Хозяйка каменоломни в Драконьем доле

Пришла Мариса. Подала сначала полотенце, потом тяжеленный пушистый халат.

Отвела в спальню.

В мягком свете фонарей-ночников кровать под складками нависшего балдахина сама казалась пещерой.

В комнате было свежо.

За чуть приоткрытым окном ночь прорывалась переливчатым пением близкой реки. И шелестом листьев, уже местами подсохших и поэтому звонких…

Занавеска вдруг колыхнулась, и что-то заметалось в ней, путаясь в ткани.

– Ай! – Мариса схватила оставленное Анной полотенце и собралась шлепнуть им незваного гостя.

– Подожди.

Анна видела их прежде.

Летучих мышей.

Когда-то безумно давно, в походе, одна запуталась в волосах. Было нестрашно. Щекотно… И Лариса Чалова, жена председателя их турклуба, женщина совершенно бесстрашная, до безумия увлеченная природой, выпутывала рвущееся на свободу создание из Анниной шевелюры.

Та мышь была изжелта-серенькая, с белым брюшком, с прозрачными длинными ушками, с острой розовой мордочкой и смешными пальчиками-крючочками на пергаментных крыльях. Оказавшись в человеческих руках, она оскалила крошечные зубки и тут же была отпущена на свободу.

Лариса Чалова сказала, что это, должно быть, ночница…

Анна бережно освободила местную мышь из западни. Она тоже оказалась белобрюхой и длинноухенькой. Только была больше той, прежней.

Раза в три…

И эта мышь не сердилась. Она внимательно смотрела на Анну бусинками глаз, покорно ожидая, пока ее выпустят в окно.

– Ну и страшилище, – нахмурилась камеристка.

– Это ночница. Наверное… – повторила Анна слова Ларисы Чаловой. – Должно быть, прилетела из подземных гротов.

Мариса затворила оконную створу, защелкнула медный шпингалет.

– Вот так-то лучше. Ложитесь, госпожа, спать. Что-то мы засиделись совсем.

Часы в резной оправе пробили полночь.

В деревне залаяла собака, и в ответ ей со стороны берега прилетел надрывный жутковатый звук.

– Кто это? – спросила Анна.

– Гиены, – рассказала Мариса и успокоила: – Они ручные. Домашние. Их Орра держит.

– А кто такая Орра?

– Орчиха. Работает в каменоломне. Для их народа скалы и подземелья – дом родной.

Анна изумленно вскинула брови.

– Хочу с ней поскорее познакомиться. А где она живет?

– Ее дом стоит отдельно от деревни. Чуть дальше. У берега Резвянки, на тропе, что ведет к шахтам. – Мариса подошла к резному комоду на высоких медных ножках, достала из ящика мягкое ночное платье, подала. – Вам помочь переодеться?

– Спасибо. Справлюсь сама, – отказалась Анна.

Камеристка почему-то усомнилась:

– Точно?

Анна убедила ее:

– Да. Хочу чувствовать себя дееспособной, понимаешь? – Она красноречиво постучала костяшками пальцев по искусственной ноге. – Мне это нужно. Хочу заново в себя поверить и жить полной жизнью.

– Я понимаю, – закивала камеристка. Предположила робко: – Это другая женщина из снов так на вас повлияла?

– Почему ты так решила? – поинтересовалась Анна в свою очередь.

– Потому что… – Мариса помрачнела, потупила взгляд и видимо пожалела о сказанном. – В общем-то, неважно. Главное, что теперь вы столь жизнерадостны и бодры, что я больше не боюсь за вас…

– Больше не боишься? Как это понимать? – насторожилась Анна. Она легко справилась с ночнушкой и теперь по привычке подыскивала вешалку для халата. – Что не так? Расскажи мне, прошу.

– Ох, госпожа… – Камеристка забрала халат с тяжким вздохом. Направилась к встроенному в стену платяному шкафу с овальными зеркалами на створах и деревянной головой оленя по центру. Зашуршала там. Ее голос звучал приглушенно из одежных дебрей. Она не хотела поворачиваться и смотреть хозяйке в лицо. Но и молчать не могла. Говорила: – После того, как его сиятельство объявил, что вас высылает, вы плакали день и ночь. Вы страшные вещи говорили. Что убьете себя. Что не сможете жить с таким позором. Что калекой быть не хотите… – Она не выдержала и разрыдалась, уткнувшись лицом в еще влажную после ванной ткань. Запричитала: – Простите, госпожа… Простите…

– Мариса, ну что ты… – Анна растерялась. Поспешила к камеристке и обняла ее за плечи. Стала на ходу подбирать нужные слова. – Это я сгоряча тогда… От расстройства. Посмотри на меня. Я уже в порядке, видишь?

– Вижу, – шмыгнув носом, всхлипнула Мариса. Испуганно взглянула на залитую слезами одежду. – Ох, госпожа. Простите…

– Ничего страшного, – успокоила Анна, забирая несчастный халат. Ляпнула на автомате: – Я завтра постираю.

– Вы постираете? – Мариса округла глаза. – Сами, что ли?

– У нас слуг нет, – снова оконфузилась Анна, повторив любимую фразу своей матушки.

Мариса испугалась:

– А как же я? Вы меня прогоняете, что ли?

– Нет, что ты! Это просто поговорка такая. – Пояснение родилось само собой. – Из сна. Привязалась…

Надо меньше говорить.

А то все из-за стресса проклятого. Из-за рассеянности.

И старости. Ведь в душе она до сих пор парализованная старуха из двадцать первого века с плохой памятью и грузом предательства на душе.