Без поцелуя на прощание

Успехи?! Какие успехи?! Я полужива. И что, теперь она Никки, да? Когда это они успели начать называть друг друга уменьшительно-ласкательными именами? Как же болит голова.

Я никогда не доверяла Николь. Я не верю, что у нее есть какие-то неэгоистичные мотивы. Я уверена, что она не столько помогает, сколько пытается занять мое место в моей семье, как только я перестану быть помехой. Она того же возраста, что и я, плюс-минус пара месяцев. А еще она стройная, эффектная… и она в сознании. Я не обладаю ни одним из трех качеств.

А еще я не могу поверить, что Марк мог оставить меня наедине с этой женщиной. Куда он подевался? Гудини[4 - Гарри Гудини – американский иллюзионист, прославившийся трюками с побегами и освобождениями.] отдыхает.

Где-то минут сорок или около того мне приходится мириться с разглагольствованиями Николь о том, как она вымыла дом, чтобы везде было чисто и аккуратно, когда я вернусь. Приходило ли ей хоть раз в голову, что, может быть, есть причина, почему там беспорядок? Может, мне нравится беспорядок. Я игнорирую ее рассказ о том, как она сэкономила пятьдесят евро, потому что стреляла глазками в механика, когда отвозила машину в ремонт. Я даже мирюсь с тем, как она превозносит себя, рассказывая о том, что пригласила моих свекров на здоровый семейный ужин. Если ее цель – добить лежачего, то у нее это прекрасно получается. Я поняла. Судя по всему, у нее лучше получается быть мной, чем у меня.

Мне с трудом удается выкроить пять минут в день, чтобы принять душ, но чудесная, распрекрасная супер-Николь имеет массу времени, чтобы вручную прошить новую скатерть, которая, как я представляю, гордо красуется на моем теперь идеально отполированном обеденном столе. Я способна пережить это, правда способна. Но лампочка начинает мигать красным или, точнее, даже неоново-алым, когда она рассказывает о том, как Марку понравился ее суп, потому что ему катастрофически не хватало питания. Черт побери! Если я что-то и поняла за все те годы, которые мы с Марком вместе, так это то, что путь к его сердцу определенно лежит через желудок. Купи ему бургер и картошку, и он станет твоим лучшим другом на всю жизнь.

Гнев пульсирует у меня в висках, и я представляю, как подскакиваю вверх и вцепляюсь в шею Николь.

Николь драматично охает:

– Лаура! Лаура, ты меня слышишь? Ты только что пошевелилась? Лаура?!

О боже… Я пошевелилась. Я правда это сделала! Я все еще функционирую! Я забываю обо всем, что произошло за последние дни, теперь волнуюсь лишь о том, чтобы сделать это снова.

– Это фантастика! Жди здесь. Не двигайся. То есть двигайся, двигайся как можно больше, – мне трудно разобрать слова Николь, потому что она произносит их очень быстро и удаляется от меня.

Затем наступает полная тишина. Чертова тишина, которую я успела так возненавидеть. И я понимаю, что снова осталась одна.

В моей голове раздается шум шагов, стучащих в коридоре, и мысли о последнем разе, когда у моей палаты была такая активность. Но на этот раз шаги направляются в мою сторону.

– Лаура, Лаура, ты меня слышишь? – спрашивает Марк, с трудом переводя дыхание.

Голос Марка звучит глухо, и впервые за все время он не пытается скрыть, как вымотан. Я ужасно хочу протянуть руки и обвить их вокруг него. Я хочу прижаться к нему так близко, чтобы мы стали единым целым.

– Лаура… – он останавливается, словно в ожидании ответа. – Я держу тебя за руку. Ты чувствуешь, принцесса?

Мои пальцы бездумно сжимаются в попытке ухватить его. Раздается пронзительный скрип стальных ножек стула Марка, когда они отодвигаются и скользят по идеально отполированному плиточному полу. Мое сердце громко стучит. Может, я напугала его? Он в шоке? Я слышу его крик в коридоре, но не могу разобрать, что он говорит. Мое сердце оглушительно бьется.

– Она пошевелилась, доктор. Я это почувствовал. Лаура взяла меня за руку. Она ведь поправится?

Глава третья

Эйва мечется по комнате, как борзая на стероидах. Она периодически останавливается и теребит бедные беззащитные букеты, водруженные на заставленный столик у моей койки. Интересно, почему она так нервничает? Ее настроение передается и мне. Бабочки у меня в животе зажигают, как на занятии по зумбе[5 - Зумба – танцевальная фитнес-программа на основе латиноамериканских ритмов.].

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Эйва.

– Нормально, – огрызаюсь я. – Все было нормально, когда ты спрашивала пять минут назад, и сейчас тоже нормально.

Я замечаю, что Эйва краснеет, и чувствую себя ужасно. С моей стороны несправедливо вываливать на нее свои смешанные эмоции. Эйва следит за каждым словом, вырывающимся из ее рта, и меня расстраивает, что из-за этого нам так трудно общаться. Надеюсь, это не предвестник грядущих перемен. Несчастный случай оставил свой отпечаток на мне – я не хочу, чтобы он оставил отпечаток и на нашей дружбе. Мне нужно сделать все от меня зависящее, чтобы не допустить этого.

– Прости меня, Лаура, – печально понурив голову, говорит Эйва. – В таких вопросах я бесполезна. Я все время подбираю слова, но потом останавливаю себя, потому что убеждена, что ты не хочешь ничего обсуждать.

Она в чем-то права. В последнее время меня трудно назвать мисс Болтушкой. Если я вынуждена буду выслушивать еще хоть одного друга или родственника, ведущего пустой разговор о погоде или политике, то я точно закричу.

– Мы же всегда можем начать вонять по поводу Никки, да? – предлагает Эйва.

Я улыбаюсь.

Эйва отвечает мне тем же и подвигает стул ближе, чтобы сесть рядом со мной.

– Знаешь, я ведь люблю тебя.

– Я знаю. Спасибо.

– Ты, наверное, самый сильный человек на Земле, – говорит Эйва, нежно, с любовью толкая меня плечом.

– Нет, это не так. Это совсем не так, – мотаю я головой. – Если бы это было так, мои ноги не превратились бы в вату и мне не понадобилась бы эта долбаная инвалидная коляска.

Эйва не отрываясь разглядывает свои туфли, и мне жаль, что ситуация стала еще более неловкой.

– Я снова буду ходить, ты же знаешь. Они считают, это лишь вопрос времени. Я говорила, что с каждым днем чувствую себя все более уверенно?

– Ага, ты это говорила…

– О! Ну это действительно так. Сейчас ситуация – полный отстой, но в этот день год спустя… Думаю, я уже буду летать.

– Ага, конечно. Уверена, так и будет. А тем временем мы все готовы исполнить любой твой каприз. Мы рядом, Лаура.

– Ага, знаю, – бормочу я. Теперь моя очередь смотреть невидящим взглядом в одну точку.

Эйва раньше меня увидела, что Марк заглядывает в дверь, и радостно улыбнулась.

– Явился твой рыцарь в сияющих доспехах, – говорит она, поворачиваясь к двери.

– Думаю, это я в сияющих доспехах, – шучу я, указывая на свою блестящую серебристую инвалидную коляску, зловеще притаившуюся в углу.

Марк и Эйва кажутся недовольными. Это даже весело.

– Ой, да ладно, не надо на меня так смотреть. Когда-то же надо начинать шутить.

Мои попытки разрядить атмосферу ни к чему не приводят. Я хочу, чтобы они смеялись. Мне это необходимо. Если мы будем смеяться, то, может, они перестанут обращать внимание на мою хрупкую внешнюю оболочку.

– Нужно дождаться документов о выписке и можно будет идти, – объясняю я, как будто доктор сам уже не сообщил Марку об этом. Я слышала, как они это обсуждали, и не знаю, зачем снова это повторяю. Но я готова назвать все буквы алфавита в обратном порядке, лишь бы заглушить тишину. Чертова тишина!

– Мне не терпится отвезти тебя домой, – говорит Марк, наклоняясь ко мне, чтобы нежно поцеловать в лоб.

Я чувствую тепло и нежность его губ на своей коже, и мне хочется, чтобы он сделал это снова.

– Дома слишком тихо… – посреди предложения он резко замолкает и громко, натужно кашляет, пытаясь скрыть накатившие слезы. Он меняет тему разговора, заговаривает о пустяках и спрашивает, куда мы поставим все цветы, когда вернемся домой.

Ненавижу это. Ненавижу то, что все ходят вокруг меня на цыпочках: они боятся сказать что-то, что может меня расстроить. Как они не понимают, что от этого притворства больнее всего?

Марк наклоняется над кроватью, и я понимаю, что мне нужно сделать. Я обвиваю руками его шею и вдыхаю аппетитный цитрусовый запах его лосьона после бритья, когда он поднимает меня на руки. Черт побери, как же неловко. Марк прежде брал меня на руки сотню раз. Например, он поднял меня по лестнице в день свадьбы моей кузины, потому что я так напилась, что чуть не уснула на нижней ступеньке. Но на этот раз все иначе. Раньше он никогда не поднимал меня потому, что я просто-напросто неспособна сделать это самостоятельно.

– О боже, Лаура, сколько десертов ты съела в больнице?