Парень перевел взгляд на одноклассницу, которая бежала к нему из другого конца коридора, но ничего не сказал, чему та нисколько не удивилась. Все знали, что Славик с девушками разговаривает только в одном случае: «Эээ… ты не могла бы убрать рюкзак с моего места?»
– Славик! – любила Румия командовать. – Завтра концерт, посвященный Пушкину[3 - Александр Сергеевич Пушкин (1799-1837) – русский поэт, драматург, прозаик.], где ты рассказываешь три стихотворения, три, Славик! Будь добр, не опозорься как на школьной линейке! Еще одного такого инцидента классная не выдержит, а оставаться после уроков и выслушивать, как она на всех орет из-за одного глупого оратора, никому не хочется.
Из всей тирады надоедливой одноклассницы Славика задело только слово «стих». Он учит и рассказывает не одну строку, а целое стихотворение. Но поправлять Румию парень не стал, он вообще не любил кого-либо поправлять.
– Слав, – встрял в разговор Андрейка, не отрываясь от игры на телефоне, – можешь все три стиха в один заляпать? Я с удовольствием послушаю, как классная орёт на Румию, хоть и понимаю, что орать она будет на всех нас.
– Опрос общественного мнения показал, что самым знаменитым произведением Пушкина, так любимого Румией, является сказка о царе Салтане, – вклинился в разговор Газ.
Его словам никто не удивился: в классе все знали, как Газ любит читать всякие опросники в Интернете.
– Да ладно! – изумилась Лизонька, которая пришла вслед за подругой. – Я думала, «Евгений Онегин».
– А еще, – продолжил Газ, – 91% опрошенных уверены, что творчество Пушкина всегда будет актуально. Кто там сказал, Славик: «Пушкин – наше всё»?
– Аполлон Григорьев. Русский поэт и критик.
– Да ладно! – снова присвистнула Лизонька. – Его так и звали – Аполлон?
– Сегодня чудный день открытий. А вот чуть больше 5% сказали, что творчество Пушкина устарело. Видимо, в это число входит и мнение Лизоньки, ведь она совсем не удивилась.
Прозвенел звонок, и учитель литературы позвала ребят в класс. Учеников больше всего интересовало отчество преподавателя Лидии Захарьевны, чем сам предмет. Как звали ее отца – Захар или Захарий? Если Захар, зачем в отчестве мягкий знак? А если Захарий… Кто придумал такое имя?
– Славик! – шипела Румия в спину однакласснику. – Ты так и не ответил! Выучил ты стихи или нет?
– Нет, не выучил! – в ответ зашипел вместо друга Газ. – Сама расскажешь!
И вот тут он увидел, что у Славика пиджак прожжён на спине.
– Поможешь мне придумать правдоподобную историю для Марии апа? – прошептал тот, увидев страшные глаза друга.
В столовой было не протолкнуться. 10А тихо сидел за своим столом и ждал, когда восьмые и девятые заберут свои порции, чтоб после них идти к столу раздачи.
– Человеку надо мало:
После грома – тишину.
Голубой клочок тумана…
Газ знал любимое стихотворение Славика, также знал, что тот всегда пропускает второй столбец.
– Картошка с рыбной котлетой, – пропыхтел Антоха, вырываясь к одноклассникам из голодной толпы, окружавшей стол раздачи и кассовый аппарат.
– Картоха вкусная? – спросил Андрейка.
У него всегда странные вопросы.
– Извини, не попросил на пробу.
– Жизнь – одну.
И смерть – одну.
Утром свежую газету –
С Человечеством родство.
И всего одну планету:
Землю!
Только и всего.
– Тася Ивановна! Вы сначала моему 8Б дайте порции! Почему 9 класс отпускаете? Восьмые еще не кормлены! – послышался из толпы у стола раздачи голос Сылу Саматовны.
– Так я откуда знаю, что ваши не кормлены! – кричала тетя Тася. – Не спите!
– Жаль, биологии сегодня нет, – вздохнул Газ, услышав голос любимой учительницы.
– И – межзвездную дорогу
Да мечту о скоростях.
Это, в сущности, – немного.
Это, в общем-то, – пустяк.
– Мы опять на матем опоздаем, – вздохнул Кирыч, – сейчас еще только восьмому классу накрывают.
– Не накрывают, – покачал головой Антоха, – слышал, тетя Тася поддон выкинула? Это она в подсобку ушла. Теперь никому не накрывают.
– Нервная женщина.
– Невеликая награда.
Невысокий пьедестал.
Человеку мало надо.
Лишь бы дома кто-то ждал.
Получив порции на класс, Сылу Саматовна со спокойной душой напоследок решила еще раз пересчитать тарелки. Их оказалось шестнадцать.
– Почему шестнадцать? – раздражение учительницы росло в геометрической прогрессии.
Сумасшедшая перемена. Бестолковая столовая.
– Надя! Нас же семнадцать!