», который отделен от просторечия. В данном понятии смущает прилагательное «литературный», которое вызывает ассоциацию некой сложности, надуманности и нежизненности. К своему немалому удивлению, я обнаружил, что термин «литературный язык» используется только в русском языке. Вот что говорит в своем интервью заместитель директора Института русского языка имени В. В. Виноградова РАН Мария Каленчук: «В самом полном из современных толковых словарей – Большом толковом словаре русского языка под редакцией С. А. Кузнецова, изданном в 2003 году, действительно 130 тысяч слов. А вот, скажем, в словаре «Архангельские говоры», который сейчас готовится к выпуску и пока не завершен, уже 170 тысяч слов. Причем в него включены только диалектные слова, которых в литературном языке нет. Полное издание будет содержать куда больше этих 170 тысяч. Так что же, архангельские говоры богаче, чем русский литературный язык? Разумеется, нет. Просто разные типы словарей, разные идеологии и время составления таких изданий диктуют и критерии отбора слов… Другой подход в работе над словарем связан с формированием литературного языка как части русского. Под этим имеется в виду лексика, отобранная с помощью определенных критериев, которая не включает в себя диалекты, просторечия, жаргоны и т.д., – язык культуры, образованных людей, вне связи с их местом жительства и профессией. Название «литературный язык» сложилось только в российской лингвистике. В традиции же английской лексикографии, насколько я знаю, словари включают «стандартный язык», тем самым акцентируется, что он у всех одинаков». (http: //www.tribuna.ru/articles/2007/09/07/article904/) (http://www.tribuna.ru/articles/2007/09/07/article904/))

Таким образом, в нашей ситуации мы должны говорить больше о «стандартизации», нежели о «литературизации» казахского языка. В подобную терминологическую ловушку попадает упомянутый мной выше К. Жукешев, который настаивает на создании «литературного казахского языка», хотя при этом сам он подразумевает в большей степени «стандартный язык».

Насколько стандартизирован современный казахский язык? Возьмите любой учебник казахского языка начальных классов для русских школ. В нем вы обнаружите массу слов, перевода которых нет ни в самом учебнике, ни в малых и ни в средних казахско-русских словарях. Причем речь идет о простых казахских словах (т?р?ын, ?оыйлма и т. д.). Как в таких условиях можно выучить казахский язык? В одном учебнике даны одни слова, в другом – другие, в газетах пишут третьи, по телевидению говорят четвертые и так до бесконечности, поскольку слов в богатом казахском языке превеликое множество. Вот отсюда и возникает острейшая необходимость создания стандартного (но не литературного, в смысле «используемого в литературе»!) языка.

Словарный запас стандартного языка не должен быть большим. Одно значение должно даваться в одном-двух вариантах. Например, глагол «резать» в таком словаре будет представлен лишь словом «кесу», остальные восемь казахских слов с таким же или примерно таким же значением в стандартный словарь не попадут. Стандартный язык должен стать языком делопроизводства и официальных средств массовой информации. На нем должны быть написаны все стандартные казахские учебные пособия. В технических и естественнонаучных сферах стандартный язык должен стать остовом, к которому будут крепиться заимствованные иностранные слова.

Развитие стандартного языка не означает усыхания казахского языка в целом. Для сохранения казахского языка, не вошедшего в стандартный язык, мы должны создать большие, тщательно охраняемые «заповедники». Литература, философия, искусство – вот те сферы, где должно проявиться нескончаемое богатство казахского языка. Этот язык, доставшийся нам от наших предков, с его образностью, иносказательностью и метафоричностью, мы обязаны сохранить. У него хорошие перспективы, и эти перспективы связаны с теми глобальными изменениями, которые происходят сейчас. Как считают ведущие мировые футурологи, человечество в настоящий момент переходит от постиндустриального общества, закрывающего индустриальную эпоху, к «когнитивнои» эпохе, или «нейромиру». В этом новом мире определяющую роль будут играть не технологии, а развитые человеческие личности. Становление такого типа людей немыслимо без развития литературы, философии, искусства, то есть тех сфер, где казахский язык чувствует себя очень комфортно. Соответственно, в надвигающемся на нас новом мире откроются новые, неведомые нам возможности для казахского языка. Наша задача состоит в том, чтобы как следует подготовиться к вступлению в новый мир. Мы должны встроить казахский язык в мировое гуманитарное пространство, «проговорив» на казахском языке наиболее актуальную и общезначимую человеческую мудрость. Уже сейчас нам необходимо начать большую и долгую работу по переводу наиболее важных памятников мировой гуманитарной и религиозной мысли на казахский язык. Связанные с этим организационные мероприятия и финансовые расходы должны осуществляться государством. Возможно, сейчас и тысячи человек не наберется, кто захочет прочитать Аристотеля, Толстого или Ветхий завет на казахском языке. Я уверен, придет время, когда поиск смыслов станет главным в фокусе человеческого внимания и казахский язык может оказаться незаменимым проводником в этом деле.

В настоящий момент очень остро стоит вопрос об отношении к присутствию в казахском языке заимствованных иностранных слов. Как я уже отмечал выше, сейчас в казахском языке на всех парах идет кампания по вытеснению иностранных слов вновь придуманными казахскими словами. Причем все это делается бессистемно, нет четких принципов – по кадим критериям те или иные иностранные слова остаются, а какие замещаются. Кому, например, помешало слово «жираф» в казахском языке, которое вдруг трансформировалось в «керiк»? С другой стороны, слово «полицейский» на казахский язык еще не перевели. Есть слово «полиция», а вот слова «полицейский» нет. При этом наверняка слово «полицейский» в повседневной жизни гораздо нужнее, чем слово «жираф». Из того же ряда – перевели слово «магнитофон» (унтаспа), хотя магнитофонами никто не пользуется, у всех музыкальные центры (для прослушивания) или диктофоны (если что-то надо записать). И такие несуразицы встречаются на каждом шагу.