Двадцать тысяч лье под водой
– До завтра! – коротко сказал капитан Немо.
Мы возвратились на «Наутилус».
Во время нашего отсутствия были закинуты сети, и я с большим интересом стал рассматривать пойманных рыб.
Антарктические моря служат местом миграции множества рыб, которые приплывают сюда, спасаясь от бурь более низких широт, чтобы попасться на зуб дельфинам и моржам.
Я заметил несколько южных бычков длиной в дециметр, белых с синеватыми поперечными полосками, снабженных маленькими колючими шипами. Были здесь и антарктические иглы длиной три фута, белокожие, гладкие, с серебристым отливом, голова у них округленная, и морда оканчивается трубой, или хоботом, который загибается ко рту, на спине три плавника.
Я потом попробовал их есть, но нашел, что они очень безвкусны, несмотря на уверения Консейля, что лучшего блюда не найти.
Снежная буря продолжалась до следующего утра. На палубе невозможно было оставаться. Я писал в салоне и слышал оттуда крики буревестников и альбатросов. «Наутилус», впрочем, не стоял на месте: он двигался вдоль берега и прошел еще около десяти миль к югу. Кругом царствовала полутьма или, лучше сказать, полусвет.
На следующий день, 20 марта, метель утихла, снег перестал идти, и стало немного холоднее. Термометр показывал два градуса ниже нуля. Туман поднялся, и я начал надеяться, что наконец можно будет установить наши координаты.
Капитан не выходил из своей каюты, но шлюпка была к нашим услугам. Мы с Консейлем сели в нее и благополучно переправились на берег.
Почва здесь была такая же, то есть вулканического происхождения. Повсюду видны были следы лавы, шлаки, базальты. Но кратера и здесь я не заметил, хотя тщательно осматривался.
Как и на острове, мириады птиц оживляли суровую местность. Кроме птиц мы увидели целые стада морских млекопитающих, которые глядели на нас кроткими, спокойными глазами. Это были различные виды тюленей. Одни лежали на земле или на льдинах, прибитых к берегу прибоем, другие входили в море или выползали из него. Они не пугались и не убегали при нашем приближении: видно было, что они не имели никаких дел с человеком.
– Сколько их! – сказал я Консейлю. – Можно нагрузить сотню промысловых судов!
– Их честь это справедливо изволили сказать, – отвечал Консейль. – Счастье, что Нед Ленд не пошел с нами!
– Почему же счастье, Консейль?
– Потому что он всех бы перебил, с позволения их чести.
– Всех не всех, Консейль, но многих он бы перебил, в этом нет сомнения. Капитан был бы недоволен, потому что он не любит проливать напрасно кровь безвредных животных.
– По-моему, капитан прав, с позволения их чести.
– Разумеется, прав, Консейль. Послушай, ты еще не классифицировал эти образчики морской фауны?
– Их чести известно, что я не очень-то силен на практике… Пусть их честь назовут мне этих животных…
– Это тюлени, моржи.
– Два рода, принадлежащие к отряду ластоногих, – поспешно ответил ученый Консейль, – к отделу плотоядных, к подклассу чревосумчатых, к классу млекопитающих, к типу позвоночных.
– Отлично, Консейль! Но роды разделяются на виды, и, если я не ошибаюсь, мы здесь найдем образцы для изучения. Пойдем вперед!
Было восемь часов утра. У нас еще оставалось четыре часа до полудня. Я надеялся, что в полдень можно будет определить, где мы находимся.
Мы направились к огромной бухте, врезавшейся в крутой гранитный берег.
Все вокруг было населено морскими млекопитающими. Я невольно искал глазами старого Протея, мифологического пастуха, который стерег Нептуновы стада.
Больше всего тут было тюленей. Они располагались группами; самцы заботливо оберегали свое семейство, самки кормили детенышей, а некоторые подростки играли или лежали в нескольких шагах от родителей.
Когда эти млекопитающие хотели перейти с места на место, они передвигались маленькими неуклюжими прыжками, плавники у них плохо развиты. Тюлени отлично плавают, а лежа на берегу, принимают очень грациозные позы. Древние за кроткое выражение их прекрасных бархатистых глаз, грациозные движения и позы превратили их в мифологических тритонов и сирен.
– Посмотри, как развиты у них мозговые полушария! – сказал я Консейлю. – Ни у одного млекопитающего, кроме человека, нет столько мозга, как у тюленей. Они очень смышленые животные, их легко можно приручить. Некоторые натуралисты полагают, что если их хорошенько выдрессировать, так они бы могли оказывать большие услуги в рыбной ловле.
Большая часть тюленей спала на камнях или на песке. Между этими обыкновенными тюленями, у которых нет наружного уха, я заметил разновидности длиной три метра, с белой шерстью, голова у них напоминает голову бульдога, челюсти усажены десятью зубами – по четыре резца сверху и снизу и два больших клыка.
Между тюленями попадались северные морские слоны, с коротким и подвижным хоботом; это великаны, имеющие более пяти метров в длину, а окружность их равняется двадцати футам. При нашем приближении они даже не шевельнулись.
– Что, эти животные опасны? – спросил Консейль.
– Нет, не опасны, если только их не трогать. Когда тюлень защищает своих детенышей, то он опасен. В таком случае нередко разбивает в щепы рыбачье судно.
– Он, с позволения их чести, вправе так поступать, – сказал Консейль.
– Я не говорю, что не вправе.
Мы прошли еще мили две. Нам загородил дорогу скалистый мыс, который защищал бухту от южных ветров. Утес стоял над морем отвесно, волны разбивались и пенились у его подножия. За этим утесом слышен был ужаснейший рев, словно там находилось целое стадо жвачных животных.
– Вот тебе на, – сказал Консейль, – быки задают концерт.
– Нет, – отвечал я, – не быки, а моржи.
– Дерутся?
– Дерутся или играют.
– Я желал бы, с позволения их чести, посмотреть на это.
Посмотреть следует…
– Следует, Консейль, следует. Мы посмотрим.
Мы начали взбираться на черноватые скалы. Обледенелые камни были очень скользкими, то и дело обрывались из-под ног и скатывались вниз. Я не раз тоже летел вниз, а потом, потирая ушибленные места, опять карабкался дальше. Консейль был гораздо осторожнее, не падал, приходил мне на помощь и поднимал меня, говоря:
– Если бы их честь потрудились пошире расставлять ноги, так их честь так часто бы не падали.
Наконец мы добрались до вершины, и я увидел обширную снежную равнину, покрытую моржами. Моржи не дрались, а играли, и рев был не гневным, а веселым.
Моржи формой тела и расположением конечностей очень схожи с тюленями, но у них нет ни резцов, ни коренных зубов на нижней челюсти, на верхней челюсти только два клыка – два бивня длиной восемьдесят сантиметров. Эти бивни гораздо крепче слоновых, не так быстро желтеют и очень высоко ценятся. Из-за этих ценных клыков охотятся за моржами с таким усердием, что, вероятно, скоро совершенно их истребят. Безрассудные охотники бьют без разбора и самок и детенышей, каждый год уничтожается более четырех тысяч моржей.
Я мог свободно разглядывать этих животных: они нисколько не беспокоились и близко нас к себе подпускали. Кожа у них морщинистая, толстая, шерсть рыжеватая, короткая и не очень густая. Иные особи были четыре метра длиной. Моржи здесь гораздо беспечнее и смелее северных и не выставляли часовых около своего лагеря.
Наглядевшись на моржей, мы отправились в обратный путь.
Было уже одиннадцать часов. Я, впрочем, не надеялся, что покажется солнце. Облака заволакивали все небо. Казалось, завистливое светило не хотело указать смертным, где находится недоступная точка земного шара.
Мы повернули обратно и по узкой тропинке спустились с утеса. В половине двенадцатого мы уже были у нашей «пристани».
Я тотчас же увидел капитана Немо. Он стоял на базальтовом обломе, астрономические приборы лежали рядом с ним.
Глаза его были устремлены на север.
Я подошел, остановился около него и тоже стал ждать.
Наступил полдень. Солнце не показалось. Установить координаты опять не удалось. Если и завтра солнце не покажется, то придется отказаться от надежды узнать, где мы находимся.
«Сегодня 20 марта! – думал я с волнением. – Сегодня 20 марта! Завтра 21 число, начинается равноденствие, солнце исчезнет на шесть месяцев, и наступит долгая полярная ночь!»
Я не утерпел и высказал свои опасения капитану Немо.
– Вы правы, Аронакс, – ответил капитан Немо, – если и завтра мне не удастся определить высоту солнца, то придется ждать шесть месяцев. Но если завтра в полдень солнце выглянет, мне будет легко сделать вычисления, потому что я буду его делать 21 марта.
– Почему, капитан?
– Потому что когда дневное светило описывает удлиненную спираль, измерить его высоту над горизонтом очень трудно; поэтому может произойти ошибка.
– Что же вы будете делать завтра?
– Я воспользуюсь хронометром. Если завтра, 21 марта, в полдень солнечный диск будет пересечен точно пополам линией горизонта, значит, мы у Южного полюса.
– Однако, – возразил я, – это определение не совсем верно, потому что равноденствие начинается не в самый полдень.
– Разумеется, но мы ошибемся метров на сто, не более.
Это не имеет для нас значения.
Капитан Немо вернулся на корабль, а мы с Консейлем бродили до пяти часов по берегу, наблюдали, рассуждали, классифицировали.
Я нашел яйцо пингвина замечательно большого размера. Любитель редкостей, не задумываясь, дал бы за него тысячу франков. Яйцо это было синего цвета и все испещрено черточками, похожими на иероглифы.
Я вручил его Консейлю, и Консейль благополучно донес его, как драгоценную китайскую вазу, до «Наутилуса». Я поместил это яйцо, с разрешения капитана Немо, в его музее, под стекло вместе с другими редкостями.
Затем мы поужинали с большим аппетитом. На ужин нам была подана тюленья печенка, которая вкусом напоминала свежее свиное сало.
После ужина я лег спать. Но перед сном не хуже любого индуса долгое время взывал к лучезарному светилу, чтобы оно озарило нас своими животворными лучами.
На другой день, 21 марта, я с пяти часов утра вышел на палубу. Капитан Немо уже был там.
– Иногда немного проясняется, – сказал он. – Я надеюсь, что сегодня мы своего добьемся. После завтрака отправимся на берег и выберем пункт для наблюдения.
– Хорошо, капитан, – ответил я.
Я отправился к Неду Ленду и стал звать его с собой. Несмотря на все мои уговоры, упрямый канадец отказался. Он был очень мрачен и озлоблен.
«Впрочем, все к лучшему! – подумал я. – На берегу чересчур много тюленей, и канадец может затеять бойню!» После завтрака я отправился на берег.
«Наутилус» за ночь прошел еще несколько миль. Он теперь стоял в лье от берега, на котором возвышался остроконечный утес высотой четыреста-пятьсот метров.
Мы с капитаном Немо сели в шлюпку, разумеется, захватив с собой нужные приборы, то есть хронометр, подзорную трубу и барометр. Пока мы плыли к берегу, нам встретилось множество китов, принадлежащих к трем видам, свойственным южным морям: обыкновенного кита, у которого нет спинного плавника, горбача с огромными беловатыми плавниками, и коричнево-желтого финвала, известного у англичан как fin back, самого подвижного и проворного из китообразных. Издали можно услышать приближение этого могучего животного, потому что он очень высоко выбрасывает столбы воздуха и пара, которые похожи на столбы дыма.
Целые стада млекопитающих резвились в тихих спокойных водах. Бассейн Южного полюса служил, видимо, убежищем китообразным, которые спасались от ярости охотников.
Я также заметил сальпов, которые тянулись по воде длинными беловатыми цепочками, и огромных медуз, покачивающихся на волнах.
В девять часов мы причалили к берегу. Погода прояснялась. Облака бежали к югу. Туман поднимался с поверхности воды.
Капитан Немо направился прямо к утесу, выбранному им для наблюдений. Всходить на него было очень трудно – повсюду острые осколки лавы, пепла, к этому добавлялся еще и неприятный запах серы.
Капитан Немо быстро и легко взбирался по камням, хотя и говорил, что давным-давно отвык ходить по земле. Его ловкости мог бы позавидовать пиринейский охотник!
Целых два часа мы добирались до вершины. С высоты мы обозревали открытое море. Под нашими ногами расстилались снежные поля ослепительной белизны. Над головой у нас сияло бледно-голубое небо. На севере виден был солнечный диск, наполовину срезанный линией горизонта. Из глубины вод великолепными снопами поднимались сотни фонтанчиков. Вдали стоял «Наутилус», уснувший на волнах. Позади нас, к югу и востоку, лежала необозримая земля с нагромождениями утесов и льдин.
Капитан Немо, поднявшись на вершину, сразу определил высоту утеса над уровнем моря.
В три четверти двенадцатого солнце полностью выплыло из-за горизонта, как золотой шар, и осветило последними лучами уединенный материк и пустынные, никем не посещаемые воды.
Капитан Немо в подзорную трубу наблюдал светило, которое мало-помалу клонилось к горизонту, описывая удлиненную дугу.
Мое сердце учащенно билось. Капитан доверил мне держать хронометр.
Если солнечный диск наполовину закроется в полдень, то мы, значит, на полюсе!
– Полдень! – вскрикнул я. – Двенадцать часов!
– Южный полюс! – торжественно сказал капитан Немо, передавая мне трубу.
Дневное светило перерезалось горизонтом как раз на две равные части!
Я смотрел, как последние лучи солнца озолотили вершину утеса и как тени стали ложиться на его склоны.
В эту минуту капитан Немо положил руку мне на плечо и сказал:
– В 1600 году голландец Геритк, увлекаемый течениями и бурями, достиг 64° южной широты и открыл Южные Шетландские острова. В 1773 году 17 января знаменитый Кук достиг 67°30′, а в 1774 году 30 января – 71°15′ широты. В 1819 году русский исследователь Беллинсгаузен был на шестьдесят девятой параллели, а в 1821 году – на шестьдесят шестой под 111° западной долготы. В 1820 году англичанин Брансфилд дошел до 65°. В том же году американец Моррел – впрочем, его рассказы подлежат сомнению – открыл свободное от льдов море на 70°14′ широты. В 1826 году англичанин Пауэлл не смог из-за льдов перейти 62°. В том же году простой охотник за тюленями, англичанин Уэдделл, поднялся до 72°14′ широты на тридцать пятом меридиане и до 74°15′ по тридцать шестому. В 1829 году англичанин Форстер открыл Антарктический материк на 63°26′ широты и 66°26′ долготы. В 1831 году англичанин Биско открыл 1 февраля Землю Эндерби на 68°50′, в 1832 году 5 февраля – Землю Аделаиды на 67°, а 21 февраля – Землю Грэм на 64°45′ широты. В 1838 году француз Дюмон-Дюрвиль, остановленный сплошными льдами на 62°57′ широты, открыл Землю Луи Филиппа. Два года спустя тот же Дюмон-Дюрвиль открыл 21 января на 66°30′ Землю Адели и через восемь дней на 64°40′ – Землю Клэр. В 1838 году англичанин Уилкс дошел до шестьдесят девятой параллели. В 1839 году англичанин Баллени открыл острова Баллени на границе Южного полярного круга. Наконец, в 1842 году англичанин Джеймс Росс 12 января, плавая на «Эребусе» и «Терроре», открыл Землю Виктории на широте 76°56′ и 171°7′ восточной долготы. 23 числа того же месяца он был на семьдесят четвертой параллели – самой дальней точке, до которой до тех пор не доходили. 27 января он дошел до 76°8′, 28-го – до 77°32′, 2 февраля – до 78°4′.
В 1842 году он возвратился к 71°, дальше которого не мог пройти. Я, капитан Немо, 21 марта 1868 года дошел до Южного полюса, находящегося на 90° южной широты, и я завладеваю этой частью земного шара!
– От чьего имени завладеваете, капитан?
– От моего собственного!
С этими словами капитан Немо развернул черный флаг, на котором сверкала золотая буква «N». Затем, обращаясь к дневному светилу, которое уже почти скрылось и посылало на землю только слабые лучи, он крикнул:
– Прощай, солнце! Исчезай, лучезарное светило! И пусть полярная ночь покроет мраком мои новые владения!
Глава пятнадцатая
Несчастье или препятствие?
На следующий день, 22 марта, в шесть часов утра мы начали готовиться в обратный путь. Было темно и очень холодно. На небе ярко блистали звезды. В зените сверкал Южный Крест – Полярная звезда Антарктики.
Термометр показывал 12° ниже нуля. Временами дул холодный ветер. На море стало больше льдин. На поверхности воды виднелись черноватые пятна – признак, что скоро все затянется молодым льдом.
Очевидно, бассейн Южного полюса, замерзающий на шесть зимних месяцев, был в это время недоступен.
Что же будет с китами зимой? Вероятно, они пробираются подо льдами в другие моря. Что касается тюленей и моржей, то они привыкли жить в холодном и суровом климате и оставались здесь, на ледяном побережье.
Эти животные проделывают дыры-отдушины в ледяных полях и заботятся о том, чтобы они не замерзали. В эти дыры они высовывают головы и дышат. Когда птиц спугнет холод и они улетят на север, тюлени и моржи остаются единственными хозяевами полярного континента.
«Наутилус» начал медленно погружаться. На глубине тысяча футов он пошел прямо на север со скоростью пятнадцати миль в час. К вечеру он уже плыл под сплошными льдами.
Иллюминаторы в салоне были задвинуты из предосторожности: корпус «Наутилуса» мог неожиданно наткнуться на случайную плавучую льдину, и тогда пришлось бы плохо. Так что я провел целый день, переписывая начисто свои заметки.
Итак, мы достигли Южного полюса!
Сколько чудес насмотрелся я за эти пять месяцев! Мы прошли четырнадцать тысяч лье. И что это было за путешествие! Я вспоминал охоту на острове Креспо, остановку в проливе Торреса, коралловое кладбище, ловлю жемчуга на Цейлоне, Аравийский тоннель, Санторинские огни, золотые запасы бухты Виго, Атлантиду, Южный полюс. Эти воспоминания всю ночь не давали мне спокойно заснуть.
В три часа утра меня разбудил сильнейший толчок. Кругом было темно. Я приподнялся на постели и стал прислушиваться, как вдруг меня сбросило с кровати на пол.
Очевидно, «Наутилус» натолкнулся на что-то!
Я поднялся и, держась за стенки, кое-как добрался до са лона.
Вся мебель здесь была опрокинута. К счастью, стеклянные шкафы и витрины с редкостями остались на месте, потому что были прочно прикреплены к полу. Картины, висевшие по правому борту, сместились и плотно прилегали к стенке, а картины по левому борту отходили от стены на целый фут. Следовательно, «Наутилус» лежал неподвижно на правом борту.
Я слышал торопливые шаги и чьи-то голоса.
Капитан Немо не показывался.
В ту минуту, как я выходил из салона, пришли Нед Ленд и Консейль.
– Что случилось? – спросил я.
– Я, с позволения их чести, пришел спросить об этом, – сказал Консейль.
– Я хорошо знаю, что случилось! – закричал Нед Ленд, – «Наутилус» наткнулся на айсберг! И я полагаю, что теперь ваш капитан Немо так легко не выкарабкается из беды, как в Торресовом проливе!
– Он по крайней мере всплыл на поверхность? – спросил я.
– Мы не знаем, – ответил Консейль.
– Можно узнать, – сказал я.
Я посмотрел на манометр. К великому моему изумлению, он показывал глубину триста шестьдесят метров.
– Что это значит? – вскрикнул я.
– Надо бы спросить капитана Немо, – сказал Консейль.
– Да где его взять, вашего капитана Немо? – ответил Нед Ленд. – Он словно сквозь землю провалился.
– Пойдем его искать, – сказал я.
Мы вышли из салона.
В библиотеке ни души. На трапе ни души. На вахте никого.
– Верно, капитан Немо в кабине рулевого, – сказал я. – Надо подождать.
Мы вернулись в салон.
Я не буду перечислять все упреки и придирки, которые Нед Ленд адресовал капитану Немо. Я дал ему полную свободу выкричаться, излить свое плохое настроение и не прерывал его ни единым словом. Наконец он умолк. Минут двадцать мы сидели тихо, прислушиваясь к малейшему шуму.
Вдруг вошел капитан Немо. Нас он словно не заметил. Его лицо, всегда такое бесстрастное, выражало теперь некоторое беспокойство. Капитан внимательно посмотрел на компас, на манометр и отыскал на карте какую-то точку.
Я не хотел ему мешать и молчал. Но когда он, по-видимому, собирался уйти, я спросил его:
– Препятствие, капитан?
– Нет, Аронакс, на этот раз несчастный случай, – ответил капитан Немо.
– Тяжелый?
– Возможно.
– Опасность неминуема?
– Нет еще.
– «Наутилус» сел на мель?
– Да.
– И это произошло вследствие чего?
– Не от беспечности или неопытности человека, а от каприза природы, Аронакс. Людские законы можно отвергать, можно им не повиноваться, но против законов природы не пойдешь!
«Нашел время для высказывания философских мыслей, – подумал я. – Это не ответ».
– Можете вы мне сказать, если так, что за причина…
– Перед нами перевернулась огромная льдина, профессор. Вы, вероятно, знаете, что вода мало-помалу подмывает основание ледяных гор и они опрокидываются, так как у них меняется центр тяжести. Это и случилось. Ледяная глыба перевернулась и толкнула «Наутилус», который плыл под водой, затем она очутилась ниже, скользнула под его корпус, приподняла и подкинула его выше, где он и засел, накренившись.
– Нельзя ли как-нибудь освободить «Наутилус»? Выкачать воду из резервуаров…
– Я уже распорядился. Слышите, как действуют насосы? Посмотрите на манометр – мы поднимаемся. Но ледяная глыба поднимается вместе с «Наутилусом», и до тех пор, пока что-нибудь ее не остановит, положение наше не улучшится.
Действительно, «Наутилус» поднимался с креном на правый борт. Без сомнения, он выровняется, если ледяная глыба остановится, но если она будет подниматься с нами до самых сплошных льдов? Тогда нас сплющит между двумя ледяными поверхностями! Признаюсь, было о чем задуматься!
Капитан Немо часто поглядывал на манометр. Мы всплывали, сохраняя угол наклона, и поднялись уже футов на полтораста.
Вдруг мы почувствовали легкое сотрясение корпуса. Очевидно, «Наутилус» стал выпрямляться. Картины на стенах приняли нормальное положение.
Затаив дыхание, мы молчали, наблюдая, как выравниваются пол и стены.
Прошло десять минут.
– Наконец мы стали прямо! – воскликнул я.
– Да, – сказал капитан Немо и пошел к двери.
– А мы всплывем, капитан?
– Конечно, Аронакс. Когда выкачают воду из резервуаров, мы поднимемся на поверхность.
Капитан ушел. Вскоре по его распоряжению «Наутилус» сбавил ход, чтобы не удариться о нижнюю часть торосов.
– Выскочили! – сказал канадец.
– Да! – отвечал я. – Нас могло сплющить между льдами, или, по крайней мере, мы рисковали очутиться в ледяной тюрьме. И тогда, без воздуха… Да, мы отделались благопо лучно!
– Если только отделались! – ворчливо сказал Нед Ленд.
Я не хотел вступать в бесполезный спор и ничего ему не ответил. К тому же в эту самую минуту открылись иллюминаторы и ослепляющий свет снаружи ворвался в салон.
Мы плыли между сверкающими ледяными стенами. Громадная подводная поверхность сплошных льдов расстилалась над нами, как гигантский потолок, а снизу под нами зацепилась за боковые стенки перевернувшаяся ледяная глыба. «Наутилус» шел по настоящему ледяному тоннелю около двадцати метров шириной в спокойной воде.
Льды переливались и сверкали в электрическом свете, как алмазы, сапфиры и изумруды. Это был ослепительный рудник различных самоцветов.
– Ах, какая красота! – говорил Консейль. – Ах, как прекрасно!
– Да, Консейль, прекрасное зрелище! – отвечал я. – Ведь прекрасно, Нед?
– Разумеется, прекрасно! – с гневом отвечал канадец. – Я ничего такого отроду не видывал! Да за это зрелище мы можем дорого поплатиться. Знаете что, господин Аронакс? Не следовало нам всего этого видеть: если Господь запрещает что-то показывать, так на то не следует глядеть!
Я хотел ему ответить, но Консейль мне помешал. Парень вдруг вскрикнул, и я невольно обернулся.
– Что с тобой, Консейль? – спросил я.
– Пусть их честь закроют глаза! – вскрикнул Консейль. – Пусть их честь не смотрят!
Консейль кричал, закрыв себе лицо руками.
– Да что с тобой, Консейль?
– Я не вижу, я ослеп!
Я невольно посмотрел в иллюминатор, но невыносимый блеск тотчас же заставил меня зажмуриться.
Я понял, в чем дело. «Наутилус» прибавил скорость и шел теперь чрезвычайно быстро. Стены, до сих пор сверкавшие ровным ярким светом, вдруг превратились в огненные полосы, и мы мчались словно обвитые молниями.
Иллюминаторы закрылись, но мы еще долго стояли, закрыв глаза руками.
– Ну! – сказал Консейль, оправившись. – Я бы этому не поверил!
– А я и сейчас не верю! – ответил Нед Ленд.
– Когда мы вернемся домой, на твердую землю, после зрелищ таких чудес природы, – добавил Консейль, – так уже там ничему не будем удивляться! Теперь твердая, обитаемая земля нам нипочем!
