О да, профессор!
Я присел, внимательно слушая ее, очень надеясь, что на моем лице не отражается не то что недоумение, а самое что ни на есть охренение. Мне что придется трахнуть каждую, чтобы они начали учиться? А с пацанами как быть?
Воу, Тойфель, легче. Не надо даже в шутку такое проворачивать в голове. Это опасные теории.
Маргарита продолжала говорить, вплетая в канву рассказа о политической обстановке в Германии конца восемнадцатого века факты биографии Гете и основные вехи его творчества. Я молча кивал, наблюдая, как двигаются ее губы и поднимается грудь, когда она набирает воздуха, чтобы продолжить.
Я тут же вспомнил ее грудь на ощупь, как ласкал под свитером так недолго, но даже этого хватило, чтобы ее соски затвердели и побудили меня сжать их между пальцами, легонько сдавить, чтобы вырвать из горла Марго изумленно-возбуждённый стон.
Черт! Нельзя об этом думать на занятии.
Вообще, нельзя вспоминать!
Нужно было подрочить утром, а не бегать, как дурная собака по району. Не имею я права думать о ее сиськах. Какими бы идеальными они ни были! Вон пусть Азаров теперь о них думает. Кажется, от него она не удерет.
Я скрипнул зубами, не сразу заметив, что Маргарита замолчала.
– Эээ, кажется, вот так обстояли дела, Матвей Александрович, – закончила она, привлекая внимание обращением по имени.
– Да, отлично, Маргарита, – встрепенулся я. – Именно так и выглядит полный ответ, Азаров. Запомните. Да и не только вы. Продолжим. Если у кого-то есть ценные дополнения…
В воздух поднялась рука старосты группы Тани Ивановой, и я позволил ей высказаться. Обычно эта очкастая заучка с комплексом отличницы меня радовала. Она всегда была готова к семинару, усердно конспектировала и сдала зачет в первом семестре блестяще и, разумеется, с первого раза.
А Марго?
Я пытался вспомнить, как она отвечала, но не смог. Наверно, завалилась и ходила еще пару раз с другими хвостатыми. Почему меня клинит на ней, а не на Ивановой? Чувствую родственную душу? Я ведь тоже был таким бестолковым в студенческие времена.
Мысленно одернув себя, я продолжил вникать в слова Тани, которая, как обычно, вложила в свой ответ все, что упустила Марго. Упустила она немного, но Таня разбавила все это водой и приплела побольше французской революционной конкретики. В принципе, это было лишним, но она, видимо, сильно хотела высказаться. Это не доставило мне удовольствия как обычно. Я даже думал не помечать плюсом ее дополнения, но вовремя одернул себя. Нельзя быть еще более сволочным преподом.
Но я им был. По ходу семинара глаза то и дело возвращались к Марго, которая листала книгу, что-то показывая Марату, а он нашептывал ей на ухо. Слишком близко, почти касаясь губами. Кажется, я даже видел, как шевелятся ее волосы.
– Это все? – быстро перевел я взгляд на студентку, которая несла какую-то чушь об отношениях Фауста и Гретхен.
– Да, – пискнула девчонка.
– На ваш взгляд, в какой момент произошло падение Гретхен? – спросил я.
Девица хлопала глазами, как будто впервые слышала немецкое сокращение имени Маргарита.
– Гретхен? – переспросила она.
– Гретхен, Гретхен, – буркнул я, сатанея. – Не Гитлера же. Или только его вы знаете на «Г» из Германии?
Народ опять заржал.
– Эээ…
– Вы читали трагедию?
– Ээээ…
– Или только критику?
– Эээ…
– Да, этого достаточно.
Я собирался обратиться к остальным за ответом, но еще до того, как озвучил свои мысли, увидел, как рука Марго взмыла вверх.
– Левицкая? Есть что сказать по вопросу? Или хотите выйти?
– Да, по вопросу, – смело выпалила она, моментально преображаясь. – Разве можно говорить о падении Гретхен? Я не считаю, что она пала.
– Серьезно? – приподнял бровь, искренне заинтересовавшись ее утверждением, хотя страсть в голосе впечатлила сильнее. – Смерть матери от ее руки, брата по вине любовника, огласка внебрачных отношений, убийство дочери. Разве этого мало?
– Но ведь она осталась невинной до конца. Да, ее тело отдано Фаусту, а разум отравлен стремлением быть с ним. Но Бог принял ее душу и спас, когда она попросила помощи. Ее беды – это грех Фауста, который дал яд и погубил брата, а потом бросил Гретхен. А она так и продолжала его любить.
– Интересная трактовка. Имеет право на существование. Однако Гретхен сама подписала себе приговор, когда приняла второй подарок от Мефисто. Она отринула Бога и чистоту.
– О, я вас умоляю. Всего-то побрякушки. Она хотела сделать приятное возлюбленному, хотела быть к нему ближе, не обидеть таким образом.
– В ее время физическая связь с мужчиной вне брака не просто осуждалась. Это было сродни приговору.
– Как будто сейчас что-то кардинально изменилось? – фыркнула Марго пренебрежительно. – У мужчины сто подружек, и он ловелас. Девушка переспит с двумя – и уже шлюха. Вам ли не знать?
– В каком смысле? – уточнил я, с трудом удерживая нижнюю челюсть, которая так и норовила упасть на пол.
– Ну… Вы ведь мужчина…
– Какая наблюдательность, Левицкая, – попытался вернуть себе вожжи в этой странной беседе.
Студенты хохотнули, но Марго не смутилась.
– Но объясните, каким образом все это относится к Фаусту?
– Самым прямым, – пожала она плечами. – Трагедия бессмертна, потому что пороки и люди не меняются. Наше общество спешит навешать ярлыков и порицать. Тогда и сейчас. А Гретхен просто хотела любви. Разве это преступление? Именно из-за общественного мнения ей пришлось скрываться с Фаустом, принять помощь Мефистофеля. Вычтите осуждение и получится нормальная история любви, а не падение невинной души. Гретхен не порочна, иначе Мефисто сам справился бы с ее душой. Она просто хотела быть счастливой. Хотела ласки и заботы. Такой уж сотворил ее Бог. И именно он забрал ее. Разве это не доказывает мою правоту?
Она закончила так дерзко, что мое тирано-шовинистское эго не могло согласиться.
– Отчасти, – проговорил я, склонив голову.
Надеюсь, никто не заметил, что я залюбовался. Марго раскраснелась и преобразилась в своей пылкой речи. Я обвел аудиторию взглядом. Нет, все смотрели на нее, не верили глазам и ушам, похоже. Неудивительно.
– Отчасти? – возмутилась она.
– Думаю, вы придаете эпизодам с Маргаритой слишком много значения. Очевидно, играет роль, что вы тезки. Разумеется, эта часть трагедии важна, но есть еще много аспектов, героев, символов. Спасибо, Левицкая, за интересную позицию. Вам «Отлично». А мы продолжим…
И мы продолжили, но я всю дорогу ловил на себе ее взгляд. Обижена? Серьезно?
Брось, девочка.
Она больше не участвовала в обсуждении, но попыталась подсказывать Азарову, когда я снова потребовал от него ответа. Тот даже с помощью зала ничего толкового не родил, и я добавил ему второй минус, выведя в итоге трояк за семинар. Он тоже теперь на меня дулся, кажется, даже выговаривал Марго. Наверно, матом крыл. Ну и ладно.
После семинара я подозвал Маргариту.
– Вы записались ко мне на курсовую? Значит, зайдите на кафедру после занятий, обсудим.
Прежде, чем она что-то сказала на это, я подхватил портфель и вышел.
Глава 7. Маргарита
– Привет Ритусь, – шепнул Марат, плюхаясь рядом со мной на скамью в библиотеке. – Какая ты сегодня красивая.
– Будет заливать, Азаров, – закатила я глаза. – Что тебе надо?
– Помоги на семинаре с писакой нашим грозным.
– Нихрена не выучил?
– У меня дняра, Ритусь! – оскалился Марат. – Ну какой человек назначает семинар в такой день? Помоги, Ритк. Во век буду благодарен.
– С днем рождения, – на автомате кивнула я, а потом вдруг сказала: – А ну поцелуй меня.
– Чего-о-о? – протянул Марат и его лицо вытянулось.
– Один поцелуй. Тебе сложно, что ли, Азаров?
– Да я… Чо, ыыы… – заговорил на наречии австралопитеков Марат.
А потом вдруг прижал к себе и всосал мою нижнюю губу себе в рот, как макаронину. Звук при этом был такой же. Мягкий и вялый язык ввалился мне в рот, и вишенкой на торте стало его незабываемое скисшее дыхание с нотками выпитого коньяка.
Меня чуть прямо там не вывернуло. Я оттолкнула от себя Марата, проклиная все на свете, и себя в первую очередь, потому что это же надо было быть такой дурой, что я решила сравнить. Будто бы Мефистофель не так уж суперски целуется и вообще все так могут.
Ну, вот Азаров, например, не может. Подтверждено опытным путем.
– Все, все! Отвали, Марат! Не надо!
– Да как не надо… Ыыы, Ритк, супер. Вот это поздравление, – ныл он, лапая меня. – Могу рассчитывать на продолжение банкета вечером?
– Чего? Какого банкета? Руки свои убери, все, отвали, Марат! Серьезно! А то никакой помощи на семинаре.
Он поднял руки и сказал:
– Видишь, убрал! Только помоги, Ритк.
– Черт с тобой, золотая рыбка. Идем… Эээ, Марат. Ты меня за руку вообще-то держишь, отпусти.
Он грудь надул колесом и выдохнул:
– Я тебя даже целовал только что!
Фу, лучше бы не напоминал. Время поджимало, и пришлось мчаться, а это Марат делал куда быстрее меня, так что подорвались мы вместе. И когда влетели в аудиторию, то он так и тащил меня за руку за собой, как на буксире.
Опоздунов Мефистофель не любил. Хотя кого он вообще любит?
Мы благоразумно заняли свои места, а Марат даже тяпнул еще коньяка, нырнув под парту. Черти что! Потом полез ко мне обжиматься, я бы его матом и во всеуслышание послала, если бы преподавателем был кто-нибудь другой.
А так это был Мефистофель, гений экзистенциализма и ранней романтики. Мужчина в черном, который носит солнечные очки даже во время дождя. Зачем?
Который целуется лучше всех трех парней, с которыми я когда-либо целовалась. Ну как так? Почему он?
Мой преподаватель, которого я старательно пыталась забыть, пока зубрила его дурацкую немецкую литературу от корки до корки. И выучила! «Неужели это так сложно, Маргарита?» Нет, Матвей Александрович, это оказалось не так сложно, вы были правы. Местами было даже интересно.
Историей «Фауста» я даже прониклась по-настоящему. Прочла всевозможные обзоры, поглазела на видеоблоггеров, оказывается, те не только современные романчики читают.
Теперь вместо того, чтобы мечтать о том, как я поражу Мефисто прямо в сердце десять лет спустя, я мечтала о том, как сражу его наповал уже сейчас. На этом семинаре.
И я это сделала. Я видела по его вытянувшемуся лицу, что он не ожидал, что я действительно умею учиться, а не только ноги раздвигать ради зачета.
Но мне этого было мало. И когда он спросил о Гретхен, я выдала все то, о чем думала вчерашним вечером, пока взвешивала критические обзоры и мнения. Она просто хотела счастья. Но когда это мужчины соглашались так просто? Конечно, Мефистофель вывернул мой ответ в свою пользу!
Меня переполняла ярость. Даже Азарову не помогла как следует, да, впрочем, я бы и не смогла. Он опустошил свою фляжку во время лекции и, представить не могу, как только не спалился перед Тойфелем? Уж, конечно, он потом во время ответа и лыка не вязал, но вроде никто не догадался. Да и кто бы подумал о том, что в разгар дня один из студентов нажрался прямо на семинаре?
Я получила хорошую оценку, о какой не могла и мечтать несколько дней назад, но теперь и это не радовало. Снова приходили на ум два таких разных поцелуя. Черт возьми, он отнял у меня возможность наслаждаться поцелуями с другими. Еще и заставил учиться! И я выучила, но все равно не чувствовала удовлетворения, потому что рассчитывала на похвалу, восторг и комплименты с придыханием с его стороны. А получила только:
– Вы записались ко мне на курсовую? Значит, зайдите на кафедру после занятий, обсудим.
Не-на-ви-жу. Он не пробовал снимать свои солнечные очки? Чтобы видеть мир не в таких черных красках? Может, в этом все дело?
Только портит жизнь себе и другим.
С таким настроением я потопала на кафедру, хотя по дороге меня опять поймал Азаров. Вжал в стену и обдал перегаром.
– Ты же обещала помочь, Ритк, – выдохнул он.
Что я могла, если ты туп, как пробка, Марат?
– Попробуй в следующий раз выучить, – пропыхтела я, пытаясь вырваться. – Разве это сложно?
И наткнулась на хмурый взгляд Матвея Александровича, который как раз приблизился к кафедре с другой стороны длинного коридора. В сердцах закатила глаза, хотя почему-то сердце при этом рухнуло вниз и захотелось сказать: «Это не то, о чем вы подумали!»
Не все ли равно, о чем он думает? Пусть считает, что меня все зажимают по углам, плевать! Он же решил, что я готова дать ему за оценку по лектуре.
Глядя на него, сцепив зубы, взяла лицо Азарова в руки и поцеловала его в лоб. Нет, в губы все-таки не смогла. Не стоит оно того.
– Ох, Ритк, – замычал Марат, – давай вечером сегодня в «Закси».
– Не, я пас, Марат, спасибо, – кивнула я, не сводя глаз с черной фигуры Мефистофеля в конце коридора.
И тут он выдал на весь универ:
– Как это «Пас»? Ты ведь теперь моя девушка!
Оглушительно хлопнув дверью, Мефистофель скрылся в кабинете. Я же не рассчитывала увидеть петушиные бои? А чего тогда так расстраиваюсь тому, что Мефистофель так легко ушел? Забыл, поди, уже то недоразумение.
Выпуталась из цепких рук Азарова, уверив, что вечером обязательно приду в клуб. Надо будет только поймать его после в трезвом виде и расставить все точки над «И».
На кафедре было многолюдно. Уже легче. Не придется оставаться в таком крошечном помещении один на один с Матвеем Александровичем.
– Левицкая, – процедил он, – вы уверены, что хотите писать по моему предмету?
– Да.
– Почему?
– А я его выучила, – пожала я плечами. – Вы же сами спрашивали, разве это так сложно? Оказалось, что нет, ничего сложного. Так не пропадать же знаниям, Матвей Александрович.
Он молча сверлил меня глазами. За моей спиной шныряли люди, и то и дело постоянно хлопала дверь.
– Хорошо, – кивнул он. – Мне… понравились ваши ответы на семинаре. Сразу видно, что вы готовились. Не то что в прошлый раз, – едко произнес он.
Меня окатило жаром.
– Такого больше не повторится, Матвей Александрович, – процедила я.
– Это я уже понял. У вас же теперь есть этот… Ну, хахаль из коридора. Как его? – он пощелкал пальцами, пытаясь вспомнить имя.
– Азаров? – удивилась я.
– Да, он! Не смею вас задерживать, Левицкая. Ждет вас, наверное.
За спиной снова хлопнула дверь.
– Нет, сейчас не ждет, – мстительно произнесла я. – Он меня вечером в клубе ждет, Матвей Александрович. Как думаете, что такая бедная студентка, как я, могу ему подарить на день рождения?
Мефистофель уставился на меня квадратными глазами.
– У вас день рождения?
– Нет, у него. И я хочу сделать ему подарок, – с нажимом произнесла я.
Мефистофель сглотнул. Дернул ворот черной рубашки, как будто тот давил горло. Но верхние пуговицы его рубашки и так были распахнуты, я вдруг поняла, что с удовольствием вонзилась бы в его шею зубами. Жаль, что не сделала этого тогда в машине. Или во время лектуры. Теперь-то точно надеяться не на что.
– Не все люди достойны таких подарков, – хрипло заметил он. – Особенно этот ваш…
– Азаров, – снова подсказала я. – Вам виднее, Матвей Александрович. У вас опыт, которого у меня совсем нет в этом вопросе.
– Такие подарки не дарятся в клубе, Маргарита! – рявкнул он неожиданно резко, запустил пальцы в волосы и сказал уже спокойнее: – Да, у меня хватает опыта, поэтому советую прислушаться, хотя, конечно, вы не станете этого делать мне назло. Но если бы… Чисто теоретически! Если бы я оказался на месте этого… Азарова! Я бы не стал принимать такой подарок в ночном клубе. Это должно происходить иначе, Маргарита. Совсем-совсем иначе. А не второпях в какой-то подворотне.
– Мы с вами все еще про диск с «Фоллаутом» говорим? – хрипло спросила я. – Он любит играть в «Плойку», Матвей Александрович. Я решила подарить ему лицензионку.
Он кивнул, отводя глаза в сторону:
– И хорошо, что так.
Я потопталась на месте. Оглянулась и вдруг поняла, что никого вокруг больше не вижу. А, ну да. Следующая пара началась. Все свалили, только у Мефистофеля, видимо, окно в расписании.
– Так значит, чисто теоретически, будь вы на его месте… – протянула я.
– Абсолютно чисто теоретически, – истово покивал Мефистофель, все еще не поднимая глаз.
– Ну да, так вот… Вы бы не стали делать это в клубе, а где тогда делаются… такие подарки, учитывая весь ваш опыт в этом вопросе? Да и можно ли это вообще считать подарком? Ничего особенного, ведь так?… – пожала я плечами.
И напоролась на темный, без единой искорки, взгляд.
– Маргарита, – процедил он, медленно поднимаясь из-за стола. – А с какой стати вас интересует именно мое мнение? Я же… Как вы тогда выразились? «Ничего особенного, что стоило бы запомнить»?
Задело, значит.
Настал мой черед смотреть в пол.
– Чисто теоретически, Матвей Александрович… – просипела я.
Еще один шаг и он уже вышел из-за стола.
– Говорите, – подбодрил он меня.
– Если бы я могла выбрать из всех мужчин в этом мире, чисто теоретически, конечно, то я бы, пожалуй…
– Да?
– Выбрала бы вас.
Остановился, как будто напоролся на невидимую преграду.
– Почему меня?
– Опыт, – загнула я один палец. – И… вот это все остальное.
Еще один шаг и он вжал меня в стену.
– Что ты творишь? – процедил прямо на ухо, при этом вжимаясь всем телом в меня. – Чего ты добиваешься, Маргарита?
– Мы снова на «ты»? – выдохнула я и первая прильнула к его губам.
И это был просто взрыв, когда он нежно провел по моим губам языком, а после ворвался в рот, взяв сразу с места в карьер. Я чуть не застонала от одного только поцелуя. Напор и нежность, забота и страсть. Четыре в одном, проклятый демон. Почему никто больше не целуется так, как он?
Он ударил бедрами, не стесняясь, и я глухо застонала, отвечая на его напор. Кусая его нижнюю губу, запуская руки под пиджак. Слишком много одежды. Слишком мало всего остального.
Мефистофель отстранился, тяжело дыша, коснулся лбом моего. Сжал в ладонях мое лицо.
– Когда я говорил, что клуб не место для первого раза, я не имел в виду, что это надо делать прямо на кафедре, – улыбнулся он.
Я кивнула. Сорвала с его губ еще один поцелуй, опустила руку ниже и сжала член через брюки. Настал черед Мефистофеля стонать.
Этот стон и его желание для меня все и предрешили.
Вырвавшись из кольца его рук, я шагнула к двери.
– Ну конечно, – проворчал он за моей спиной, – возбудить, а потом улизнуть! Ты повторяешься, Марго!
Я коснулась дверной ручки и щелкнула задвижкой. Повернулась к обалдевшему Матвею Александровичу и сказала:
– Обещаю исправиться, – и опустилась перед ним на колени.
Глава 8. Матвей
Окаменел. Ей-богу, я просто превратился в истукана. Что за яд источает эта пигалица, что я регулярно теряю с ней разум и волю. Это все от недотраха? Серьезно? Побочка от грядущего просветления?
Это ж черти что!
Надо по рукам ей надавать и отправить на пару, а я вместо этого стою и смотрю, как она весьма ловко для святой невинности расправляется с моими брюками.
Сколько раз я представлял, как она делает это? Вроде бы фантазии позволяют подготовиться, но нет. Не наш случай. Я же не допускал реальность этих фантазий. Не на кафедре уж точно. Но вот она прикоснулась ко мне – и все. Пускаю корни в пол, как дерево и чуть покачиваюсь, чтобы уж не трястись от предвкушения. Если с той стороны нас будут осаждать студенты, коллеги и Мамай с ордой все равно буду стоять и глазеть на нее сверху вниз. Потому что зрелище завораживает и сносит крышу. Напрочь.
Как она смотрит на мой член. Словно это самый главный приз в ее жизни. Девственницы вообще смотрят так на член? Это нормально? У меня не было невинных. Много возни и обязательств, которые они сами непременно навыдумывают.
– Марго, – выдохнул я, когда она первый раз коснулась губами.
Подняв глаза вверх, Маргарита чуть отстранилась.
– Я не очень умею, вернее совсем не умею, но буду стараться.
О, господи, она будет стараться. Почему это так возбуждает? Пока я думал, что на это ответить, она снова поцеловала кончик, раскрыла губы и стала медленно вбирать меня в рот.
Это было мучительно долго и сладко болезненно. Я прикрыл глаза, но тут же открыл их снова, желая смотреть на нее.
Она действительно старалась. Губы скользили по члену, щедро смачивая его слюной, язычок задевал головку, и я громко выдыхал, едва сдерживая стон. Моя рука пробралась в волосы Маргариты, перебирая пряди, лаская затылок.
Только не форсировать, не трахать ее рот. Это все и так за гранью добра и зла.
Едва я привык к изучающим несмелым попыткам, Марго начала экспериментировать. Она то сжимала губы, то посасывала самый кончик, обводила языком головку и по всей длине, а потом снова втягивала член в рот.
К этому я уже не мог привыкнуть. Сжав в кулак ее волосы, я подался бедрами вперед. Она подавилась и закашлялась, отстраняясь, а потом подняла на меня перепуганные глаза, словно я сейчас поставлю ей неуд за минет.
Мы оба замерли, и я был готов все прекратить. Вроде бы… Предложение закончить все рукой вертелось на языке, но Марго не дала мне высказаться. Лишь буркнула:
– Прости.
И снова взяла меня в рот, прикрыла глаза и стала целовать, облизывать, восстанавливая дыхание.
– Помоги себе рукой, – поговорил я, и сам положил ее ладошку у основания. – Синхронно.
Она уловила моментально. Способная девочка. Особенно, если объясняешь персонально.
Марго поглаживала и посасывала, втягивала щеки и дразнила языком. Она словно решила испробовать все сразу, и я больше не мог сдерживать стон.
– Я вас правильно поняла, профессор? – спросила она, отпуская меня на мгновение.
– О, да, – выдохнул я, не пытаясь сопротивляться ее невинной магии и скрывать собственный кайф.
Пусть знает.
Моей выдержки хватило ненадолго. Я снова погрузил пальцы в ее волосы, сжал и толкнулся навстречу, чувствуя близкий финал.
– Придется… проглотить, – проговорил я, запинаясь. – Ты же не хочешь, чтобы у меня были проблемы.
Марго прикрыла глаза, словно соглашаясь, не сбавляя при этом темпа и интенсивности.
– Сейчас, Марго. Замри.
Я усилил хватку, останавливая ее движения, и отпустил себя. Это было быстро. Я не позволил себе смаковать, хотя безумно хотелось чувствовать ее рот чуть дольше, выходить медленнее, но Маргарита и так уже была на грани. Слишком много для первого минета.
Ее глаза слезились, и она жадно стала хватать ртом воздух, когда я отстранился и стал возиться с бельем и брюками.
Она, словно обессилив, села попкой на пятки, приложила ладони к алым щекам. Я поспешил подхватить ее и поднять, прижимая к себе.
Ее припухшие губы блестели, и я не смог устоять, впился в них поцелуем. Я бы вечно мог целовать ее, то терзая страстью и сладкой болью, то изводя нежным исступлением. Боже, как же хотелось усадить ее на стол и трахнуть. Или хотя бы еще раз ощутить пульсацию оргазма и горячую влагу на пальцах.
– Что ты вытворяешь, бессовестная? – бормотал я, отпустив ее губы, покрывая поцелуями лицо и шею. – С ума меня решила свести?
– Это было несложно, – улыбнулась она. – Пустяк, разве нет?
– Угу, на кафедре среди бела дня. Все так делают.
– Никто не узнает, я же закрыла дверь.
– Это все меняет, конечно.
– Конечно!
– Если ты думаешь, что после этого я напишу за тебя курсовую, то ты ошибаешься.
– Снова выставляете меня порочной расчетливой девкой, профессор?
– Ах да, прости. Ты невинна и почти святая. Забываю все время. Когда мой член у тебя во рту, память отшибает на раз-два.
Она тихо рассмеялась, обнимая меня, подставляя щеки поцелуям.
– Жаль нельзя пользоваться этой уловкой, когда ты проводишь опрос. Амнезия была бы очень кстати.
– Что угодно, лишь бы не учиться, – отчитал я ее. – Что за двоечница?
– Боже, вы такой нудный, Матвей Александрович, сил нет.
– Никаких, – подтвердил я и снова впился в ее губы.
Вспомнил, как Азаров зажимал ее у стены и шептал что-то на семинаре, и тут же потребовал:
– Не ходи никуда сегодня. Никаких клубов.
Она отстранилась и внимательно на меня посмотрела. Какого черта мне кажется, что она видит меня насквозь?
