Нам судьба обязана счастьем

Любящий вечно, твой Маркс

Привет всем родным и вообще, кто про меня вспоминает. Также целую маму, папу.

P.S. Дорогая Трили, опять прошу прощения за небрежность, но ведь я пишу лежа, у нас ведь нет ни столов, ни стульев, и к тому же я тороплюсь, чтобы не потушили свет. Раиночка, опять повторяю свой адрес:

АЗ ССР г. Баку

ул. Шаумяна 33

Глав почта, почт. ящик 37

Подразделение № 1

Мне.

Марк – Рае

4/XI-<19>40

г. Баку

Добрый день, моя дорогая Раиночка! Хотел я тебе еще вчера написать, вчерашний день должен быть выходной, но нас заставили копать ямы и ставить телеграфные столбы. Мы кончили в 4 часа, пообедали и легли на час отдохнуть. Я настолько был усталый, что проспал до 11 часов, поэтому пишу сегодня.

Милая моя Триленька! Я тебе пишу уже 3-е письмо с ответным адресом, а получу от тебя, наверное, 10-го, если ты только послала авиа. Обычное письмо между нами будет следовать 6–7 дней. Проснувшись в 11 часов, спать больше не хотелось, а писать тебе нельзя было, потому что вскоре должны были тушить свет, и вот, лежа, я слушал рассказ одного старого бойца: 4 месяца назад один боец, стоя в карауле, получил письмо от брата. Тот ему написал, что жена его оставила, вышла замуж за другого и уже была беременная от другого и с ним, и с их ребенком уехала жить в другой город. Это так подействовало на этого несчастного, что, не дождавшись окончания караула, он застрелился. И вот, Раиночка, я все думал про него, так и заснул, и снится мне, что я приезжаю домой, но мы почему-то живем в другом каком-то месте. Я играю с нашей очень красивой девочкой, черненькой такой, и сразу почему-то она становится большой, и ты ее одела в брюки галифе и пиджак, вроде наездницы, только ботинки у нее были какие-то старые. Вот из-за ботинок и завязался у нас спор, я ее взял и собрался идти покупать ботинки. Ты меня с ней догоняешь и, как раньше, резко, требуешь, что мы обязаны идти в долгий караул, и вроде мы шли разводиться, и я проснулся. Это мне снилось потому, что я день и ночь только и думаю о тебе, ты ведь все время стоишь передо мной, а обнять тебя я не могу. Я все спрашиваю себя, почему так долго нет письма, и никак не могу себе представить, что ты только завтра получишь мое письмо с адресом, и не знаю, как мне дождаться ответа.

Раиночка, моя милая, это письмо будет тебе напоминанием, что ты должна мне писать ежедневно и учитывать, что я его получу только через 6 дней. Триличка, я вчера разговаривал со своим командиром, он мне рассказал, что уже целый год не был в городе. Сейчас такое положение, что никого никуда не пускают с точки, только по особо уважительным причинам. Это я тебе пишу к тому, что если бы ты сумела во время родов послать мне телеграмму, что ты находишься «в тяжелом положении», обязательно заверенную врачами, то, возможно, мне бы дали отпуск, и я бы приехал на некоторое время. Такие случаи были. Только конечно, пусть будет написано в тяжелом положении, а ты будешь здоровой и бодрой. Раиночка, ты поговори с Генрихом, что он скажет. Или попроси своего врача, к которому ты ходишь, чтобы он тебе подписал телеграмму. Особо сложного тут ничего нет, ведь в трудном положении каждый может находиться.

Раиночка, немного о местности, где я нахожусь. Это такой проклятый полуостров, как пустыня Каракум. Чуть ли ни каждый день ветры, а иногда такие сильные, что чуть с ног не валит. Холода у нас еще не предвидятся, а у вас, наверное, давно снег валит, и уже, наверное, холодно. Я себе не представляю, чем ты занимаешься целый день. Меня ты уже к вечеру не ждешь, ну что ты все-таки можешь делать? Ты мне все подробно опиши.

Раиночка милая, я бы тебя попросил, чтобы ты попыталась меня вызвать к телефону через г. Баку. Может быть меня отпустят к телефону. Раиночка, мне так хочется с тобой поговорить хоть несколько минут, ведь это огромное счастье услышать твой голос! Хотел бы на праздник, но ты ведь получишь это письмо после праздника. Ну все равно, пусть будет хоть и после.

Думаю завтра написать письмо Аркадию, Боре и родным в Раменском и Лосинке. Триленька, если Яша[6 - Аркадий – друг Марка по Ананьеву; Боря – младший брат Марка, Яша – средний его брат.] пришлет письмо, то ты ему передай мой адрес или же мне его.

Дорогая моя Триленька, хотел кончить, но меня прервал командир и сообщил, чтобы я ложился спать – мне сегодня надо заступать в ночь на караульную вахту. Тогда пока, ложусь спать, всю ночь только и буду думать про тебя единственную. Ах как жаль, что ты не сможешь сегодня это узнать!

Если бы ты знала, милая Раиночка, как я жду от тебя ответа, как бедный соловей ждет лета, но он уже привык ждать, а я никак не могу привыкнуть.

Ну, на этом пока. Адрес старый. Отвечай мне каждый день.

Целую тебя крепко, крепко, моя дорогая Триленька.

Тебя любящий, вечно твой Маркс

Целую маму, папу. Привет родным всем.

Из дневника Раи

6/X-<19>40

Во всех письмах он пишет, что все мысли у него только обо мне и о ребенке, который должен быть, что он любит только меня единственную, что дороже меня у него нет никого на свете и не может быть. В каждом письме он пишет, что как только будет возможность, он наймет комнату, и я приеду к нему с ребенком, что он с ума сходит без меня. Неужели все это ложь? Нет, конечно, так лгать нельзя! Но почему же нет письма? До 3/XI я ждала спокойно (более-менее). Третьего весь день проплакала. Скорее бы родился ребенок. Мне кажется, что я буду очень сильно любить его. Если это будет мальчик, я назову его Эраст – Эра. Ведь в моей жизни так часто «новые эры», и его появление на свет должно быть счастливой эрой. Если девочка, я буду учить ее любить и быть счастливой. Дочь будет моим первым другом.

Завтра праздник, а что мне этот праздник без него… Думает ли Миша обо мне сейчас? Может быть и думает. Ведь я знаю – он любит меня! Сильно любит. Какое это счастье ощущать любовь к себе! Но почему же нет так долго письма?

Марк – Рае

7/XI-<19>40 г. Баку

Добрый день, моя дорогая Раиночка. Поздравляю тебя с 23-й годовщиной. Хотя ты получишь поздно поздравление, но это неплохо вспомнить еще один раз прошедший день.

Милая Триленька, сегодня у меня первый день, когда я свободен от занятий и могу заниматься, чем хочу. На парад мы не поехали, а остались в своих котлованах для несения Сталинской вахты. И вот сижу я среди поля, кроме нефтяных вышек и телеграфных столбов ничего не видно, сижу и думаю: Ах, если бы судьба сжалилась надо мной, и ты была бы со мной хоть немного, я был бы самым счастливым человеком в мире! Все празднуют, веселятся, а мы с тобой должны быть так далеко друг от друга, грустить, изнемогая от разлуки.

Милая моя Триленька, мне хотелось бы тебе столько написать, изложить свою душу на бумаге, но ты знаешь, я в этой части не очень способен.

Дорогая Раиночка, я также понимаю, как тебе трудно там одной. Что ты делаешь сегодня? Наверное, соберутся родные, и не обойдется без того, чтобы тебе поиграли на нервах. Ты мне, пожалуйста, все опиши. Представь себе, как я мучаюсь: я ведь еще не получил от тебя ни одного письма. Каждый день нам приносят письма, и я к ним не подхожу, потому что знаю, что получу не раньше 10-го, а то и позже. Утешаю себя тем, что это скоро все пройдет, и ты приедешь, а после уже я приеду насовсем. За все нами пережитое будущее должно оплатить вечным счастьем.

Милая Триленька. Напиши, что ты думаешь насчет приезда ко мне, когда это возможно? Видела ли ты этого моего дядю? Он бы нам очень пригодился, если у него действительно большая площадь в Баку. Милая Триленька, ты мне пиши все подробно и все свои мысли, потому что письма, идущие ко мне, нигде и никем не проверяются.

Теперь я очень хочу тебя просить, чтобы ты мне прислала ту карточку, где мы сняты с куклой. А когда будут готовы последние, то тоже одну пришли. Как мне хочется взглянуть на тебя хотя бы на портрете. Она бы лежала у меня под подушкой, и я бы ежедневно смотрел на тебя. Больше у меня ничего не остается, как смотреть на тебя и думать о будущем.

Главное ведь, я охраняю, и очень зорко, г. Баку и всех, кто в нем находится. А в Москве тебя и всех охраняет кто-нибудь другой, а ты, наверное, спала и ничего не знала. Отойти дальше чем на 300 метров не имею права. Только меня и спасает, если где-нибудь раздобуду какую-нибудь книжонку или газету 5-дневной давности. Вот так я и существую здесь в землянках. А до каких пор мы здесь будем находиться, не знаю, и никто ничего определенного не говорит. Будет плохо, если мы здесь пробудем всю зиму. Хотя зима и один месяц, но зато все время сильные ветры, и в землянках будет не очень сладко. Но я ничего не могу сделать.

Милая моя Раиночка, завтра мне второй раз быть в дозоре, но меня радует, что я скоро получу ответ и сразу тебе отвечу.

Милая Трилечка, я тебя еще попрошу позвонить ко мне на работу по тел. К5 75 69 и узнать, кто назначен заведующим производством. Своего имени не говори, а скажи из Райкома. Мне хотелось узнать, кого назначили.

Ну вот, любимая моя, на этом пока заканчиваю. Завтра, наверное, написать не смогу, а послезавтра обязательно напишу.

Моя любимая Триленька!

Обнимаю и целую тебя крепко, крепко.

Любящий тебя вечно, Твой Маркс

Целую маму, папу.

Привет всем родным.

P.S. Дорогая Триленька, опять пишу я тебе, лежа на кровати, да еще на чужой. Стола или стула у нас не имеется, ни одного. Даже чернила, и то пришлось просить в Штабе, так что не присматривайся к «неряшливости». И еще вдобавок перо доживает последние часы, в общем, со всех сторон «хорошо». Ну ничего, все как-нибудь переживем до хорошего времени.

Твой Маркс

Рая – Марку

8/XI-<19>40, 5 ч. 30 м. дня

Мой любимый Маркс!

Мне так хотелось поскорее тебя обрадовать письмом. Но, как обычно, нам не везет: авиапочта закрыта, я послала тебе вчера обычное письмо.