Тегеран-82. Мир

К дому Рухи мы явились часа в три ночи. С Жанет и Икрамчиком расцеловались возле их входа.

Марьям-ханум ждала нас в зале, господин Рухи и Хамид уже отдыхали.

Мама подружек расцеловала каждую из нас и сказала, что уже постелила мне в комнате Ромины. На постели меня ждала красивая ночнушка, похожая на «платье», которое мы с мамой купили в «Куроше».

Когда мы с Роминой переоделись, Роя и Марьям-ханум зашли к нам пожелать спокойной ночи. Мама Ромины принесла нам уютный глиняный кувшинчик и сказала, что в нем айран, если ночью нам захочется пить. А Роя вручила мне новую зубную щетку в красивой упаковке. Она была до того красивая, что я подумала: интересно, а можно ли будет забрать ее с собой?! Но спросить постеснялась.

Я умылась и приготовилась вырубиться, чувствуя, что впечатления меня переполняют и надо их «переварить», разложить по полочкам. А это утром, потому что сейчас уже нет сил.

Только я улеглась, как Ромина прошептала:

– Подожди спать! У нас еще есть дело в эту ночь! Надо только дождаться, пока все уснут!

Любопытство заставило меня разлепить веки. По знаку Ромины мы минут 15 полежали в полной тишине, потом она встала, приоткрыла дверь в коридор и прислушалась!

– Спят! – удостоверилась подружка и достала откуда-то из-под кровати запасенную кастрюлю, в которую стучала, пока мы ходили по гостям.

– Это зачем? – удивилась я.

– Увидишь! – загадочно отозвалась Ромина.

Она перелила в кастрюлю айран из принесенного ее мамой кувшина, ополоснула его под раковиной и жестом пригласила меня к окну, выходящему на задний двор. Там, на маленькой забетонированной площадке торчал гигантский радиатор кондиционера, из которого тихо капала вода. В то время такие в Тегеране были повсюду и мне они очень нравились. Если под него засыпать, кажется, что на улице идет дождь. Дождей в Тегеране почти не было и, в отличие от зимы и снега, по дождичкам я немного скучала.

Ромина схватила кувшин, размахнулась и с силой швырнула его на бетонную площадку. Раздался треск, это кувшин разлетелся вдребезги.

– Что ты делаешь??? – ужаснулась я. – Тебе же попадет!

– Попадет! – удовлетворенно улыбнулась подружка. – Но это будет завтра. А сейчас дело сделано!

Она сообщила мне, что специально выпросила у мамы на ночь айран, зная, что она нальет его в глиняный кувшин, так положено. И припрятала кастрюльку, потому кувшин нужен для «кузе-шекани». Это примета такая на Чахаршанбе-сури. Если в ночь на последний четверг старого года выбросить в окно старый кувшин, в новом году в дом придет богатство.

– Утром мама, конечно, будет ругаться, – серьезно пояснила подружка, – но когда придет богатство, еще спасибо мне скажет! Подумаешь, кувшин!

«Какое ей еще богатство?! – думала я, засыпая. – У нее и так все есть, даже собственная ванная!»

Наутро Роя разбудила нас в семь и сказала, что ничего, выспимся в новогодние каникулы.

Мне очень хотелось спать и я чуть не сказала, что у меня-то на Новруз нет никаких новогодних каникул! Но потом вспомнила, что у меня и школы-то нет!

Стол был уже накрыт к завтраку: омлет с сабзи, тосты с моим любимым плавленым сыром панир-хомэи, похожим на очень густые сливки, и чай со свежими ширини, уже принесенными Хамидом из армянской пекарни.

За столом Марьям-ханум качала головой и что-то тихонько втолковывала Ромине на фарси. В ответ Ромина только улыбалась и разводила руками – мол, ну что теперь поделаешь?! Я догадалась, что мама отчитывает ее за кувшин.

И я снова подумала, какие все же славные эти Рухи! Если бы я нарочно разбила дома кувшин, моя мама ругалась бы куда громче. И едва ли я могла бы беспечно улыбаться, как Ромина, выслушивая то, что она обо мне думает.

Хаджи Рухи объявил, что на сегодня у нас большие планы. Сначала мы поедем в загородный клуб кататься на лошадях.

– Ты ездишь верхом? – спросил меня Хамид.

Для меня это прозвучала как в кино про жизнь аристократов: «Кстати, вы играете в теннис?»

Мое знакомство с лошадьми на тот момент сводилось к тому, что однажды, гуляя со мной по парку Сокольники, папа завел меня на территорию спортивного общества «Урожай», где мы немного поглазели на занимающихся в манеже всадников. Запомнился острый конский запах, щелчки хлыста и резкость тренера, которая уже ассоциировалась у меня с любым «большим» спортом. Если тренер не кричит и не ругается, значит, это не серьезные занятия, а так – группа здоровья. На «Урожае» все было серьезно. Хотя бы потому что нас с папой вскоре выгнали, сказав, что посторонним на тренировки нельзя. А если мы желаем сами скакать, то по воскресеньям с утра работают группы проката для «чайников».

Вспомнив все это, на вопрос Хамида я просто отрицательно помотала головой.

– Наши лошадки – полностью заслуга Хамида! – сказал хаджи. – Он их навещает и выгуливает. Благодаря ему, они ухоженные красавицы.

При этих словах отца Хамид заметно приосанился. Уход за лошадьми явно был его гордостью. Наверное, он ходит в секцию верховой езды. На «Урожае» нам с папой тоже объяснили, что, помимо непосредственно катания, каждый всадник должен уметь ухаживать за лошадью – почистить, оседлать, покормить. Правда, я не поняла, при чем тут хаджи Рухи и почему он говорит про лошадей «наши»? От любопытства я даже напряглась и вспомнила, как будет по-английски «оседлать».

– Ааааа, он их чистит, кормит и седлает? – догадалась я.

– Да, он все это умеет, – не без гордости признал господин Рухи. – Но, конечно, каждый день это делает конюх, шорник и берейтор, потому что Хамид учится и помогает мне в магазине.

Хамид снова приосанился.

– Но сын каждую неделю навещает наших любимиц, – продолжил отец семейства, – проверяет, все ли нормально и забирает каждую на длительную прогулку в поля, чтобы они побегали на воле. Все выходные там проводит! – добавил хаджи, глядя на сына с одобрением.

Марьям-ханум тоже закивала головой в знак восхищения сыном. Хамид весь сиял.

– С тех пор как наш папочка сделал эту покупку, – вставила Роя не без ехидства, – вся семья имеет по ней обязанности, а не только Хамид! Мы с Роминой тоже ездим их выгуливать! А я еще их и чищу!

– Два раза чистила за все время! – уточнил Хамид.

Ромина, накануне бывшая заводилой, с утра притихла. Наверное, не выспалась. За завтраком она, не стесняясь, клевала носом. Обычно бойкая на язык, тут она включилась только на хамидовы «два раза». Она приоткрыла один глаз и заявила:

– Неправда! Мы с Роей все прошлые каникулы там проторчали! И почти всегда ездим с Хамидом!

– Все молодцы, – примирительно молвил их отец, – все помогают родителям с лошадьми.

Марьям-ханум снова одобрительно закивала.

А я окончательно зашла в тупик. Что это за лошади такие, с которыми надо «помогать родителям»?!

Я решила не стесняться и задать вопрос прямо. А то мы к этим лошадкам едем, вдруг я тоже должна буду с ними «помогать»? А я не умею и надо об этом предупредить! Может, после этого Рухишки расхотят брать меня с собой? Хотя к лошадкам мне очень хотелось. Но я была честной девочкой, поэтому грустно сообщила:

– А я не умею ни чистить, ни седлать, ни кормить! Теперь вы не возьмете меня с собой?

Все захохотали. И даже Марьям-ханум – еще до того, как ей перевели мои слова. Я заметила, что Марьям-ханум, хотя сама и не говорит по-английски, но почти все понимает и без перевода. То ли она все-таки знает язык, просто не хочет говорить, то ли дело и вовсе не в языке, а в ее природной чуткости и в искреннем интересе к беседам своих детей со мной. Я тоже ловила себя на том, что порой понимаю, о чем идет речь на фарси, хоть и не знаю языка.

Посмеявшись, хаджи Рухи сказал, что я могу не волноваться, меня всему обучат.

Ромина снова приоткрыла глаз, видно, решив меня успокоить:

– Вы мне сейчас запугаете подружку! Папа два года назад приобрел шесть лошадей, – пояснила она мне. – Они стоят на конюшнях в Душан-Таппе, куда мы сейчас поедем. Папочка наш оплачивает их полное обслуживание, так что, на самом деле, никто ничего не должен. Просто нам нравится ездить кататься, а заодно мы все научились ухаживать. Это же интересно! И в Душан-Таппе красиво!

– Там шах Насреддин любил охотиться! – подтвердил хаджи Рухи.

– Это тот, у которого 84 жены в балетных пачках? – уточнила я, вспомнив папины рассказы.