Двадцать тысяч лье под водой

Капитан Немо ничего не говорил. Он или стоял неподвижно, или вставал за штурвал «Наутилуса». Правил он с необычайным искусством и ловкостью, «Наутилус» скользил как ни в чем не бывало между ледяными торосами и айсбергами длиной в несколько миль и высотой от семидесяти до восьмидесяти метров.

Вдали, казалось, путь совершенно загромождался льдами, и на широте 60° проход исчез.

– Ну тут встанем! – сказал Ленд.

Я был с ним согласен, но капитан Немо отыскал узкую щель и отважно проскользнул сквозь нее, очень хорошо зная, что вслед за «Наутилусом» льды тотчас же сомкнутся.

«Наутилус», управляемый искусной рукой, прошел все льды, классификация которых по форме и размеру восхищала Консейля: айсберги, или ледяные горы, ледяные поля, дрейфующие льды, пак, кругляки и полосатки.

– Почему это называют их кругляками и полосатками, с позволения их чести? – спросил Консейль.

– Потому что первые имеют круглую форму, Консейль, а вторые – продолговатую.

– А! – сказал Консейль.

– Мудрено? – спросил канадец.

– Нет, я сразу не сообразил, – отвечал простодушный Консейль.

Температура воздуха была довольно низкая. Термометр показывал от 2° до 3° ниже нуля. Но мы не зябли: на нас была одежда из тюленьих шкур, которые отлично защищают от холода. «Наутилус» отапливался электрическими приборами, кроме того, стоило ему только погрузиться на глубину нескольких метров, как на судне устанавливались нормальные температурные условия.

– Плыви мы на этих широтах два месяца ранее, ночей бы не было, – сказал я.

– Почему? – спросил Ленд.

– Солнце не заходило бы, – ответил ученый Консейль. – Круглые сутки стоял бы день.

– А! – произнес канадец.

– Впрочем, и теперь еще ночи короткие, – сказал я, – всего три-четыре часа. А вот после ночь продлится целых шесть месяцев.

15 марта мы перешли широту Южных Шетландских и Южных Оркнейских островов.

Капитан Немо сказал мне, что здесь когда-то водилось множество тюленей, но американские и английские китобои перебили и детенышей, и самок, и самцов, истребив весь тюлений род.

16 марта около восьми часов утра «Наутилус» пересек Южный полярный круг. Льды окружали нас со всех сторон, преграждая нам путь. Но «Наутилус» искусно маневрировал, проскальзывая из прохода в проход, и плыл дальше.

– Куда же это он стремится? – спрашивал я.

– Вперед, с позволения их чести, – отвечал Консейль.

– Да куда?

– Вперед. Впрочем, когда уже нельзя будет плыть дальше, он остановится.

– Я даже и за это не поручусь! – отвечал я.

Мне, признаюсь, очень нравилось это опасное ненадежное плаванье. Невозможно выразить словами, до чего меня восхищала величавая красота этой новой для меня полярной страны.

Как хороши были эти льды! Какие причудливые формы они иногда принимали! То вы видели перед собой какие-то ледяные восточные города с бесчисленными минаретами и мечетями, то разрушенные землетрясением дворцы и храмы. И все это сияло и сверкало под лучами солнца, или заволакивалось, как дымкой, серым туманом, или едва мелькало в снежной пыли урагана. И внезапно со всех сторон слышались гром, треск, шум, визг – льдины сталкивались, рассыпались, ледяные утесы опрокидывались – и декорация сразу менялась.

Если «Наутилус» оказывался под водой в то время, когда падали ледяные утесы, грохот обвалов отдавался очень сильно и отчетливо, и падение ледяных гор вызывало опасные водовороты даже в глубоких слоях океана. Тогда «Наутилус» качался и вертелся, как деревяшка!

Часто я думал, что льды нас запрут окончательно, но капитан все-таки пробирался через ту или другую трещину. Он находил их по тонким струйкам синеватой воды, бороздившим ледяные поля. Иногда эти струйки обозначались как тоненькие ниточки, но капитан Немо не ошибался в выборе дороги.

– «Наутилус», видно, не впервые гуляет по здешним водам! – заметил Нед Ленд.

– Я в этом почти уверен, – сказал я. – Капитан Немо здесь как дома!

Однако 16 марта нас все-таки затерло во льдах.

– Что это, сплошные льды, с позволения их чести? – спросил Консейль.

– Нет, это пока еще обширные, сплотившиеся ледяные поля, – ответил я.

– Что теперь придумает капитан Немо? – сказал Ленд.

Капитан Немо направил «Наутилус» прямо на ледяную массу, корабль врезался в нее, как таран, сам прорубая себе канал среди ледяного поля. Иногда он взлетал на льдину и размалывал ее под собой, иногда, погружаясь в глубину, он просто раскалывал ее килевой качкой. Осколки льда взлетали вверх, а затем градом падали вокруг нас.

Все эти дни бушевал беспрестанный шквал. Иногда туман до того сгущался, что с одного конца палубы не видно было другого. Снег, выпадавший ночью, покрывал «Наутилус» ледяной коркой, которую приходилось скалывать. При температуре 5° ниже нуля все наружные части «Наутилуса» обледеневали. Парусное судно не могло бы двигаться в таких условиях, потому что все тали застряли бы в блоках. Только судно, снабженное электрическим двигателем, могло пуститься в плавание на этих широтах.

Барометр стоял очень низко. Стрелки компаса расте рянно метались по мере приближения судна к магнитному полюсу, который не следует смешивать с Южным полюсом. По Ганстену, этот полюс находится на широте 70° и долготе 130°, а по наблюдениям Дюперре – на долготе 135° и широте 70°30′. Приходилось вести контрольные наблюдения, перенося компас в различные части судна, и определять средние показания.

Наконец 18 марта «Наутилус» окончательно затерло во льдах. Все усилия капитана Немо были напрасны. Это были уже не кругляки, не полосатки, не ледяные поля, а бесконечная и неподвижная цепь сплотившихся ледяных гор.

– Сплошные льды! – сказал Нед Ленд. – Видите, профессор?

– Вижу, Нед.

Около полудня показалось солнце. Капитан Немо установил наши координаты, и оказалось, что мы находимся на 51°30′ долготы и 67°39′ южной широты. Итак, мы уже зашли в глубь Антарктики.

Свободного моря, то есть чистого водного пространства, не было и в помине. Перед «Наутилусом» расстилалась обширная холмистая равнина с хаотическими нагромождениями льдов, напоминавшая поверхность реки перед ледоходом. Несколько остроконечных скал, как обелиски, возвышались на высоту двухсот футов. Далее шли крупные торосы, которые, как зеркала, отражали солнечные лучи, прорывавшиеся сквозь туман. Повсюду царствовало мрачное ледяное безмолвие, изредка нарушаемое только хлопаньем крыльев буревестников.

– Вот сторонка! – сказал Нед Ленд. – Все замерзло!

И всякий шум замерз.

«Наутилус» вынужден был остановиться.

– Ну, профессор, – сказал Нед Ленд, – если ваш капитан Немо пойдет дальше… – Что же, Нед?

– Он будет молодцом!

– Почему, Нед?

– А потому, что никто еще не переходил сплошные льды и не перейдет! Конечно, капитан Немо силен, но не сильнее природы. Если она сама установила такой предел, дальше которого человеку нельзя ходить, так он и не пойдет!

– Неужели нет? А мне бы очень хотелось посмотреть, что находится за этими сплошными льдами. Терпеть не могу, когда вот так вдруг перед тобой вырастает стена!

– Это их честь справедливо замечают, – сказал Консейль, – стены только раздражают ученых… и не ученых тоже. Лучше, если бы стен нигде не было.

– Да ведь известно, что за этой стеной, то есть за сплошными льдами, – сказал Нед Ленд.

– Что же там такое, Нед? – спросил я.

– Лед, и больше ничего!

– Вы в этом уверены, Нед?

– Уверен, профессор.

– А я нет, и поэтому желал бы преодолеть эту стену и поглядеть.

– Послушайтесь меня, профессор, и выкиньте такие мысли из головы. Вы дошли до сплошных льдов, и будет с вас! Дальше вы не пойдете – ни вы, ни ваш капитан Немо, ни его «Наутилус». Хотите вы или нет, а мы постоим-постоим да и повернем на север!

Я должен был согласиться с Лендом. Пока не изобрели такие корабли, которые могли бы преодолевать сплошные ледяные поля.

Несмотря на все усилия и все ухищрения капитана Немо, «Наутилус» не двигался вперед. Обычно если корабль не может идти вперед, он возвращается назад, но в наших условиях нельзя было ни идти вперед, ни отступать – проходы закрылись за нами. Если мы будем стоять на месте, то «Наутилус» вмерзнет в лед!

– Это еще ничего, что льдины сдвинулись, – сказал Нед Ленд, – а вот когда они начнут напирать на судно, тогда только держись.

Так и случилось. Около двух часов пополудни разводье во круг «Наутилуса» затянулось тонким льдом. Как я ни был пристрастен к капитану Немо, однако пришлось признать, что он действует очень неосторожно.

Я стоял на палубе, когда капитан Немо подошел ко мне и спросил:

– Что вы об этом думаете, профессор?

– Я думаю, что мы затерты льдами, капитан, – ответил я.

– Затерты льдами? Что вы под этим подразумеваете?

– То, что мы не можем двинуться ни вперед, ни назад, ни вправо, ни влево. Это, я полагаю, называется «затерты льдами»?

– Так вы считаете, что «Наутилус» не выберется из льдов?

– Очень трудно выбраться, капитан. Время года теперь такое, что на оттепель нечего рассчитывать.

– Ах, Аронакс, – сказал несколько насмешливо капитан, – вы вечно везде видите преграды и препятствия! Смею вас уверить, что «Наутилус» не только выберется, но и пойдет дальше!

– Дальше на юг? – спросил я, пристально глядя на капитана.

– Да, к югу! Он пойдет к полюсу, профессор!

– К полюсу! – вскрикнул я.

– Да, к полюсу, – ответил капитан, не теряя хладнокровия, – к Южному полюсу, к неизвестной точке, где сходятся все меридианы земного шара. Вы должны бы уже знать, профессор, как я управляю «Наутилусом» и что за судно «Наутилус»!

Да, я хорошо это знал. Но пройти к Южному полюсу! Отважиться на такое мог только безумец. Впрочем, может быть, капитан Немо там уже был?

– Вы уже открыли Южный полюс, капитан? – спросил я.

– Нет, профессор. Мы с вами вместе его откроем. Что не удалось другим, то удастся мне. Я до сих пор еще никогда не заводил «Наутилус» так далеко, но, повторяю вам, я поведу его еще дальше!

– Я хотел бы вам верить, капитан, – сказал я с легкой иронией. – Я вам верю. Двинемся вперед! Для нас не существует никаких препятствий! Расколем эти сплошные льды! Взорвем их! А если они все-таки не поддадутся, так приделаем к «Наутилусу» крылья, и пусть он перелетит через льды!

– Зачем же ему лететь? – спокойно спросил капитан Немо. – Он лучше пройдет под льдами.

– Под льдами? – вскрикнул я.

– Ну да, под льдами.

Я понял, что задумал капитан Немо.

– Я вижу, что мы начинаем понимать друг друга, профессор, – сказал капитан, слегка улыбаясь. – Вы уже не отрицаете возможности попытки, вы даже надеетесь на ее успех! Вы знаете: то, что невозможно для другого корабля, для «Наутилуса» легко осуществимо. Если около полюса обнаружится материк, «Наутилус» остановится, если же океан свободен – мы дойдем до самого полюса!

– Пожалуй, вы правы, капитан, – сказал я. – Если поверхность океана покрыта льдом, то глубинные слои свободны. Если я не ошибаюсь, то надводная часть льда относится к подводной как один к четырем?

– Почти что так, профессор. Ледяные горы, возвышающиеся на один фут над уровнем моря, простираются на три фута вниз. Сплошные льды, перед которыми мы теперь стои́м, не превышают ста метров, следовательно, они имеют не более трехсот метров в глубину. А что значат триста метров для «Наутилуса»?

– Ничего не значат, капитан.

– «Наутилус» может даже спуститься глубже и в нижних слоях нисколько не беспокоиться о том, что на поверхности тридцать-сорок градусов мороза.

– Справедливо, капитан, совершенно справедливо, – ответил я.

Я поддавался искушению!

– Затруднение только в том, – сказал капитан Немо, – что несколько дней нам придется пробыть под льдом, не возобновляя запасов воздуха.

– Какое ж тут затруднение? – возразил я. – У «Наутилу са» огромные запасные резервуары, мы их наполним до отказа, и они будут снабжать нас кислородом.

– Видите, как хорошо вы устраняете затруднение, Аронакс, – сказал, улыбаясь, капитан. – Но, чтобы вы потом не обвинили меня в сумасбродстве, я сразу скажу вам, чего еще можно опасаться.

– Да чего же можно еще опасаться?

– Очень возможно, что до самого полюса море сплошь сковано льдом, и тогда, пожалуй, мы не в состоянии будем выбраться на поверхность.

– Да разве вы забыли, капитан, каков таран у «Наутилуса»? Разве нельзя как-нибудь направить судно по диагонали и пробить тараном отверстие в ледяном потолке?

– Профессор, какие иногда у вас являются светлые мысли!

– Да и зачем предполагать непременно все плохое, – продолжал я, все более увлекаясь. – Очень может быть, что море свободно около Южного полюса точно так же, как оно свободно у Северного. Полюсы вечной мерзлоты и географические полюсы земли не совпадают ни в Южном, ни в Северном полушарии, и пока не доказано обратное, надо допустить, что там находится или материк, или море, совершенно свободное от льдов.

– Я сам думаю так же, Аронакс, – сказал капитан Немо. – Однако позвольте заметить, что вы уже не возражаете против моего проекта, напротив, вы его защищаете!

Капитан был прав: я точно защищал! Теперь уже не он меня, а я его увлекал к полюсу! Капитан Немо подсмеивался надо мной, на что имел полное право.

– Теперь примемся за дело, – сказал капитан Немо. – Нельзя терять ни минуты!

Он вызвал своего помощника. Они начали говорить на своем непонятном наречии. Помощник, по-видимому, считал намерение капитана вполне исполнимым, потому что нисколько ему не возражал и даже не удивлялся.

Но как бы ни был бесстрастен помощник капитана, он не превзошел моего достойного Консейля. Когда я объявил этому безмятежному парню, что мы намерены отправиться к Южному полюсу, он спокойно ответил мне своей обычной фразой:

– Как угодно будет их чести.

Что касается Неда Ленда, то он вздернул плечи так высоко и так презрительно, как, вероятно, еще ни один смертный не делал.

– Знаете что, профессор? – сказал он. – Мне вас жалко!

И вас, и вашего капитана!

– Да ведь мы пойдем к полюсу, Нед!

– Пойдете, слов нет, только назад не вернетесь!

С этими словами Нед Ленд оставил меня, не желая больше разговаривать.

Тем временем начались приготовления.

Около четырех часов капитан Немо объявил мне, что надо задвигать люк и, следовательно, пора уходить с палубы. Я бросил последний взгляд на сверкающие сплошные льды. Погода была ясная, воздух чистый, хотя довольно холодно -12° ниже нуля. Впрочем, ветер стих и мороз был не так чувствителен.

Десять человек из экипажа большими кирками стали разбивать лед вокруг «Наутилуса». После этого все спустились внутрь корабля, люк задраили, и «Наутилус» начал погружение.

Мы с Консейлем пошли в салон, чтобы через открытые иллюминаторы видеть нижние слои океана. Ртуть в термометре поднималась. Стрелка манометра отклонялась вправо. Капитан предсказал верно: опустившись на глубину триста метров, мы очутились под сплошными льдами. «Наутилус» опустился еще ниже. Он достиг глубины восемьсот метров. Температура воды была уже не 12°, как на поверхности моря, а всего 11°.

– Отлично поплывем, с позволения их чести! – сказал Консейль.

– Надеюсь, дружище, – отвечал я, уверенный в этом.

«Наутилус» направился к полюсу. Оставалось пройти от 67°30′ до 90° широты, двадцать два с половиной градуса, то есть около пятисот лье. «Наутилус» шел со скоростью два дцать шесть миль в час, как курьерский поезд.

– Если он постоянно будет идти с такой скоростью, – сказал я, – то через сорок часов дойдет до полюса.

– Это их честь справедливо изволили рассудить, – ответил Консейль.

Мы с Консейлем допоздна сидели около иллюминатора. Вода, освещенная электрическим светом, была пуста: рыбы не обитали в этих закованных льдами водах. Только в определенное время они могли появляться здесь, направляясь в водоемы, свободные от льдов.

Мы шли очень быстро. Это чувствовалось по дрожанию корпуса «Наутилуса».

Около двух часов ночи я пошел спать. Консейль последовал моему примеру. Проходя по корабельным коридорам, я надеялся встретить капитана Немо, но, наверное, он сам стоял у штурвала.

На следующий день, 19 марта, уже в пять часов утра я был в салоне. Электрический лаг показывал, что мы идем с меньшей скоростью. «Наутилус» осторожно поднимался вверх.

Сердце у меня начало страшно биться. Удастся ли нам выйти на поверхность? Неужели мы выплывем, найдем свободное море?

Нет! Меня уведомил об этом довольно сильный толчок. «Наутилус» стукнулся об лед, и, судя по глухому звуку, лед в этом месте был еще очень толстым. Мы находились на глубине тысяча футов, значит, над нами было около двух тысяч футов льда. Здесь льды были, следовательно, гораздо толще, чем в месте погружения.

«Плохо дело!» – подумал я.

В этот день «Наутилус» несколько раз пробовал подниматься, но всегда ударялся о ледяной потолок. Иногда лед встречался даже на глубине девятьсот метров, следовательно, толщина ледяного покрова была тысяча двести метров, считая и те триста метров, которые возвышались над уровнем моря.

Наступил вечер, но никаких перемен не произошло. Толщи на льда колебалась от четырехсот до пятисот метров. Разумеется, это было уже гораздо меньше, но все же от поверхности нас отделял еще очень толстый слой льда.

Было восемь часов. Уже четыре часа назад по принятому распорядку следовало впустить свежий воздух в «Наутилус». Однако я нисколько не страдал от нехватки кислорода, хотя капитан Немо и не прибегал еще к запасам воздуха.

Я очень плохо спал эту ночь: меня то одолевал страх, то волновала надежда. Несколько раз я вскакивал с постели. Время от времени я слышал, как «Наутилус» ударялся о ледяной потолок.

Около трех часов утра приборы в салоне показали мне, что лед находится на глубине всего пятьдесят метров. Значит, около ста шестидесяти футов льда отделяли нас от поверхности моря. Сплошные льды, очевидно, превращались в ледяные поля. Ледяные горы переходили в долины.

Я не отрывал глаз от манометра. Мы поднимались по диагонали, следуя наклонному рельефу подводной части льдов. Льды становились все тоньше.

Наконец в шесть часов утра того памятного дня, 19 марта, дверь салона открылась и капитан Немо сказал: – Открытое море!