Чечено-российские отношения и идея чеченской государственности. Политический очерк
3.2. Эпоха Бейбулата Таймиева
И ещё они показали, что прямое русское правление в Чечне невозможно. В отсутствие на территории Чечни прежних «князей» российское командование вынуждено было искать опору в среде известных личностей среди чеченских обществ. Такой личностью, на линии соприкосновения, в то время был старшина крупного села Шали Бейбулат Таймиев, получивший известность благодаря нападениям на казачьи посты и пленению полковника И. Дельпоццо. Он в 1807 году получил чин подпоручика с установлением жалованья. Но становиться простым исполнителем, одним из российских чиновников, орудием в руках российских военных Таймиев, видимо, не желал. Таймиев желал при поддержке российских военных стать правителем в Чечне. На что, конечно, не могли согласиться российские военные. Он несколько раз нарушал заключённые с русскими соглашения, организовывал нападения на укрепления, в том числе и на крепость Грозную. При одной из встреч с полковником (позднее – генералом) Н. Грековым Таймиев потребовал подчинить ему всех чеченцев с правом взимания с них налогов и штрафов. Таймиев три раза встречался с командующим Кавказской армией генералом Ермоловым. Его попытки создать в Чечне самостоятельное государственное образование под протекторатом России не встретили и не могли встретить поддержку со стороны российских властей. Вступивший в 1816 году в должность наместника на Кавказе и главнокомандующего Кавказской армией генерал Ермолов, который считал, что укреплению владычества русских на Кавказе могут способствовать только меры насилия, эти стремления Таймиева, конечно, отверг. Одновременно не оставившие своих намерений утвердиться в Чечне кумыкские и дагестанские владельцы и дагестанские религиозные миссионеры пытались дискредитировать его деятельность, ставя ему в вину контакты с российскими военными. К тому времени в Чечне и на всём Северном Кавказе в антиколониальном движении начинают превалировать религиозные лозунги, призванные с помощью религиозной идеологии сплотить народности региона в этой борьбе, усиливающиеся по мере ужесточения карательных мер со стороны русских. В 1819 году, 15 сентября русские войска под руководством генерала Сысоева полностью истребляют богатое село Дадай-Юрт, вырезают всех его жителей. В том же году генерал Ермолов совершает походы на сёла Чечен-Аул, Шали, Герменчук, Автуры, Гельдыген, Майртуп. В 1822 году в результате нескольких походов отрядами под руководством полковника Грекова истребляются аулы Гойты, Урус-Мартан, Шали, Малые Атаги. В этих условиях Бейбулат Таймиев постоянно держит в напряжении российских военных совершением набегов на их укрепления и колонны. И тем не менее, попытки достижения мира с русскими им не оставляются. В 1824 году он при посредничестве тарковского шамхала проводит ещё одну, третью по счёту встречу с генералом Ермоловым. Безрезультатную. Предложения Бейбулата о заключении мира, установлении союзно-договорных отношений с объединённой Чечнёй не могли встретить поддержки у российской стороны, которая эти отношения всегда видела только как отношения безусловного подданства горских народов российской власти. К тому же лидерство в движении против царских властей и социальных верхов начали оспаривать религиозные проповедники из среды дагестанских народов, которые тоже вели активную работу по дискредитации Таймиева как сторонника заключения мира с Россией. В результате на общечеченском съезде в селе Майртуп, где присутствовал и известный дагестанский богослов Мухаммад Ярагский, имамом Чечни был избран дагестанец Магомет Кудукли, хотя войну на территории Чечни против российских войск и казаков вёл Бейбулат Таймиев. Второй съезд чеченцев, состоявшийся в том же селе Майртуп, только ещё более резко выявил разногласия в стане восставших горцев. Всё большую силу приобретала религиозно-пропагандистская деятельность дагестанских миссионеров. Стремлению Бейбулата объединить Чечню, образовать на территории Чечни национальное государство, заключить с Россией равноправный договор о союзнических отношениях на данном этапе противостояли три силы. Первая – сама имперская сущность российского государства, которая установление таких отношений не допускала. Только отношения подданства. Вторая – деятельность инородных сословных верхов, желающих при помощи российского государства утвердиться на плодородных чеченских землях и держать в повиновении чеченцев. Третья – деятельность религиозных проповедников, в большинстве своём – не чеченцев, которые национально-освободительную по сути борьбу горцев хотели объединить на религиозной основе. И в этом эти силы преуспели. В 1825 году генералами Грековым и Лисаневичем для переговоров приглашаются в Герзель-Аул чеченские и кумыкские старейшины. Выстроив в ряд пожилых, уважаемых в народе старейшин, генерал Греков начал их оскорблять. И ухватил за бороду чеченского муллу Очар-Хаджи. Это было сильнейшим оскорблением. Моментально Очар-Хаджи выхватил кинжал и зарубил генерала Грекова и генерала Лисаневича. Все 318 чеченских и кумыкских старшин были в Герзель-Ауле перебиты. И этим был положен конец всякой возможности решения кавказского вопроса мирным, не военным путём. Вскоре после этих событий закончилась и эпопея Бейбулата Таймиева, долгие годы возглавлявшего борьбу чеченцев против российской экспансии и все эти годы стремившегося заключить мир с Россией и объединить чеченцев в едином национальном государстве. Бейбулат Таймиев с 1802 года вёл непрерывную войну с российским государством, с его опорой на Кавказе – казачеством и инородными владельцами, но и в то же время не прекращал попыток установления с Россией союзно-договорных отношений, что не входило в планы российского командования и вызывало противодействие аварских и кумыкских феодальных владетелей. В 1831 году Бейбулат был убит кумыкским князем Салат-Гиреем. Мы, современные кавказцы, с должным уважением относимся к Бейбулату Таймиеву и как к руководителю национально-освободительной борьбы наших народов против российских властей, и как к первому деятелю, стремившемуся к созданию единого чеченского национального государства и к установлению с государством российским равноправных союзно-договорных отношений. К чему Россия никогда не была готова. Ко времени окончания деятельности Таймиева влияние на события на территории Чечни сословия владельцев, князей, ханов, мурз было минимальным. Они были выдворены. Но и на территориях своих же они начали встречать противодействие в среде своих народов. На арену политической жизни вышли проповедники религиозной идеологии – исламского мюридизма, ратующие за объединение всех горцев в борьбе за социальное равенство, против князей, ханов и поддерживающей их российской администрации. Борьба чеченцев против феодалов и поддерживающих их царских войск всегда встречала поддержку в среде соседних народов. Так, когда ещё в 1758 году чеченцы восстали против кабардинских, кумыкских и аварских владельцев, пытающихся с помощью царских войск утвердиться в Чечне, генерал Фрауендорф совершает несколько карательных экспедиций с целью покарать чеченцев. В походах участвует и отряд калмыков – более 3 тыс. человек. На помощь чеченцам приходят андийцы, аварцы, кумыки. Народы Дагестана отправляют к генералу Фрауендорфу делегацию с требованием прекращения русскими и калмыками войны с чеченцами. Как известно, национально-освободительная по сути война кавказских народов против Российской империи в период 1785—1791 гг. под предводительством Шейха Мансура велась также и под религиозными лозунгами. Хотя эта война и закончилась пленением Шейха Мансура, нельзя сказать, что кавказцы потерпели в ней поражение. Обозначилась линия противостояния, за которой власть русских не распространялась. Усилилось влияние религиозной идеологии, выступившей как объединительная для разноязычных племён Северного Кавказа. Со временем религиозная идеология приняла форму мюридизма – суфийского направления в исламе. Противодействие России, складывающимся объективным процессам формирования на Кавказе государственных образований, с которыми можно было бы установить если не союзно-договорные, то хотя бы отношения протектората, вызвало объединение горцев на основе религиозной идеологии в форме мюридизма. Влияние религии и религиозных деятелей на общественную и политическую жизнь чеченцев станет превалирующей.
3.3. Религия и религиозные деятели в общественной и политической жизни чеченцев
Есть достаточные исторические свидетельства того, что часть чеченцев, а именно, проживающие в Терско-Сулакской низменности и бывшие составной частью Хазарского Конгломерата, приняли ислам еще в IX веке нашей эры, во время арабо-хазарских войн. Но массовое принятие ислама чеченцами произошло на несколько веков позднее. В своей работе «Туземцы Северо-Восточного Кавказа» известный кавказовед Н. Семёнов писал, что наивно предполагать, что чеченцы являются какими-то религиозными фанатиками. «Обрядовою стороною и кончается их религиозность», – писал он. Действительно, последними на Кавказе приняв ислам (восточные чеченцы – в XVI – XVIII вв., западные, в том числе и ингуши – в конце XIX в.), чеченцы в своей общественной и личной жизни строго придерживались своих тысячелетиями освящённых адатов, руководствовались своими представлениями о чести и достоинстве личности. Например, чеченцы не применяли у себя некоторые нормы, допустимые в шариате, но не соответствующие их адатам. Прежде всего, были отвергнуты всякие формы наказаний, унижающие человека, его достоинство, сопровождающиеся жестокостями. Это такие формы наказаний, как избиение палками, розгами, кнутом и т. д., всякие публичные казни, отсечение кистей рук, ног. Также не была принята практика браков между родственниками по крови вплоть до браков между двоюродными братьями и сёстрами, допустимая в шариате и широко применяемая среди арабов, аварцев и других народов. Не получило широкого распространения среди чеченцев и такая норма шариата, как многожёнство. Уважение женщины в чеченском обществе было очень высокое, и приведение в семью другой женщины считалось выражением неуважения к матери своих детей, хранительнице очага. Эти все нормы, отвергнутые чеченским обществом, попытались в 1997—1999 гг. навязать чеченцам новоявленные «радетели ислама», представители из стран арабского мира, выходцы из Дагестана, чеченцы происхождения нечеченского, выпускники арабских религиозных учебных заведений из чеченцев и вчерашние коммунисты-атеисты. Но и та религиозная истерия, которая нагнетается в современной якобы светской Чечне, демонстративная показная набожность чеченцам ни в какие времена свойственна не была. Скромность, достоинство, которые чеченцами всегда считались предпочтительными кичливости, бахвальству, свойственны были им и в поведении, и в выражении всех чувств, в том числе и религиозных. Лидерство Бейбулата Таймиева в борьбе против российской экспансионистской политики и против социальных верхов уже к концу его жизни перешло к проповедникам религиозного призыва. Ярким представителем их в Северо-Восточной Чечне и соседних кумыкских и дагестанских районах был Ташу-Хаджи, ученик и приверженец дагестанского богослова – суфия накшбандийского тариката Мухаммада Ярагского. Некоторые современные исследователи религиозных течений на Северном Кавказе считают, что Ташу-Хаджи был наставником и у Кунта-Хаджи Кишиева, первого проповедника в Чечне кадирийского тариката. Он, Ташу-Хаджи, как ранее и Таймиев, признал имамом Дагестана Гази-Мухаммеда и развернул религиозную и военную деятельность в северо-восточных районах Чечни. Известно, что в чеченское село Саясан (Сесана) он переехал из села Эндери, где совместно и компактно проживали чеченцы, кумыки, ногайцы, горные евреи и другие народности. Исследователи предполагают, что он мог быть из смешанной семьи, где один из родителей мог быть происхождением из чеченцев, а другой – из кумыков или иного этноса. Говорил на кумыкском языке. В среде самих саясановцев бытует предание о том, что Ташу-Хаджи говорил, что он является потомком царя Давида (Дауд пайхамаран т1аьхьенах). Принадлежность человека к какой-либо этнической группе определяется не столько его происхождением, сколько средой, обществом, народом, которые оказали наибольшее влияние на его становление как личности, общественного и/или политического, религиозного деятеля. И в этом смысле его по праву называют устазом чеченским. Точно то же можно сказать и о другом величайшем религиозном деятеле Северного Кавказа, устазе Кунта-Хаджи Кишиеве. Киши, отец Кунта, мюрид Ташу-Хаджи, как свидетельствуют исследователи деятельности Кунта-Хаджи, происхождением считался из арабского племени курейшитов. Так, в публикации телерадиокомпании «Путь» им. А. Кадырова пишется: «Киши, отец одного из самых широко известных религиозных представителей мусульман Северного Кавказа, является потомком курейшитов». В чеченское село Илисхан-Юрт Кишиевы переселились тоже из Дагестана. Есть также предположения, что Кишиевы являются выходцами из горного дагестанского селения Кумух, бывшего резиденцией Лакского ханства, или из андийского села Гунха (Гумух). Как есть утверждения о том, что Кишиевы являются по происхождению кумыками. Но вся жизнь и деятельность Кунта-Хаджи протекала в Чечне. Здесь были все его родственные связи. Отсюда пошло его влияние и распространение его учения среди других соседних народов. Ко времени завершения эпохи Бейбулата Таймиева в северо-восточной части Чечни начинает усиливаться деятельность Ташу-Хаджи, как военная, так и религиозная. Признав вместе с Таймиевым имамом Дагестана Гази-Мухаммеда, а потом и Гамзат-Бека, он начинает участвовать в антиколониальной войне в Чечне, которая шла под предводительством того же Бейбулата Таймиева, а также провозглашённого имамом Чечни майртупского Авко, герменчукского шейха Абдул-Кадыра, герменчукского Абдурахмана и других. Со смертью в боях чеченских руководителей Ташу-Хаджи становится известным военным предводителем и религиозным авторитетом – наставником мюридов накшбандийского тариката. Ташу-Хаджи был строгим приверженцем шариата. Он требовал непременного принятия всех норм шариата и отмены чеченских адатов, не согласующихся с шариатом. Ещё при избрании имамами Дагестана Гази-Мухаммеда и Гамзат-Бека Ташу-Хаджи, несомненно, был одним из лидеров, который мог претендовать на роль имама. Предпочтение первыми дагестанскими богословами могло быть отдано в связи с тем, что личность Ташу-Хаджи они воспринимали прежде всего как представителя чеченского национального антиколониального и религиозного движения. Соперничество различных религиозных течений и религиозных группировок уже в то время, видимо, имело место. Но при избрании в 1840 году в Урус-Мартане имама Чечни и Дагестана решающее влияние имел уже фактор другой. Как известно, после провозглашения в 1834 году имамом Дагестана Шамиля Ташу-Хаджи в 1836 году заключил с ним соглашение о совместной борьбе с царскими войсками и за внедрение шариата. Чеченские отряды принимали участие в нападениях имама Шамиля и на российские укрепления, и на отдельные феодальные владения, и на отдельные дагестанские сёла с целью заставить их принять шариат и, следовательно, власть имама Шамиля. В этих мероприятиях Ташу-Хаджи выступал как равноправный с Шамилем представитель воюющей Чечни. После разгрома в Ахульго в 1839 году раненый Шамиль с семьёй прибыл в Беной, где находился Ташу-Хаджи. Влияние Ташу-Хаджи в Восточной Чечне было внушительным, и претендовать на роль имама здесь Шамилю было бы затруднительно. И он перебрался на запад – в Аргунское ущелье. И начал проповедническую деятельность, суть которой можно изложить словами вышеприведённых прокламаций: «Религия ваша, обычаи ваши, законы ваши, земля ваша будут неприкосновенны». То есть Шамиль не настаивал на немедленном внедрении всех норм шариата, отмене адатов, музыки, танцев, чеченских обычаев общения с женщинами и других сложившихся норм чеченского внутреннего самоуправления. Вот этот фактор, видимо, сыграл важную роль в том, что имамом Чечни 8 марта 1840 года в Урус-Мартане был избран Шамиль. Кроме того, Ташу-Хаджи в то время уже был «своим». А своих чеченцы, как известно, к власти не допускают. Они предпочли нанять «чужого» Шамиля, а не допустить к власти своего Ташу-Хаджи с его жёсткими требованиями отмены адатов. Чеченцам нужен был более предводитель, чем мулла. И они, чеченцы, в том числе и в первую очередь известный чеченский предводитель Иса Гендаргеноевский, Шоип-мулла и Ташу-Хаджи, видимо, предлагали Шамилю исполнение функций баьччи – военного предводителя. На что дальновидный Шамиль не согласился. Ему нужна была власть. И он добился того, что его провозгласили имамом – обладателем судебной, исполнительной и военной власти, освящённой религией. Кроме того, влияние дагестанских богословов в Чечне всегда было велико, что, несомненно, тоже сыграло роль при избрании имамом Шамиля. Но хотя имамом был избран Шамиль, Ташу-Хаджи оставался почти независимым чеченским предводителем. А Чечня оставалась как бы государством в государстве, независимым и от власти русских, и от власти Шамиля. Такое положение Шамиля, конечно, устраивать не могло. Деятельность имама Шамиля и его предшественников по внедрению норм шариата, то есть установление власти своей и своих приближенных в Дагестане, сопровождалась ликвидацией власти дагестанских сословных верхов – аварских нуцалов, тарковского шамхала и других. После полного истребления семьи аварских нуцалов Гамзат-Бек просто присвоил себе его функции феодального владетеля, прикрываясь религиозными лозунгами. И потому был убит кровниками. Ликвидировать институт кровной мести, присвоить себе единоличное право казнить или миловать в государственных образованиях исламского мира, в том числе и на Северном Кавказе всегда и во все времена хотели и хотят именно власть имущие, чтобы избежать возмездия за свои злоупотребления властью. Но этот адат, эта норма, предписанная и в Коране, и в других священных книгах других религий (дозволено воздаяние равным за равное), очень живуч, и обычно на Кавказе возмездие за преднамеренное убийство неотвратимо. А таковым – преднамеренным убийством – было истребление семьи аварских нуцалов. Кстати, о статусе имамов. Некоторые дагестанские общественные и политические деятели иногда имеют правило заявлять, что Шамиль не был имамом Дагестана: оставьте его себе, предлагают они чеченцам. Такое расхожее мнение особенно сильно распространено было в среде руководства и общественных деятелей Дагестана в период депортации чеченцев. Вспомнить хотя бы, как характеризовал имама Шамиля Расул Гамзатов: «Чеченский волк, ингушский змей». Некоторая доля правды в таких предположениях может быть. В большой степени косвенным можно считать участие народа Дагестана в избрании имамов Шамиля, Гази-Магомеда и Гамзат-Бека. Чтобы избежать превратного толкования, подчёркиваю – «избранными народом». Как известно, тарковские шамхалы, аварские нуцалы, аксайские мурзы предпочитали не воевать, а договариваться с русскими. Большинство из них принимали российское подданство и с помощью российской силы укрепляли своё владычество над своими народами. Дагестанское духовенство, тоже претендующее на влияние на мысли, поступки людей, организовало борьбу против этих владельцев. Представители духовенства собирались и назначали имама, исполнителя их воли, обладателя военной, исполнительной и судебной власти – того же самого тирана, что и истреблённые ими аварские нуцалы. Причём власть их намного превосходила власть феодальных владетелей, так как была освящена именем шариата. Более назначены авторитетными алимами, чем избраны народом, были в Дагестане все три вышеназванных имама, если даже некоторая часть населения и участвовала в этом, так как влияние религиозных проповедников на своих мюридов было решающим. Кстати, именно такую модель, при которой руководитель (имам, амир и т. п.) избирается не народом, а «богобоязненными алимами», пытались навязать чеченцам и оппозиционные Масхадову политико-религиозные движения в Чечне в период 1997—1999 гг. И свою власть в дагестанских обществах они устанавливали жесточайшими репрессиями. И хотя называлась эта власть установлением шариата, она была не менее обременительна, чем феодальная: поборы с населения не уменьшились, а возросли в связи с объявленным обязательным закятом (обязательный по исламу налог с доходов и имущества). Но так как всё это сопровождалось ликвидацией власти ханов, их действия встречали сначала поддержку у населения. Единственным избранным населением и, опять-таки, не без воздействия агитации тех же дагестанских алимов был имам Шамиль. И то – только в Чечне. Отсюда, из Чечни, отрядами из чеченцев, в большинстве случаях возглавляемыми тем же Ташу-Хаджи, он начал восстанавливать свою власть в Дагестане. В Чечне ханов, князей не было. И для утверждения у власти в Чечне Шамиль, так же как и Ташу-Хаджи, начал насильно насаждать шариат в формах, неприемлемых для чеченцев. Так, один из низамов гласил, что надо запретить, чтобы парни и девушки собирались вместе, чтобы они орали, как ослицы, бегущие от ослов. Чеченские парни и девушки на вечеринках (синкъерам) исполняли песни в сопровождении музыкальных инструментов. Под запретом были объявлены народные увеселения – танцы, вечеринки, совместные белхи (оказание друг другу помощи в сельскохозяйственных, строительных и других работах, обычно сопровождающееся танцами, песнями), встречи молодых людей у родников, у родственников или соседей девушек и другие формы общения чеченской молодёжи. Причём делалось это с привлечением личной гвардии (муртазеки), состоящей преимущественно из аварцев, и с заселением целых анклавов чеченской территории аварским и других дагестанских общин населением. Так, на территории современного Веденского района со своего насиженного места Черма в район современных сёл Махкеты, Сельмен-Таузен был переселён тейп Чармой. На земли тейпов Элистанжи и Эгишбатой были заселены группы дагестанского общества цударинцев (ц1адахьрой), в район Ведено заселены выходцы из аварского общества Карата. Имели место выселения и переселения целых селений. В своих «Записках о Шамиле» приставленный к Шамилю в Калуге офицер Руновский приводит слова Шамиля о том, что самым беспокойным тейпом в Чечне он считает харачойцев. «Я выселил людей этого тейпа в различные сёла Дагестана», – говорил Шамиль. Но вскоре из этих сёл начали поступать жалобы на харачойцев, и он вынужден был разрешить им возвратиться на свои земли. Кроме того, чеченцам, не имевшим в среде своей сословных элит, власть шамилевских наибов очень не нравилась. Ташу-Хаджи тоже выступил против заселения Шамилем чеченской территории выходцами из Дагестана и против засилья наибов, которые начали злоупотреблять властью. И в связи с этим имам Шамиль снял его с должности наиба Ауха. Но когда жители Чеберлоевского наибства восстали против засилья шамилевских наибов, на его усмирение он послал именно Ташу-Хаджи. Независимо от мотивов Шамиля этот его шаг объективно способствовал достижению двух целей: усмирению непокорных чеченцев и дискредитации Ташу-Хаджи. В этих событиях Ташу-Хаджи был ранен и скончался. Похоронен в селе Саясан. Над могилой устроен зиярат, куда на паломничество приходят множество последователей его вирда – накшбандийского тариката суфизма. Деятельность Ташу-Хаджи в Чечне и Дагестане характеризуется отстаиванием интересов Чечни в отстаивании её независимости от власти и русских, и Шамиля. Власть Шамиля в Чечне признавалась, и он был имамом в Чечне до тех пор, пока был предводителем в их войне. И она закончилась тогда, когда он и его наибы вздумали вести себя в Чечне как властители, несмотря на то что все свои действия они пытались освятить именем религии, желанием внедрить в среду «невежественного» народа шариат. Авторитарная форма правления, установленная Шамилем, не устраивала не только чеченцев. В 1848 году имам Шамиль созвал в Ведено съезд представителей чеченских обществ, где объявил своего сына Гази-Магомеда наследником своей власти. Не только чеченцы, но и некоторые дагестанские соратники Шамиля посчитали этот шаг предосудительным. Командующий имаматовской конницей, один из храбрейших и дерзких воинов в имамате Хаджи-Мурат ушёл со съезда, сказав, что имамом будет тот, у кого сабля острее. В 1851 году Хаджи-Мурат из-за разногласий с имамом перешёл на сторону русских. Не могла в Чечне утвердиться власть авторитарная, а тем более наследуемая. Этот факт должен был бы послужить уроком для последующих поколений: нельзя использовать религию для угнетения народа, для установления власти одной группы или личности над народом. На эти грабли чеченцы будут наступать ещё не раз. В данный рассматриваемый период религия и религиозные деятели в жизни чеченцев и других народов Северного Кавказа, несомненно, сыграли позитивную роль, способствовали объединению разноязычных горских племён в борьбе против российских войск и их опоры – местных социальных верхов. Данный период характеризуется и тем, что на территории Чечни и Дагестана было создано государственное образование монархической формы правления на религиозной идеологии. Причём Чечня в этом государстве была главной экономической базой и полем основных решающих сражений с царскими войсками и долее других частей имамата сохраняла свою независимость от авторитарной власти Шамиля и его ставленников. С начала военных действий народов Северного Кавказа против российской экспансии под руководством Шейха Мансура и до 1878 года война велась под религиозными лозунгами, которые, повторюсь, объединили народы Кавказа в их национально-освободительной по сути борьбе. За свободу и независимость воевали чеченцы и другие народы Северного Кавказа. В отличие от Дагестана, где к тому времени уже сложилось несколько вирдовых братств во главе со своими учёными богословами, в Чечне шейхами-богословами, имеющим право посвящения (принятия) в мюриды, были только Ташу-Хаджи и Гази-Хаджи Зандакский, оба ученики Мухаммада Ярагского из Дагестана, и Шоип-мулла. Гази-Хаджи тоже имел своих мюридов, но, по-видимому, занимался более духовно-нравственной работой. Известно, что умер он в Мекке во время совершения хаджа. Ни Шамиль, ни предшествовавшие ему имамы этим правом не обладали, хотя и были достаточно религиозно образованы. Они и составлявшие их ближайшее окружение мюриды своё посвящение в мюриды получали от известных в Дагестане шейхов-суфиев Мухаммада Ярагского, Саида Араканского, Джамалутдина Казикумыхского. Численность мюридов шейха Ташу-Хаджи не могла быть большой, так как он был в то время почти единственным в Чечне получившим силсилу (право) посвящения в мюриды, во-первых, ареал его деятельности в основном ограничивался территорией северо-восточной Чечни и сопредельных земель обитания кумыков, во-вторых, как свидетельствуют исторические исследования, в тот период в Чечне выявился ряд видных чеченских предводителей в военных действиях против российских войск. Такие как Шоип-мулла Цонтороевский, Джаватхан Даргинский, Иса Гендаргеноевский. Но они были более воинами, чем религиозными проповедниками, как Ташу-Хаджи. Участниками этой войны были массы горцев Чечни, Дагестана, других сопредельных территорий, большинство из которых могли не быть мюридами какого-либо шейха – устаза. Но организаторами, предводителями воинских подразделений, наибами в основном, видимо, были мюриды. Мюридизм того времени в Чечне в основном был представлен накшбандийским тарикатом. В русско-кавказском противостоянии 1818—1878 гг. движение мюридизма сыграло свою важную позитивную мобилизационную, объединительную и религиозно-пропагандистскую роль на всём Северном Кавказе. Уже во времена имама Шамиля началась деятельность в Чечне устаза – проповедника кадирийского тариката Кунта-Хаджи Кишиева. Его учение о непротивлении злу насилием, призывы избежать истребления народа в неравной борьбе встретили понимание и нашли поддержку в среде уставших от войны, доведённых до физического и морального истощения, страдавших от беспрерывных военных действий и недовольных усиливающимся гнётом со стороны формирующейся шамилевской военно-религиозной элиты чеченцев. Его учение встретило противодействие со стороны Шамиля и его наибов как противоречащее их призывам к священной войне – газавату – против неверных. А с увеличением его приверженцев репрессии на него и приверженцев кадирийского тариката обрушили российские власти, которые видели в них организованную и сплочённую на религиозной идеологии силу, которая может в любой благоприятный момент выступить против. В «Хронологии…» Абузара Айдамирова упоминается, что власти даже организовали движение некоего муллы Абдул-Кадыра, который в период с 1861 по 1865 год выступал против учения Кунта-Хаджи. Шейхи и мюриды накшбандийского толка, которые были в то время основными участниками антиколониальной войны в Чечне и Дагестане, называли кунта-хаджинцев «снявшими пояс сопротивления» (юкъ яьстинарш), то есть уклоняющимися от войны. Репрессии эти, и не просто против мюридов и мюршидов, но и вообще против всей религии и верующих всех конфессий, как мы знаем, стали составной частью идеологической политики и советской власти. С убийством советскими властями в 1925 году шейха кадирийского учения в тарикате Али Митаева и со смертью в 1962 году накшбандийца Бауди Арсанова суфийские братства Чечни остались без духовных наставников, если не считать последователя вирда Чим-Мирзы, Вис-Хаджи, который в Казахстане создал свой вирд, тоже кадирийского толка, и который почил 1973 году. Правда, советская власть, устраивая гонения на всех верующих, в случае необходимости не брезговала использовать авторитет суфийских шейхов, их потомков, известных богословов в достижении своих целей. Так, в период 1925—1944 гг. при разоружении населения широко использовалась клятва на Коране в их присутствии. Клятва на Коране для мусульман – священная процедура. Лжеклятва может принести кару божью не только на произносящего её, но и на всё село и общество в целом. И потому её принесение обычно осуществляется за пределами населённого пункта. Само наложение обязательства принесения такой клятвы также может восприниматься как оскорбление: человеку выражается недоверие его словам. Но работники НКВД в эти тонкости, конечно, не вникали. Как рассказывал ныне покойный бывший милиционер харачоевец Азим Эшиев, начальник Веденского управления НКВД еврей Исаков человека, подозреваемого в хранении оружия, вызывал в отдел, в присутствии муллы клал перед ним Коран и предлагал принести клятву на нём. Обычно до этого даже не доходило. Исаков мог сделать угрозу, что поставит его перед Кораном, и человек готов был даже на то, чтобы хоть купить и сдать оружие. Таково трепетное отношение чеченцев к Корану.
