Присягнувшие Тьме

«Атлантис» – это страна, которую «зук» омывает, как океан. Волны музыки, казалось, приподняли меня над землей. Передо мной расстилались тысячи квадратных метров, тонущих в полутьме, где на скорую руку были расставлены столы и скамейки. Я напряг зрение, полагаясь скорее на свое чутье. Так пловец отдается на волю волн.

Перешагивая через скамейки, я добрался до уставленной бутылками стойки. Как оказалось, один из барменов знавал меня в прежние времена. Я прокричал:

– Клод здесь?

– Кто?

– КЛОД!

– Должен быть у Пата. Там нынче праздник.

Вот почему я не встретил ни одной знакомой физиономии. Все на вечеринке.

– Пат? Какой Пат?

– Бакалейщик.

– В Сен-Дени?

Он кивнул и нагнулся, чтобы зачерпнуть пригоршню льдинок. Его жест привлек мое внимание к зеркалу напротив: в нем отражался тип, который никак не вязался с обстановкой, – белый, с мертвенно-бледным лицом, одетый в черное. Я обернулся, но никого не увидел. Неужели померещилось? Сунув бармену купюру, я пошел прочь, с трудом превозмогая усталость.

18

Я выехал на кольцевые бульвары через ворота Берси, а сразу за воротами Шапель свернул на автостраду А1. Вскоре чуть ниже уровня шоссе я увидел поблескивающие редкими огнями просторы парижского предместья.

3 часа утра

На четырех уровнях шоссе не было ни одной машины. Я миновал указатель «Сен-Дени-Центр – Стадион» и поехал по боковой дороге на «Сен-Дени-Университет – Пейрефитт». И в этот момент я увидел – или мне почудилось – в зеркале заднего вида то самое бледное лицо, которое заметил в «Атлантисе». Я крутанул руль так, что мою «ауди» занесло, потом выровнял машину, сбросил скорость и поискал глазами моего преследователя: никого. Ни одной машины позади меня.

Я нырнул под автодорожный мост и поехал налево. Вскоре коттеджи и поселки уступили место массивным стенам складов и заводов: «Леруа Мерлен», «Газ де Франс»…

Я повернул направо и снова направо. Переулок, тусклые огни, у подъездов толпятся люди. Я выключил фары и медленно покатил по разбитой дороге. Облупленные стены, забитые досками дыры, остовы «разутых» машин и никаких признаков парковки – настоящая окраина, как она есть.

Я миновал первые группки людей, сплошь чернокожих. Тень от автострады нависала над жилыми домами, как угрожающе поднятая рука. Воздух был напитан влагой. Я припарковался, стараясь не привлекать к себе внимания, и пошел, всей кожей ощущая, что отныне я в самом центре черной территории: сто процентов африканцев, и все сто не признают французских законов.

Обойдя полуночников, я прошел мимо бакалейной лавки, закрытой железным занавесом, и вошел в следующее здание. Места были мне знакомы, и я держался уверенно. Я попал во двор, где звучали громкие голоса и слышались взрывы хохота. Охранник на левом крыльце узнал меня и впустил в дом. За эту краткую передышку я дал ему двадцать евро.

Пройдя коридор, я очутился в задних помещениях бакалейной лавки, отгороженных занавесом из ракушек. Нигде в Париже не было такого выбора африканских товаров, как здесь: маниока, сорго, мясо обезьян, антилоп… Тут продавались даже растения, имеющие гарантированную магическую силу. В соседней комнате Пат открыл подпольный ресторан, где гигиена и вентиляция, честно говоря, оставляли желать лучшего.

Я прошел через торговый зал. Чернокожие болтали, сидя на ящиках африканского пива «Флаг» и на связках отборных бананов. Я едва протолкался в ресторан, набитый до отказа. Судя по взглядам, мое присутствие здесь никого не обрадовало. Граница туристской зоны осталась далеко позади.

Я дошел до лестницы. Из подвала доносилась такая ритмичная музыка, что пол дрожал. Я спустился вниз, чувствуя, как музыка и жара поднимаются ко мне навстречу, обволакивая дурманящим облаком. Затененные решетками лампы освещали ступени. Внизу, перед железной дверью, мне преградил дорогу охранник в комбинезоне. Я показал ему удостоверение. Он неохотно отодвинул в сторону дверь, и передо мной открылось настоящее наваждение. Ночной кабак в миниатюре, темный, вибрирующий от музыки и мерцающих огоньков, похожих на мурашки, пробегающие по черной коже.

Стены были выкрашены в сине-лиловый цвет и усеяны светящимися звездами; колонны подпирали потолок, который, казалось, провисал под каким-то грузом. Прищурившись, я разглядел, что под потолком натянута рыболовная сеть. У самого въезда в Париж глубоко под землей был устроен морской бар. На столах, покрытых клетчатыми скатертями, стояли ветрозащитные фонари. Впрочем, разглядеть что-нибудь было трудно – все пространство было заполнено людьми, танцующими под сетью. Мне пришло в голову, что все это похоже на фантастическую рыбную ловлю: черные головы, пестрые длинные одеяния и обтягивающие атласные платья…

Я стал пробираться сквозь толпу в поисках Клода.

В глубине, на сцене, освещенной розовыми и зелеными лучами, извивалась группа людей, скандируя навязчивые аккорды. Настоящая африканская музыка – веселая, необычная, наивная. При вспышке света я различил гитариста, который крутил головой так, будто она закреплена на шарнире; рядом с ним какой-то негр, откинувшись назад, извлекал завывания из саксофона. Здесь и речи не было ни о ритм-энд-блюзе, ни об антильском зуке. Эта музыка действовала на нервы, сотрясала внутренности и ударяла в голову, словно колдовство вуду.

Пары двигались медленно и томно. Обливаясь потом, я еще немного продвинулся вглубь, отмечая по дороге знакомые лица, которые я тщетно искал в других заведениях. Менеджер из «Феми Кюти», сын президента Бельгийского Конго, дипломаты, футболисты, ведущие радиоканалов… Все собрались здесь, забыв об этнических различиях и гражданстве.

Наконец я нашел Клода. Он сидел с другими парнями за столиком в стенной нише. Я подошел поближе, вглядываясь в непроницаемую физиономию моего информатора. Приплюснутый широкий нос занимал половину лица, сдвинутые брови образовывали глубокие морщины на хмуром челе, а в крупных удивленных глазах застыло выражение «Я не виновен!». Он поднял руку:

– Мат! Мой друг тубаб! Садись с нами!

Я кивнул остальным и сел за их столик. Ну и сборище: здоровенные заирцы, а эти силачи поприземистее – наверняка из Французского Конго. Меня приветствовали без особого энтузиазма. Все сразу почуяли легавого. В знак мира я запахнул плащ так, чтобы не было видно оружия.

– Выпьешь с нами?

Я кивнул, не сводя взгляда с сидящих за столом – косяк переходил из рук в руки, над головами плыло голубоватое облако дыма. У меня в руке оказался стакан скотча.

– Знаешь анекдот про Мамаду?

Не дожидаясь ответа, Клод затянулся и стал рассказывать:

– Белая девушка собралась замуж. Она знакомит жениха с отцом. Жених, Мамаду, – черный, ростом метр девяносто. Отец воротит нос, расспрашивает жениха о работе, об учебе, о доходах. У черного все в ажуре. В конце концов, отец говорит: «Я хочу, чтобы моя дочь была счастлива в постели! Я отдам ее только за того, у кого член длиной 30 сантиметров!» Негр широко улыбается и отвечает: «Нет проблем, патрон. Если Мамаду любит, Мамаду отрежет».

Клод залился радостным смехом, передавая косяк соседу. Я изобразил улыбку и отпил глоток виски. Этот анекдот я уже слышал раз десять. На радостях Клод хлопнул меня по спине и открыл свой мобильный: свет от экрана отразился на его лице, окрасив белки глаз. Затем он закрыл телефон и спросил:

– Что тебя привело сюда, тубаб?

– Ларфауи.

От его веселости не осталось и следа:

– Шеф, не порти нам праздник.

– Когда кабила прикончили, он был не один. Я ищу девушку.

Клод не ответил. Он снова раскрыл мобильный: похоже, читал сообщение. Клиент, конечно. На его обеспокоенном лице ничего не отразилось. Невозможно понять, насколько важным было послание. Он закрыл телефон.

– Где она? – спросил я, допивая виски. – Где эта девка?

– Понятия не имею, тубаб. Клянусь. Но об этом молчок.

– А разве не ты снабжал Ларфауи?

– У меня не тот товар, который был ему нужен.

Опасаясь самого худшего, я спросил:

– Что его заводило?

– Малолетки. Для Ларфауи все, кто старше четырнадцати, – старухи.

У меня отлегло от сердца. Я уже приготовился услышать о животных или о дерьме с ложечки. Тем не менее новость была нерадостной. Придется иметь дело с другим миром, миром англоговорящих. Малолеток экспортируют только из этого региона. Оттуда, где идет война, как в Либерии, или из перенаселенных стран, таких, как Нигерия; все сгодится, чтобы заработать хоть немного валюты. С этой средой я почти не знаком. Она полностью закрыта для посторонних. Проститутки там живут в полной изоляции от мира, зачастую они не говорят ни по-французски, ни по-английски.

– Кто был его поставщиком?