Необыкновенная жизнь документалиста

Серия 5. Призрачный сон/Лунатик

Степь. По ней широко разбросаны редкие домишки. За кадром слышен тихий звон колокольчика. Деревья изредка раскачиваются от ветра. Вдалеке лает собака. Мимо кустов медленно бредет корова, жуя траву. Она то появляется из-за кустов, то вновь исчезает за ними. Воздух застыл, словно неживой, и все это – сон. А может быть, и реальность. Жители села Калачи, страдающие сонной болезнью, давно перестали различать, что в их жизни явь, а что – дрема.

Из полуразрушенного покосившегося домика появляется с ведрами в руках женщина. Она заходит в сарай и занимается хозяйственными делами. Вся ее семья пережила опыт необычного, необъяснимого, многочасового сна. Она рассказывает о том, как странно и страшно это было. Прошло много времени, пока ученые выясняли причины этой болезни. Между тем, жители с самого начала поняли, что причина – в урановых шахтах. Из-под земли в этом селе выходит угарный инертный газ. И люди живут с этим, поскольку у них нет средств и возможностей переехать в другое место. Те, кто мог, покинули эти места, и теперь после них остались лишь руины.

В непосредственной близости к селу Калачи есть ряд населенных пунктов-призраков: Иверск, Жаналык и другие. Воздушная съемка показывает все как есть: брошенные точки и кучки на теле степи.

Как лейтмотив этой истории звучит тихий звон: все бродит по округе корова, раскачивая на шее свой тихий колокольчик. Женщина, недавно занимавшаяся хозяйством, качает на руках маленькую дочку. Звон колокольчика, развевающаяся шторка на окне, сопение девочки, мелодия колыбельной – все это как будто завораживает нас, а если мы на мгновение очнемся от дремы, то сразу же поймем весь трагизм существования этих людей. Они давно живут в состоянии дремы, и тому причиной и сонная болезнь, и забвение. Села и города опустели, жизнь здесь остановилась, здешние люди никому не нужны, о них никто не беспокоится, а сами они не в силах что-либо предпринять, вот и продолжают от безысходности свое существование, все время находясь в состоянии неосознанного сна, – беспробудного, глубокого, засасывающего. И вторят ему мелодия колокольчика и напев безучастной, грустной, обессиленной женщины…

Кадры мелькают один за другим, но содержание и настроение их почти не меняется: брошенные, пустые города, разваленные, разрушенные деревни, печальная, грустная горстка людей и корова с колокольчиком, погружающая все окружающее в сон.

Пробудятся ли жители опустевших деревень? Осталась ли в них хоть капля надежды на лучшее будущее? Что они думают о своем месте в этом мире, при всем огромном многообразии которого они каким-то образом оказались именно здесь, в данных обстоятельствах?..

Серия 6. Килограмм металла

Кисть в умелых руках юноши уверенно движется по холсту. Постепенно на нем появляются очертания корабля. Фон картины – море. Парень создает свою реальность: он видит перед собой бескрайнее водное пространство и дорисовывает на плоскости холста корабль, плывущий по волнам. Корабль для него – символ больших возможностей, познания мира, который он так желает для себя открыть.

Пока юный художник с воодушевлением пишет картину, его дед сосредоточенно бродит по берегу моря, будто считая свои шаги, следы которых тут же смывает очередная волна.

На территории нынешнего Аральского моря было снято немало красивых гламурных кадров. На обломках былого счастья других людей клипмейкеры создали экзотичный фон для своих песен, зная, что только благодаря этим осколкам они и привлекут внимание зрителя. Немало людей обращались к истории Арала, только вот цель определяет достоинство того или иного исследования этих мест. Возможно, съемка таких вот клипов тоже имеет право быть. Только жаль, что в них показана экзотика, а не трагизм истории и жизнь тех, кто стоит по ту сторону этой экзотики.

Корабли, ржавые и застрявшие, давно исчезли. Местные жители их распилили и сдали в металлолом, чтобы хоть что-то добыть средства на жизнь. В занесенном песками ауле не на чем заработать, и поэтому каждый ищет свои способы выживания. Молодые заняты поиском денег, пожилые – доживают век, погруженные в свою печаль, и лишь дети радостно бегают и по пескам, и по морю. Они бросают в воду гальку, стараясь, чтобы на воде осталось как можно больше кругов. Камешки отправляются прямо на дно, теряясь там так же бесследно, как человеческие мечты и надежды.

На закате сюда приходит дедушка художника, садится у берега и погружается в музыку кобыза, на котором он играет. Звуки летят эхом и поглощаются шумом волн, а старик словно переносится в параллельный мир. Что он чувствует, когда играет на своем музыкальном инструменте? О чем он грустит и мечтает, чего ждет от жизни? Ищет ли он конца земли, хочет ли бессмертия, как Коркыт, или изливает свою боль? Издалека видно, что этот человек делается един с морем, с небом, с заходящим солнцем, он становится неотъемлемой частью этого мира, порой несправедливого и жестокого, но такого родного и необходимого, что хочется продлевать такие мгновения острой чувственности еще и еще, но солнце уходит за горизонт, ветер становится холоднее, и человек, принимая правила окружающей среды, прерывает свой полет и возвращается в свою привычную жизнь. Завтра снова будет день, и у него появится новая надежда…

Заключение

Наши герои – люди, обитающие в разных уголках страны. Они живут в песках, у моря, в степи, в заброшенном селе, вдали от благ цивилизации, в пещере, в лесу, в горах, и даже – в своем прошлом. Их память – это для них место назначения, смысл существования и единственная реальность. Мы вдруг подумали, а сумели бы и мы находиться там, где они, смогли бы жить, а не выживать, приняли бы существующие условия, понимая, кто мы и что делаем здесь, на этой земле, в этой местности, с этими обстоятельствами? Мы не знаем ответов, вот почему нам интересны герои проекта.

Каковы эти люди, которых мы разыскали, о чем они думают и чем живут? Что они делают здесь и что их тут держит? Вот главные вопросы, которые мы зададим героям. Как они живут, чем занимаются, каковы условия их жизни, с какими трудностями они сталкиваются? Вот основные кадры, которые мы хотим уловить.

Сегодня, попав в локацию, где исчезает доступ к интернету и связи, мы теряемся, не знаем, чем себя занять, куда деть руки, о чем думать, что делать. И уж точно выжить за гранью цивилизации нам было бы крайне сложно, а может даже и невозможно. Трудно взглянуть на себя настоящего, без смартфона в руках, без возможности быстро решить проблему, когда ты вдруг понимаешь – ты один на один с природой и жизнью. И то, что ты будешь делать с этим – определяет тебя как человека.

Фильм рождается трижды

Вот так выглядел наш тритмент на момент подачи заявки для получения гранта. А вот как все вышло на самом деле: фильмы по факту получились совершенно другими. Плюс ко всему, серии поменялись местами, но это самое безобидное, что с ними произошло. Это нормально в кино: планируя, ты сначала собираешься ехать в точку А, потом в Б, а после – в В, а когда приступаешь непосредственно к съемкам, вдруг обнаруживается, что точка В сейчас наиболее удобна, и ты переставляешь все местами, и в принципе к этому нужно быть готовым. Да и ко всему остальному тоже. Я имею в виду, нужно проявлять гибкость и обращать меняющиеся реалии на пользу фильму, либо опускать прежние задумки и выдумывать новые ходы, либо сделать как мы – трезво оценить обстановку и имеющиеся ресурсы, быстро принять решение, адаптироваться, и снимать, держа в голове основную суть и смысл, ради которого все это было затеяно.

Хочу привести здесь в качестве примера оригинального выхода из ситуации документальный фильм «Великие реки Сибири. Бирюса». Режиссер фильма Павел Фаттахутдинов вместе со съемочной группой проехал 3 тысячи километров, чтобы снять документальный фильм о старообрядцах. После долгих и тщетных попыток наладить с ними контакт и договориться о съемках, режиссер понял, что фильм не получится. Группа снимала послания продюсеру о своем провале, делала съемки местности, какие-то наблюдения, а потом уехала восвояси. Все были в подавленном состоянии, но когда дело дошло до монтажа, стало понятно, что фильму – быть! Только не таким, каким его изначально задумывал режиссер, а другим, – комедией о том, как провалились съемки, фильмом о том, какие они разные – современные городские русские и старообрядцы со своим стойким взглядом на жизнь.

А как бы вы отреагировали на отказ потенциальных героев фильма? Смогли ли бы вы повернуть свою первоначальную идею в другое русло?

В нашем случае ситуация сложилась не аналогичная, но все же неожиданности были.

К примеру, первую серию я видела трагичной и опасной. Я представляла определенные образы снежной далекой глубинки, которые мы не ввели в фильм. Должен был быть другой герой, не тот, которого мы в итоге сняли. Вся эта серия мне представлялась некой ожившей русской сказкой с рыбкой, санями, холодом, дымом из печек, сельскими мужиками и простотой. В итоге получился вполне благополучный герой, переправляющийся по невидимой и оттого кажущейся вполне себе безопасной ледовой дороге; мы сняли современный завод и ловлю рыбы не из нужды.

Что касается второй серии, то это вообще был полный крах идей. Абсолютное несоответствие того, что я изучила до съемок, и того, что в итоге получила! К этой серии у меня были подобраны референсы – фильмы «Легенды серебряного века: 1. Максимилиан Волошин. Голоса» и «Легенды серебряного века: 3. Марина Цветаева. Страсти по Марине» Андрея Осипова.

Меня вдохновили «реконструированные звуково» сцены в данных фильмах, сопровождающие кадры пространства, в которых когда-то жили герои фильма и которые благодаря режиссеру как бы до сих пор хранят дух этих великих людей…

Думая о КарЛаге, я живо представляла себе дома бывших работников и бараки заключенных, которые еще сохранились и явно таят в себе атмосферу тех лет. По приезду, а мы прибыли всего на пару дней и без предварительного изучения локации, мы поняли, что бывшие здания лагеря – нынешняя тюрьма, а многие из домов работников КарЛага уже разрушены. Ну и главный облом всей этой затеи состоял в том, что героини фильма опрокинули мою фантазию заявлением, что ничего странного в Долинке нет, что не витает здесь дух умерших, что не знают они ничего о страданиях узников, и рассказали мне, какими интеллигентными и человечными были заключенные исправительно-трудового лагеря, среди которых они росли и состоялись как личности.

Так вот, какими бы интересными ни были экспонаты в музее и как бы ни разыгрывалась моя фантазия, материал диктовал свое. Можно было бы все развернуть под свою идею, придумать и сделать что-то постановочное, рассказать зрителю то, как я себе все это представляю, но я – всего лишь фантазер, а героини фильма – реальные свидетельницы существования КарЛага. Это они, а не я видели все таким, каким оно было; это они, а не я живут в Долинке всю свою жизнь. И если на вопрос «как вы живете в таком жутком месте, где столько убивали и мучили?» героини отвечают, что не чувствуют страха, а это вообще-то их любимая родина, я не имею морального права выворачивать их слова наизнанку, ведь фильм призван отразить реальность. Да, для меня это место жуткое, что бы мне о нем ни говорили, но для героинь оно таковым не является. Так что в итоге получилась простая человеческая история без кошмаров и мистики.

Третья серия оставила себе только название «Песнь песков», все остальное получилось иным. Во-первых, мы собирались снимать на плато Устюрт. Во-вторых, там должен был быть целый караван верблюдов, ну и так далее.

Еще до съемок мы заранее знали, что точно станем снимать на Арале, поэтому когда разговор зашел об Устюрте, мы с Мадиной поняли, что эти две серии могут получиться очень схожими по роду деятельности и укладу жизни героев. А мы изначально нацелились на то, чтобы герои проекта были в каждой серии непохожие, занимались разным промыслом, жили в необычных ландшафтах, имели нетипичные жизненные трудности. То есть мы хотели показать многогранность страны с ее реками, горами, степями и лесами; широту проблематики отдаленных точек страны с ее экологическими бедствиями и трагическим историческим прошлым, проблемами с дорогами, телефонной связью, водой и другим. И нам было важно, чтобы герои проекта не занимались одним и тем же промыслом из серии в серию. Мы хотели показать, что условия существования у них разные, а жизненная позиция похожа. Поэтому один герой у нас рыбак, второй – пенсионер, третий – погонщик верблюдов, четвертый – скотовод, пятый – пасечник и сосед мараловода, а шестой – лесник.

В связи с потенциальной схожестью уклада жизни верблюдоводов двух локаций мы решили остановиться на Арале и отказаться от Устюрта. Поэтому две написанные серии про Аральское море и плато Устюрт соединились в одну.

Что касается четвертой серии, то и здесь нас ждали большие перемены. Мы снимали другого героя, не того, которого нашли сначала. И вообще, к моменту съемок этой серии мы с оператором уже примирились с тем, что введение образов в фильмы нам не светит. Это было понятно изначально, еще на стадии утверждения бюджета проекта, но мы до последнего наивно полагали, что у нас будет достаточно времени и ресурсов на воплощение наших творческих планов. В начале мы испытывали непонимание, страх, растерянность, потом – разочарование, далее появилась вновь надежда, и вот наконец до нас дошло: проект, поданный на подобный грант, таким и должен был быть – информационным и сделанным в короткие сроки. Нужно было изначально понимать, куда мы подаем свою идею и каковы условия грантодателя.

Что ж, по быстроте мы оказались чемпионами: на съемки каждой серии уходило в среднем от полутора до трех дней. И каждый раз мы ехали к героям фильма вслепую, не зная их, не изучив предварительно местность. Это была большая авантюра, я бы сказала даже челлендж, и я считаю, что мы достойно справились. Разумеется, это не значит, что я как режиссер довольна получившимися фильмами; конечно, всегда хочется довести все до ума, но ты вовремя вспоминаешь про выход фильма в эфир в строго назначенные сроки, про отчетность и предстоящие съемки следующей серии, на которую уже берутся билеты. Так что, если спросить, горжусь ли я этим проектом, я однозначно отвечу: да, конечно, в противном случае я бы не писала об этом книжку.

Пятая серия должна была быть о сонной болезни жителей села Калачи. Но это уже не новая тема, да и жители на сей раз отказались от съемок. Так что мы поехали в дальние дали – в село выше озера Маркаколь. Примерно сто километров полного бездорожья. После Староавстрийской тропы говорить о бездорожье я стала аккуратнее, поскольку там мы скакали в машине просто постоянно: по лужам, по камням, по горам, по ухабинам, по бревнам, по ямам, по мелкой речке и по всему, что встретили на пути. Одним словом, взберись один раз по Староавстрийской тропе, и перестанешь жаловаться на бездорожье всю оставшуюся жизнь! При всей этой тряске и тесноте в машине мы умудрялись дремать, а все от свежего воздуха и усталости. Мы снимали галопом по европам, при этом успевая отмахиваться от местных приставучих комаров, оводов, мух и прочей живности, поэтому изрядно подустали. О судьбе пятой серии с уверенностью можно сказать, что она иронична, ведь мы собирались снимать сонную деревню, а в итоге скакали и днем, и ночью, забыв о сне. Вот насколько неожиданно может повернуться затея с фильмом: мы вообще не планировали ехать в эти края. Эта локация не была прописана в тритменте, но это не помешало нам туда отправиться.

Шестую серию мы тоже не прописывали, ведь изначально планировались другие точки съемок. Потом нам пришла идея сделать коллективный портрет исчезающих поселков Северного Казахстана, а сняли мы в итоге лесное село на границе с Россией.

В процессе производства проекта «Я здесь» все менялось и двигалось, и на самом деле происходило очень быстро – мы начали проект в конце февраля 2021 и завершили в середине ноября 2021. 9 месяцев, 6 серий, 3 человека на съемках. Иногда нас было на одного больше, но снимали в основном вдвоем-втроем. Было интересно, было очень живо.

Зачем я об этом пишу? Мне хочется донести до читателя, который не решается приступить к съемкам или вообще решиться что-либо делать, что необходимо прекратить внутренние споры и начать действовать. Нужно наконец усвоить, что идеального процесса почти никогда не бывает, и как раз-таки чтобы было как можно лучше, нужно к этому подготовиться – сделать кучу ошибок, попробовать тысячу раз, и в итоге чему-то научиться, приобрести радостный опыт жизни в творчестве, ведь иначе мы никогда не поймем наши внутренние возможности и ресурсы, таланты и фантазии.

Мне хочется рассказать маленькую историю как раз об этом – как, боясь, что получится полная лажа, решиться сделать то, что задумал.

Я находилась в декретном отпуске. Мой сын был совсем еще маленьким, а я уже изнывала без работы, без творческой деятельности. Мне требовалось срочно что-то снимать, и я знала, о чем мне хочется сделать фильм. Тогда я попала в родительский чат и мне как молодой неопытной маме было интересно, как остальные мои «коллеги по материнству» справляются с декретным отпуском, как сохраняют хорошее расположение духа, будучи без работы, творчества и достаточной социальной активности, чем они вообще занимаются, как воспитывают детей и так далее. Я стала думать о том, как мою задумку можно осуществить. Но тут же меня настигли жуткая апатия и самоуничижение на предмет того, что я заведомо уверена, будто сниму трэш, что я ничего не знаю и не понимаю. И среди всей этой нудятины основной причиной не снимать свою задумку для меня было (внимание: вынос мозга!) наличие у меня двух красных дипломов, один из которых – магистерский, и опыт преподавания, который я получила до ухода в декрет. Казалось бы, имея подобный бэкграунд, человек должен стать увереннее в себе и своем таланте, решительнее действовать, но нет, – на меня он оказал обратный эффект.

Я вступила в баттл с самой собой и говорила себе тогда: «Как ты можешь нацеливаться на такую ерунду?! Ведь ты учишь студентов тому, чтобы они снимали качественно и хорошо; ты говоришь им о высоком искусстве и о киноязыке, и при этом абсолютно не применяешь всего этого в своем творчестве! Ты собираешься снимать абсолютную чушь, ведь только она у тебя и получится в твоем-то положении и с нынешними возможностями! Как ты можешь со всем своим опытом, когда на тебя равняются студенты, снимать лажу?!» Это был бой. Самый тяжкий для меня – с самой собой, с вечным критиканом, сидящим внутри меня. Мне потребовалось несколько месяцев всей этой ненужной возни и высокопарности, пока я не наткнулась совершенно случайно на видео Каната Бейсекеева в ютубе.

Это были симпатичные документальные фильмы о казахстанцах, живущих в США. Поскольку я тоже документалист, мне было все понятно о том, как это снято. Я увидела, насколько просто и легко он делает свои фильмы. Я поняла, что можно делать и так – без особой глубины и погружения в героя, самостоятельно снять фильм, который смотрят зрители! Который с интересом смотрю я, – можно сказать, – коллега! И тут надо сказать, что мой мозг сразу же повернулся в правильное русло. Я очень благодарна Канату, хоть и не знаю его лично, за то, что он выкладывает свои фильмы, за то, что я наткнулась на них. Ведь в тот момент я поняла, что МОЖНО так снимать, что И Я так МОГУ, что ВСЕ ПРОЩЕ, чем я думаю! В общем, дальше все завертелось само. Началось все с принятия. Я написала в мамский чат, в котором состояла, о своей идее, призналась честно, что это будет обычный фильм, сказала о том, что я такая же, как и мои героини, и предложила отозваться тем, кому эта идея интересна. На тот момент мне было важно, чтобы меня приняли без больших ожиданий, дали мне право снимать вот так – просто, без креативности и творческих изюминок. Я сама себе хотела дать это право и просила его через других людей. И в тот момент, когда я отбросила все иллюзии и отказалась от больших ожиданий от себя как от творческой единицы, с меня свалился этот груз – моральное бремя ученика, которого взращивали в творческой среде на классических примерах высокого искусства. Я перестала ждать от себя и своих работ соответствия канонам настоящего кино. Мне сразу стало легко, и я позволила себе делать, что мне захочется. И неважно, что подумают обо мне другие.

Итак, после всего этого душещипательного процесса психологического самоанализа я написала потенциальной героине фильма с предложением сотрудничать и снять ее в качестве героини первой части сериала о мамах. Она предложила очертить концепцию проекта, рекомендовала мне пару других мам в качестве героинь, и в итоге я сняла три серии с разными героинями. Я была абсолютно единственной творческой единицей в этом проекте. Я сажала своего сына в слинг (снимать мы начали зимой), брала рюкзак с его вещичками и едой, штатив, микрофон-петличку и камеру, и шла на съемки. Тогда я еще не водила авто. Вот так вдвоем с моим сыном мы ездили по съемкам на десятках такси. Я брала интервью у героинь сериала, снимала в дороге с рук, придерживая попутно сыночка, приходила домой и сливала материал, а ночами и урывками днем, когда сынок спал, увлеченно монтировала, и это был полный кайф. Настоящий, искренний, наполняющий меня творческий кайф. В такие моменты я и думать забыла, что «заведомо снимаю ерунду», «подаю плохой пример студентам» и «не оправдываю высоких ожиданий как режиссер».

В итоге я сняла, смонтировала три серии, организовала премьеру, где показала эти работы, пригласив героинь фильма, гостей и коллег, получила неожиданно позитивные отзывы профессионалов, и пару раз участвовала с первой серией в кинофестивалях и форумах. Все это случилось благодаря людям, которые откликнулись тогда на мои идеи. Я хочу сказать, что все как-то притягивается, и другие помогают тебе, когда видят, как горят твои собственные глаза. Нам остается только позволить им гореть, сердцу открыться, а рукам делать. Делать то, к чему лежит душа, делать так, как ты сегодня способен в силу своих знаний и возможностей. Всем нам хочется, чтобы наше творчество дошло до зрителей, слушателей, читателей, но первым и обязательным условием всего этого является другое, – собственное желание; если я действительно хочу, я сделаю это в любом случае, не будучи уверенным, как все получится, но будучи убежденным, что не сделать этого просто не могу. И только если мы договорились с собой, мы так или иначе довольны проделанной работой; и лишь тогда наша деятельность находит отклик у людей. Может и не быть высоких наград и толп поклонников, но разве это является главным? Основное здесь то, чтобы затея, баловство, желание все-таки осуществилось, главное – найти в себе силы что-то сотворить. Именно это всегда согревает.

Как мы снимали проект «Я здесь»

Серия 1. "По ту сторону льдов"

Фраза, отражающая эту серию: «Начинать всегда страшно».

Маршрут поездом и такси: Алматы-Усть-Каменогорск-Курчум-Куйган.

Расстояние: около 1220 км.

Время на дорогу: 28 часов без учёта пересадок и ночёвки в гостинице.

Сезон съемок: зима, февраль 2021.

Время на съёмки: с 24.02 по 27.02.

Выход фильма в эфир: 11 апреля 2021

Ссылка на фильм: https://www.youtube.com/watch?v=Wt-X0Ja-3Rc

Первая серия нашего проекта – про Куйган, поселок, отрезанный от большой земли Бухтарминским водохранилищем. Летом по нему курсируют два парома, а зимой люди пользуются ледовой переправой. Собственно, она нас и интересовала. Тем, кто прежде такого не видел, этот способ переправиться с одного берега на другой может показаться очень страшным и опасным. По сути так и есть, особенно, в осенний и весенний периоды, когда лед начинает таять, и есть все шансы провалиться под него и моментально погибнуть.

Я не имела понятия, что такое ледовая переправа и как можно по ней передвигаться. Конечно, я почитала об этом, посмотрела информацию про поселок, но все равно – мои фантазии улетели настолько далеко от реальности, что по приезду на локацию нужно было срочно абстрагироваться, менять план действий и при этом уверенно вести за собой команду – двух операторов и администратора. Так во время съемок, на которые у нас было всего четыре дня, я тоже стала бегать с камерой не хуже профессиональных операторов. А все потому, что мне было очень важно запечатлеть живые, настоящие эмоции, взгляды и слова. Не всегда и не каждый человек с камерой может быстро реагировать на текущую вокруг жизнь, и мало кто ее ценит, потому как операторов учили в первую очередь выставлять красивый, правильный кадр, а не «поливать все подряд», именно по этой причине некоторые документалисты предпочитают снимать сами.