Он развел руками:
– Полное безразличие парижанок. Я гулял по парку, смотрел, как они сидят на железных стульчиках, читают, изображая гордую неприступность, и думал: «Как же тебе, братец, с ними заговорить? К таким подойти – и то непросто!»
Губы Дианы дрогнули в едва заметной улыбке:
– Нашли ответ?
– Увы…
Она наклонила голову к плечу и произнесла доверительным тоном:
– Сегодня проблема решается просто: на крайний случай можно козырнуть удостоверением.
– Что да, то да. А еще лучше – заявиться сюда с командой и всех повязать.
Диана расхохоталась. Они шли к воротам, выходящим на улицу Огюста Конта. Дальше сад суживался, посетителей здесь было гораздо меньше. Ланглуа спросил:
– Как дела у Люсьена?
– Ему и правда лучше. Пульс в руках и ногах хорошего наполнения.
– Невероятно!
Диана не позволила ему продолжить:
– Жизнь. Смерть. Вы мне это уже говорили.
Ланглуа усмехнулся. Вид у него при этом был ужасно хитрый и по-детски обаятельный. Сыщик посерьезнел:
– Я хотел сообщить вам новости. Мы установили личность таинственного доктора. Фон Кейн – его настоящее имя.
Диана спросила, постаравшись скрыть нетерпение:
– Так кем же он был?
– Доктор сказал вам правду: он был главным анестезиологом детской хирургии больницы «Шарите»[3 - Знаменитая больница «Die Сharite» в Берлине.]. Гигантское заведение, вроде той клиники, где лежит ваш сын. Кроме того, руководил кафедрой нейробиологии в Свободном университете Берлина. Фон Кейн проводил коллоквиумы по проблемам нейростимуляции и ее связи с акупунктурой. Сами видите – звезда первой величины.
Диана вспомнила, как седовласый великан стоял в полумраке палаты перед кроватью ее сына и вкручивал иголки в его тело.
– Где он научился технике иглоукалывания?
– Точно не знаю. Но в восьмидесятых доктор провел около десяти лет во Вьетнаме.
Лейтенант на ходу достал из кармана картонную папку и время от времени сверялся с записями:
– Фон Кейн был восточным немцем. Жил в Лейпциге. Потому-то его и пустили во Вьетнам – тогда это была совсем закрытая страна.
– Хотите сказать, он был коммунистом?
– Именно так. В то время восточному немцу было гораздо легче поселиться в Хошимине, чем отправиться за покупками в Западный Берлин.
Патрик Ланглуа перелистал еще несколько страничек:
– Единственная «сумеречная» для нас зона в его карьере – период между шестьдесят девятым и семьдесят вторым. Никто не знает, где он был в те годы. После разрушения Стены фон Кейн вернулся в Германию и поселился в Западном Берлине. Он очень быстро освоился, проявил себя, и интеллектуалы бывшей ФРГ приняли его в свой круг.
– У вас есть хоть какая-нибудь версия убийства? – Диана решила вернуть сыщика к реальности.
– Никаких мотивов. Все восхищались этим человеком. Несмотря на одну его странность.
– О чем вы?
– Он был невероятным бабником. Каждой весной соблазнял медсестер более чем экзотическим способом.
– Как именно?
– Фон Кейн пел. Оперные арии. И его пение сводило с ума весь женский персонал больницы. Настоящий Казанова. Но я не верю, что ревность может быть мотивом…
– Тогда что же?
– Сведение счетов. Месть за погибших в ГДР близких, что-то в этом роде… Но фон Кейн вышел из игры – жил во Вьетнаме и не был уличен в контактах с коммунистическими властями. Хотя я продолжаю копать в этом направлении.
Они перешли в сады обсерватории. Дома подступали вплотную к высокой решетке тенистого прохладного парка.
– Честно говоря, – выдержав секундную паузу, произнес инспектор, – один вопрос волнует меня не меньше самого убийства: почему этот человек проник в больницу ради вашего сына?
Диана вздрогнула:
– Вы усматриваете связь между убийством и Люсьеном?
– Не выдумывайте… Но его вмешательство – часть головоломки, оно способно помочь нам лучше понять этого человека.
– Не вижу, каким образом.
– Давайте рассуждать вслух. Знаменитый врач, крупная величина в своей стране, внезапно оставляет работу, несется в аэропорт и самым ранним рейсом вылетает в Париж – нам удалось восстановить его маршрут. Из Руасси он едет прямо в Неккер, сооружает фальшивый бейджик, крадет ключи и ложным вызовом отправляет всех медсестер в отделение доктора Дагера, чтобы никто не помешал ему проникнуть в реанимацию…
Диана вспомнила, как тихо было в коридоре: значит, это фон Кейн позаботился… Лейтенант продолжил:
– Зачем он все это проделал? А затем, чтобы срочно применить к Люсьену свою таинственную методику. Это была спасательная операция, Диана. И спасти фон Кейн хотел именно вашего сына.
Диана слушала, не перебивая. Вопросы Ланглуа подкрепляли ее собственные сомнения. Почему немец заинтересовался Люсьеном? Кто его предупредил о критическом состоянии мальчика? Был ли у него сообщник в больнице? Лейтенант задал следующий вопрос, и Диане показалось, что он прочел ее мысли:
– Мог с ним связаться кто-то из ваших близких?
Она покачала головой, заслужив одобрительный взгляд сыщика, и поняла, что он успел это проверить. Ланглуа толкнул калитку следующего сада и пропустил Диану вперед.
– Мы опрашиваем персонал больницы. Врачей, сестер. Возможно, кто-то его знал. Лично или просто встречал имя. Немецкая полиция проверяет все его звонки и электронную почту. Точно известно одно: фон Кейна предупредили, как только случился последний кризис, когда французские врачи опустили руки.
Они шли по тихой тенистой аллее. Камешки гравия поскрипывали в такт их шагам. Диана спросила: