– Вы желаете знать, для чего это. Для того, чтобы вы почувствовали себя так, как чувствуют себя все находящиеся здесь. Для начала каждый должен съесть один такой плод. Существует множество его разновидностей, но начинаем мы с тех, что растут у дверей. Остальное вы узнаете позже. Расслабьтесь, дорогуша. Помните: вы среди друзей.
Она вновь предлагает Талу банан. Принимая его у нее из рук, Тал замечает изгиб пластика у женщины за правым ухом. Все сразу становится понятным: и своеобразный взгляд, и наклон головы. Хёк слепого. Тал надкусывает банан. У плода действительно вкус банана. И вдруг неожиданно для себя Тал начинает различать незамеченные раньше детали резьбы на деревянных балюстрадах, узор плитки на полу, цвета и особое плетение дхури. Теперь отчетливо звучат отдельные музыкальные партии, и ньют чувствует, как они сталкиваются, переплетаются, сливаются в единую мелодию. У Тала необычайно усиливается острота всех чувств. Сознание становится ясным. Ньют чувствует в затылке некое тепло, нечто подобное внутренней улыбке. Тал еще дважды кусает банан и съедает его полностью. Слепая старушка забирает у него кожуру и бросает ее в маленькое деревянное мусорное ведро, уже наполовину заполненное чернеющей пахучей кожицей плодов.
– Мне нужен кое-кто. Транх.
По лицу Тала скользит ищущий взгляд черных глаз старушки.
– Транх. Милашка. Нет, Транх здесь нет… пока… Но Транх придет, придет…
Старушка радостно сжимает руки. Начинает действовать банан, и Тал чувствует, как мягкое тепло распространяется от агнья-чакры по всему телу. Ньют включает свою музыку и приступает к изучению загадочного клуба. На балконах вокруг небольших столиков расставлены низенькие диванчики. Для тех, кто не желает есть бананы, имеются элегантные медные кальяны. Тал проплывает мимо группки ньютов, окутанных облаком дыма. Они наклоняют головы, приветствуя Тала. Однако здесь не только ньюты, здесь много обычных людей. В углу, в алькове, китаянка в восхитительном черном костюме целует ньюта. Ньют лежит на спине на широком диване. Пальцы китаянки ловко поигрывают с гормональной гусиной кожей на предплечье у ньюта. Что-то внутреннее подсказывает Талу, что лучше бы отсюда уйти, но это ощущение сразу же вытесняется приятным теплым чувством полной утраты ориентации в пространстве. Еще один банан – и все будет хорошо.
Тал осторожно делает шаг к краю пруда, чтобы получше рассмотреть балконные ярусы. Чем выше вы поднимаетесь, тем меньше одежды вам нужно, делает вывод Тал. Все в порядке. Все в полном порядке. Так сказала слепая женщина.
– Транх?.. – произносит Тал у группы, сгрудившейся у источающего сильный аромат кальяна.
Совсем еще юный и такой хрупкий очаровательный ньют с тонкими чертами восточноазиатского лица выглядывает из-под множества мужских тел.
– Извините, – говорит Тал и проходит мимо.
– Вы видели Транх? – спрашивает Тал у какой-то нервной дамы, стоящей у дивана рядом со смеющимися ньютами.
Они все поворачиваются и пристально смотрят на Тала.
– Транх еще нет?
Мужчина стоит у третьей лозы с волшебными бананами. На нем неброский полуофициальный вечерний костюм. «Джейджей Валайя», Талу сразу же становится ясно по покрою. Элегантный мужчина, худощавый, среднего возраста, явно проявляющий заботу о своей внешности. Правильные, красивые черты лица, тонкие губы, недюжинный ум в быстрых проницательных глазах. Но и глаза, и лицо какие-то нервные. А руки – Тал видит это благодаря сказочной силе, которую придали его зрению бананы, предельно концентрирующие внимание, – великолепно ухожены и… заметно дрожат.
– Простите? – говорит щеголеватый мужчина.
– Транх… Транх здесь?
Чувствуется, что мужчина находится в некотором затруднении. Он срывает банан с небольшой грозди рядом со своей головой и предлагает Талу.
– Мне нужен кое-кто, – говорит Тал.
– Кто же именно? – спрашивает мужчина и вновь протягивает банан.
Тал жестом отказывается.
– Транх. Вы не…
Тал уже идет дальше.
– Пожалуйста! – Мужчина зовет Тала, зажав банан в кулаке, словно фаллос. – Постойте, поговорите со мной, просто поговорите…
И тут Тал видит…
Даже в мерцающем свете масляных светильников, даже в тени, отбрасываемой балконом, этот профиль невозможно спутать ни с чьим другим. Изгиб скул, то, как ньют наклоняется вперед и как энергично взмахивает руками во время беседы… Смех, напоминающий звон храмового колокола…
– Транх.
Ньют не поднимает взгляда, увлеченный беседой с друзьями, столпившимися вокруг низкого столика. Они делятся какими-то общими воспоминаниями.
– Транх.
Теперь Тал услышали. Транх поднимает взгляд. Первое, что Тал читает в устремленных на него глазах, – абсолютное и совершенно искреннее непонимание. Кто вы такой? Но потом – узнавание, воспоминание, удивление, шок, раздражение. И наконец – растерянность и досада.
– Извините, – говорит Тал и выходит из алькова. Все взгляды устремлены на Тала. – Извините. Ошибся…
Ньют поворачивается и тихо ускользает. Голова Тала раскалывается от желания разрыдаться. Тот застенчивый чело век все еще стоит среди зелени. Продолжая ощущать на себе чуждый и враждебный взгляд, Тал берет банан из мягкого кулака мужчины, сдирает кожуру и впивается в него зубами. И почти тотчас же ньют начинает чувствовать, как дворик рас ширяется до бесконечности. Тал предлагает странный фрукт мужчине.
– Спасибо, не надо, – мямлит тот в ответ, но Тал решительно берет его за руку и ведет к свободному дивану.
Ньют все еще чувствует жжение от того страшного взгляда у себя на затылке.
– Итак, – говорит Тал, садясь на диван и опуская руки на колени. – Вы хотели поговорить со мной. Что ж, давайте поговорим.
Взгляд, брошенный в сторону. Те, другие, все еще про должают смотреть на них. Тал доедает банан, чувствуя зачаровывающее притяжение мерцающих светильников. В следующее мгновение мысль Тала обращается к фасаду курдского ресторана. Официант быстро проводит ньюта мимо столиков, мимо удивленных костюмеров прямо к маленькой кабинке в самом конце помещения, разделенного источающими аромат ширмами из резного кедра.
Бананы слепой старушки, подобно хорошим гостям, пришли вовремя и ушли рано. Тал чувствует, как резные геометрические узоры на деревянных ширмах возвращаются откуда-то из межзвездных пространств и сжимаются до обычного размера, вызывая какие-то клаустрофобические ощущения. В ресторане жарко, и голоса посетителей, шумы кухни и улицы кажутся слишком близкими и громкими.
– Надеюсь, вы не возражаете против этого ресторана… мне не нравится там, где мы только что были, – говорит мужчина. – Трудно беседовать… беседовать по-настоящему. Здесь очень хорошо и так ненавязчиво.
Им приносят еду и бутылку прозрачного алкоголя вместе с кувшином воды.
– Арак, – говорит мужчина, наливая немного из бутылки. – Сам я не пью, но слышал, что арак может вдохновить на мужественные поступки.
Он добавляет воды. Тал с удивлением наблюдает за тем, как прозрачная жидкость приобретает сверкающий молочно-белый цвет. Ньют глотает, морщится от привкуса аниса, затем делает еще один глоток, меньший, более выверенный.
– Ньют – чуутья, – провозглашает Тал. – Транх. Ньют – чуутья. Ньют даже не глядит на меня. Сидит и что-то мычит со своими друзьями. Мне не следовало приходить.
– Как трудно найти того, кого можно было бы просто послушать, – говорит мужчина. – Того, кто не связан жестким расписанием, кто ничего у меня не просит и не пытается мне ничего продать. Там, где я работаю, все стремятся услышать, что я намерен сказать, каждое слово, произнесенное мной, ценится дороже золота. До встречи с вами я был на торжественном официальном приеме. Все смотрели мне в рот. Кроме одного человека. Очень странного человека, сказавшего весьма странную вещь. Он заявил, что мы – деформированное общество. И я слушал его, внимательно слушал.
Тал делает еще один совсем маленький глоток арака.
– Чо чвит, нам, ньютам, такое хорошо известно.
– Ну, расскажите мне о ваших секретах. Расскажите мне о себе. Я хотел бы узнать о вас как можно больше.
Под внимательным взглядом этого человека Тал остро чувствует все свои шрамы, все свои импланты.
– Меня зовут Тал, я родом из Мумбаи, год рождения – 2019-й. Работаю в «Индиапендент» в группе создателей «мыльной метаоперы» «Город и деревня».
– А в Мумбаи, – перебивает Тала мужчина, – в 2019 году, когда вы родились, что…
Тал прикладывает палец к его губам.
– Никогда, – шепчет «эно», – никогда не спрашивайте, никогда не говорите. До того, как сделать Шаг-В-Сторону, я был другой инкарнацией. Я живу только сейчас, вы понимаете? До того была иная жизнь, и я умер и родился снова.