Переулок святой Берегонны

Фрида вскрикнула, зашаталась и наверняка упала бы в обморок, если бы не спокойный голос Меты:

– Внимание, опасность.

Мы стали рядом с ней, ободренные ее смелостью и присутствием духа.

Вдруг что–то сгустилось, замерцало у потолка. Черная тень метнулась в угол комнаты, где свечи разом погасли. Мета скосила глаза на камин.

– Скорей! Светильники! Поздно!

В ту же секунду фарфоровые лампы на камине треснули, выплюнули две струи дымного пламени и погасли.

Мета замерла. В ее глазах леденела ярость, о возможности которой я даже не подозревала.

Внезапный порыв ветра задул свечи на столе и только люстра продолжала рассеивать искристое сияние. Мета не сводила с нее глаз. Вдруг она взмахнула рапирой и рассекла пустоту.

–Только бы не погас свет! Я вижу это… Ах!

Рапира пошла вперед, назад, задергалась так, словно кто–то невидимый пытался ее вырвать.

В этот вечер мы спаслись благодаря Фриде.

Она истошно завопила, схватила увесистый медный подсвечник и, подскочив к Мете, принялась лупить наудачу во все стороны. Рапира свободно опустилась, нечто легкое и быстрое задело потолок, дверь распахнулась, раздался глухой, отчаянный вой.

– Один, – сказала Мета.

* * *

Могут спросить: зачем же мы продолжали оставаться в доме, где объявились кровожадные незримые сущности?

Сотня домов, если не больше, подверглась подобному кошмару. Перестали вести счет исчезновениям и убийствам. Публичные возмущения потухли. Город застыл в угрюмом ожидании смерти. Самоубийства насчитывались уже десятками – люди предпочитали покончить с собой, нежели стать жертвами палачей–фантомов. К тому же Мета, особым чутьем угадывая невидимое присутствие, жаждала мести.

Она упорно отмалчивалась, лишь просила тщательно запирать на ночь двери и ставни. С наступлением сумерек мы вчетвером собирались в гостиной, которая теперь служила и столовой, и спальней, а выходили только по утрам. Я все допытывала Фриду по поводу ее вооруженной эскапады, но сколько–нибудь толкового ответа не получила.

– Не пойму ничего. Видела вроде какую–то фигуру. – Здесь она беспомощно пожимала плечами. – Не могу, не умею сказать точно. Тот самый ужас, что прятался в моей комнате.

И больше ничего. Но нам суждено было целиком пропитаться этим ужасом.

Однажды в середине апреля Лотта и Фрида слишком задержались на кухне: Мета, открыв дверь гостиной, крикнула, чтоб они быстрей возвращались.

Вечерние сумерки уже опустились на лестничные площадки и вестибюль.

– Сейчас, – послышался дуэт. – Сейчас идем.

Мета вошла и притворила дверь. Она была мертвенно бледна. Никаких шагов внизу. Молчание давило дверь, как тяжкая черная вода.