– Вiн i справдi на журналюги схожий. [9 - Он и вправду на журналюгу похож. (укр.)]– пробормотал один из упитанных парней
– Та який вiн журналiст? Цi бандерiвцi будь-яку вiдмазку придумають, аби за барикаду встати![10 - Да какой он журналист? Эти бандеровцы любую отмазку придумают, лишь бы за баррикаду встать! (укр.)] – ответил сотрудник в штатском
– Я вам клянусь, что я журналист! Хотите, пройдёмте в отель и узнаем там, откуда я приехал. Или, если хотите, можете за мной сколько угодно ходить и увидите, что я только фотографирую и интервью беру! – начал повышать тон Смирнов
– Гаразд, припустимо, що я тобi повiрив. Тодi де твоя лiцензiя?[11 - Ладно, допустим, что я тебе поверил. Тогда где твоя лицензия? (укр.)] – спросил мужик в штатском
– Да вы можете по-русски говорить-то?
– Где твоя лицензия?
– В Москве.
– Все ясно з тобою … Хлопцi, упаковуйте його![12 - Всё ясно с тобой…Парни, упаковывайте его! (укр.)] – указал мужчина в штатском двум упитанным парням, которые уже взяли под руки Смирнова
Виктор умело, как настоящий разведчик, выбился из захвата и заорал:
– Да что «все ясно»? Что тебе ясно? Я журналист! Не веришь, пойдём со мной! Будете ходить за мной и проверять, как бы я не перелез через эти паршивые баррикады! Пройдёмте, господа!
Упитанные высокие парни в чёрных водолазках смутно посмотрели на Смирнова, затем на мужчину в штатском, который явно нервничал, отчего у него подрагивал глаз.
– От чорт! Хочеться вiдпустити його, але нам статут забороняе так робити! Що скажете?[13 - Вот чёрт! Хочется отпустить его, но нам устав запрещает так делать! Что скажете? (укр.)] – обратился он к упитанным
– Так вiн навiть по-украiнськи не говорить. Давай пустимо його, а там подивимося. Ну вiн не виглядае, як протестант. Видно, що у нього морда росiйська! [14 - Да он даже по-украински не говорит. Давай пустим его, а там посмотрим. Ну он не выглядит, как протестант. Видно, что у него морда русская! (укр.)]– ответил парень в чёрной водолазке
– Так вони всi спочатку "не говорять на мове", а потiм стоять за барикадами i палять шини, кричачи "Слава Украiнi!" i спiваючи фашистськi пiсеньки![15 - Да они все сначала "не говорят на мове", а затем стоят за баррикадами и жгут шины, крича "Слава Украине!" и распевая фашистские песенки! (укр.)] – начал спорить второй упитанный мужичок
– Ладно, замолчите! – неожиданно для Смирнова, по-русски заговорил мужчина в штатском – Отпускаем тебя! Но! Если увидим за баррикадой, то тебя никогда не найдут!
– Хорошо, не беспокойтесь. – выдохнул Виктор и пошёл далее к Майдану.
«Морда российская. У меня лицо, морда у него! Надо же так жрать, чтобы подбородок голову подпирал, а не шея, и чтобы пузо на полметра свисало! И он ещё моё лицо «мордой» называет! Свинья!» – подумал про себя Смирнов и скривил лицо.
Виктор зашёл на Майдан. Как ни странно, на площади было теплее, нежели на прилегающих улицах. Помимо запаха сгорающей резины доносится и приятный аромат варящегося мяса и гречи – это готовили протестанты.
На самом деле, у митингующих всё продумано до каждой мелочи, и нельзя сказать, что они центр города в уборную превращаю. Стоят палатки светло-зелёного цвета, на которых нарисован сине-жёлтый флаг. Также там стояли два огромных котла, в которых готовилась еда, специальные туалеты и даже рояль! Откуда они его притащили – никто не знает, но все знают, что теперь гимн Украины и национальные песни можно исполнять и под звуки пианино.
Смирнов, практически не останавливаясь, делал фотографию за фотографией. Он специально крупным планом фотографировал лица протестующих и полицейских. У первых лица были покрасневшими, ибо они кучу времени проводят на улице. Вторые сидели на скамеечках и чистили обувь, перевязывались и готовились к новым вечерним столкновениям.
Смирнов подошёл к одному из ОМОНовцев и спросил по-русски:
– Добрый день! А можно задать вам пару вопросов?
Служащий с усталым видом вяло ответил:
– Можно, с чего бы нет? А вы для телевидения или для газеты?
– Газета, причём не украинская.
– А чья? – сильно удивился служащий
– Московская, из России!
– А, ясно. Задавайте ваши вопросы. – ОМОНовец томным, но добрым взглядом посмотрел на Смирнова; их лица были схожи: оба в лёгких морщинах, образовавшихся при службе
– Поддерживаете ли вы протестующих лично? – спросил Виктор и включил диктофон
– Как я их могу поддерживать, если вечером мы то и дело сталкиваемся?
– Ну, вдруг вы просто безукоризненно выполняете приказ, а внутри вас другое мнение…
– Да и внутри-то то же самое! Те, кто хотел уйти – ушли. Я лично не поддерживаю действия протестующих! Там в основном собрались одни юнцы, а людей постарше там по пальцам пересчитать можно.
– Понял. Следующий вопрос! Чем закончится эта ситуация?
– Это дело начало далеко заходить, понимаете? Если мы будем сталкиваться так же часто, как и сейчас, то вплоть до смены власти дойти может, но мы этого не допустим! – гордо заявил служащий
– До революции?
– Да, но это только если сюда придёт настоящая толпа. Тех, кто сейчас там, за баррикадами, – кивнул он в сторону протестующих – крайне мало для такого события.
– И последний вопрос. Страшно ли во время столкновений?
– Честно…Не то, что бы страшно, но какая-то доля боязни присутствует. Когда они берут в руки камни, цепи и коктейли Молотова, то мы со своими газовыми гранатами и дубинками ничего сделать не можем. И многие возвращаются со столкновений израненными или покалеченными.
– Спасибо вам огромное! Удачи вам, надеюсь, что всё будет без жертв. Главное, чтобы все были здоровы! – Смирнов пожал руку служащему
– Это точно! Здоровье…
Виктор направился далее по площади, но в этот миг на Крещатике собралась огромная толпа с украинскими флагами, которая резко двинулась в сторону Майдана со стороны Европейской площади и напевала песни группы «Океан Эльзы». ОМОН за мгновение выстроился в цепочку, встав поперёк Крещатика, тем самым преградив путь шествию.
Послышались четыре громких хлопка. Смирнов обернулся. Это полицейские выпустили газовые гранаты, которые, оставляя за собой зеленоватый след, летели по параболе прямо по протестующим. Те не остановились, а только надели повязки, предварительно смоченные водой. Шествие резко ускорило шаг, переходя на медленный бег.
Хлопки раздавались один за другим. Крещатик заполонило огромное облако слезоточивого газа. Тогда ОМОН стал цепью наступать, шаг за шагом. Сзади подъехали полицейские водомёты, которые мигом пустили струю под мощнейшим напором по толпе. Постепенно шествие замедлилось, а потом из колонны превратилось в хаотичное месиво. Люди стали зажигать файеры, которые выделяли протестующих из газового облака.
Тогда полицейская цепь расформировалась, превратившись в атакующий клин. Они били дубинками всех без разбора, а падающих арестовывали. Подоспело полицейское подкрепление. Началась стрельба резиновыми пулями. Это было настоящее столкновение. Толпа против толпы, а самое главное – украинцы против украинцев. Смирнов всё это дело снимал на фотоаппарат, а звук записал на диктофон. Когда он закончил съёмку, быстро побежал обратно в отель, по той же Михайловской улице. Он нёсся, пожалуй, быстрее ветра. Но он попал на чью-то подножку, упав лицом на брусчатку, после чего получил раз десять дубинкой по спине. Это было очень больно. Смирнова подняли под руки и повели к полицейской машине двое ОМОНовцев.
– Ну що, Бандера, як тобi деньок? Сонячно, чи не так?[16 - Ну что, Бандера, как тебе денёк? Солнечно, не правда ли? (укр.)] – ехидно спросил один из них
– Что? Я не понимаю по-украински. Я журналист из Москвы! – закричал Смирнов, после чего получил удар под дых
– Говори-говори, поки зуби е. Скоро не наговоришся![17 - Говори-говори, пока зубы есть. Скоро не наговоришься! (укр.)] – говорил всё тот же ОМОНовец
– Да отпустите же меня! На каком основании вы задержали российского подданного?
– Ти подивися, що говорить. "Росссiйский пiдданий"! І смiх i грiх.[18 - Ты посмотри, что говорит. «Российский подданный»! И смех, и грех! (укр.)] – залился смехом второй служащий.
Они грубо закинули Виктора в кузов полицейской машины, где лежал один сильно побитый демонстрант, и закрыли за ним дверь, сказав: