Убить нельзя научить

Но баба Света с третьего этажа успела-таки посыпать меня кожурками от семечек. Они зашуршали на шапке и в вороте куртки. Бравая пенсионерка сутками грызла семечки у окна и выбрасывала шелуху в открытую форточку. Не глядя, но куда более метко, чем иной снайпер.

Я поспешила к импровизированному мусорному ведру, а на самом деле огромной картонной коробке, в углу первого этажа, под шеренгой почтовых ящиков. Из них, словно высунутые языки, торчали рекламные газеты с зазывными лозунгами: «Телевизор по цене утюга!». Под надписью, если присмотреться, мелким шрифтом пояснялось: «Размер диагонали 10 сантиметров». Я смахнула шелуху с шапки, расстегнула куртку и вытряхнула все, что туда попало. Выгребла мусор, завалявшийся в карманах и в пакетах, и метнулась к лифту.

И… столкнулась с Маратом, соседом с четвертого этажа. Брюнет средних лет, в элегантном черном пальто и начищенных до блеска ботинках, стоял как вкопанный и только дико вращал глазами. Из его коричневой кожаной беретки торчали, покачиваясь, две сосульки, очень похожие на рога.

– К домоуправу? – предложила я.

Сосед что-то невнятно промычал, но очень внятно закивал, позвякивая сосульками. Лифт гостеприимно распахнул двери, впустив нас в кабинку. На зеркале ярко-алой помадой было крайне точно подмечено: «Здесь живут люди». Я нажала на кнопку восьмого этажа, лифт истерично дернулся и доставил нас к пункту назначения.

Дубовую дверь без опознавательных знаков открыл солидный бизнесмен с квадратной челюстью, абсолютно лысой головой и низкими надбровными дугами. Такие я не встречала даже в сокровищнице палеонтологического музея.

Домоуправ подтянул розовые семейные трусы и со скрежетом почесал волосатую грудь, отодвигая желтую майку-алкоголичку. Воззрился на нас без особого интереса, поковырял пальцем в золотых зубах – они внезапно снова вошли в моду, потеснив белоснежные протезы и коронки из суперпрочного пластика – и выдал:

– У нас в управлении все боятся высоты. Залезут на стремянку сбивать сосульки, а спуститься не могут. А сосульки могут спуститься сами, – и он ткнул пальцем в ледяные рога Марата. – Кстати, сейчас очень модно украшать шляпы. Перья хорошо, а сосульки вообще креатив.

И пока мы судорожно моргали, переваривая сообщение, домоуправ радостно захлопнул дверь.

Я оставила Марата позвякивать сосульками и рванула назад, в лифт.

Скорее, домой.

Крики Алисы «Вот тебе, зеленый великан! Вот тебе! Получи!» вынудили оставить пакеты на тумбочке у входной двери и броситься в гостиную.

Ну да… очередная картина маслом… Сердце упало, на плечи словно бетонная плита навалилась…

Все это выглядело бы до ужаса комично, не будь так… грустно.

Сестра шарахалась по квартире, сжимая в руке банку консервированного горошка «Зеленый великан». Лупила ей по шкафам, стульям, креслам и подоконникам. На антикварной полированной мебели уже живого места не осталось. Белый деревянный подоконник испещряли занозы и вмятины. Только темно-коричневые кожаные кресла почти не пострадали. Их вдоль и поперек исполосовывали царапины, но кожа оказалась на редкость плотной и крепкой и продолжала стойко выдерживать удары судьбы.

– Алиса? – окликнула я и встретила совершенно безумный взгляд светло-карих глаз. Темно-каштановые волосы рассыпались по плечам сестры в художественном беспорядке. На скуластом, осунувшемся лице застыло выражение полной отрешенности. Но уже через минуту мелкие точеные черты перекосила гримаса ужаса.

Сестра уронила голову на грудь и очень тихо спросила:

– А кормить сегодня будут? Или только завтра? После родов зеленых человечков?

– Алиса, это я, Ольга, – попыталась дозваться я.

Сестра замерла и выпрямилась, словно шест проглотила. Немного помялась босыми ногами на бежевом пробковом полу и рывком задрала мешковатую розовую ночнушку, оголив ноги.

– Погоди, Оля, мне надо родить!

Алиса швырнула на пол банку зеленого горошка и с размаху села на нее.

Я уже намеревалась пойти на кухню, приготовить поесть, но сестра вскочила как ужаленная, схватила консервы и отправила в открытое окно с криком:

– Будьте вы прокляты! Вот вам ребенок!

Я бросилась к окну, чтобы оценить масштаб катастрофы.

В последний раз нам чуть не пришлось выплачивать соседу неустойку за разбитое лобовое стекло роскошной черной иномарки. Безумный вид Алисы и ее слезные просьбы: «Пожалуйста! Снимите ошейник! Мне больно…» – почему-то заставили владельца крупной фирмы пойти на попятный.

Но раз на раз не приходится…

Банка со свистом вспорола воздух и нацелилась прямо в голову нашего электрика. Он привычно отразил снаряд металлической сумкой с инструментами. Вскинул голову и взглянул на меня так, что уж лучше бы обругал матом.

…Четыре года назад Алиса пропала – вышла из дома в аптеку и не вернулась. Нашли ее спустя полтора года, совершенно невменяемой.

В отчаянии я рыдала ночи напролет и почти каждый день водила Алису по лучшим психиатрам. Постепенно докатилась до экстрасенсов, бабок и колдунов. Но все напрасно.

Психиатры вводили сестру в транс и прописывали горсти лекарств.

Бабки заставляли нас разбивать яйца и находили в них то иглы, то гвозди, клятвенно заверяя, что все это «застряло» в голове у Алисы. «Заряжатели чудо-воды» часами танцевали вокруг сестры, делая невнятные пасы руками и позвякивая музыкой ветра.

Но с каждым днем Алисе становилось все хуже и хуже…

И вот я застыла посреди гостиной, глядя на сестру и понимая, что пора отдать ее в специальное заведение для «невест зеленых великанов». Так называли в нашем городе психиатрическую лечебницу, куда со всей страны свозили женщин с теми же галлюцинациями. В последние годы их становилось все больше и больше. И не только у нас, за рубежом тоже. Будто по миру шествовала какая-то ужасная эпидемия.

Медленно, как во сне, загрузила я продукты в холодильник и набрала телефон нашего психиатра.

– Забираем? – услышав мои всхлипывания, уточнил он. – Поверьте, ей так будет лучше, – начал уговаривать упавшим голосом. Но я-то понимала – лучше не будет.

Дождалась завершения длинного монолога о том, как замечательно ухаживают в больнице за «невестами зеленых великанов». Как им помогают не навредить ни себе, ни окружающим, как «социализируют», а на деле просто вынуждают общаться друг с другом… Выдавила из себя короткое «Я согласна!» и сбросила вызов.

Вернулась в комнату и застала Алису в кресле. Она обняла колени руками и уставилась в окно невидящим взглядом.

– Нам бы сходить, прогуляться, – предложила я нарочито нейтральным тоном, но голос вздрагивал на каждом слове.

– Меня ведут на прогулку? В красную пустыню? – оживилась Алиса, поправляя несуществующий ошейник.

– Да, дорогая. Давай оденемся? – голос предательски срывался, в груди кололо. Но я поспешно надела на сестру темно-коричневую блузку и юбку – ее любимый выходной костюм. Бархат благородно переливался на свету. Черное кашемировое пальто повисло на Алисе мешком, узкие икры болтались в голенищах красивых кожаных сапог. Она очень похудела с тех пор как… пропала.

Алиса серьезно поправила темно-синюю вязаную шапку и решительно направилась к двери.

А там… там уже ждали санитары.

Я прыгнула в кресло, свернулась в позе зародыша и замерла…

Тихо… как тихо… Беззвучие поселилось в трехкомнатной квартире. Только ветер шуршал бамбуковыми жалюзи на окнах, да тикали древние ходики на стене. Простенькие, круглые, серые, с банальными стрелками-карандашами, они прожили с нами бок о бок не одно десятилетие.

С нами…

Гулко билось в ушах сердце. Я сдалась, я от нее отказалась. Я…

Думать о случившемся не хватало моральных сил.

И я смалодушничала… Постаралась отключиться, перенаправить куда-то бешеный клубок эмоций, что бурлил внутри. Провоцировал рвануть за сестрой. Отобрать ее у санитаров, отвезти назад, домой. А в следующую минуту толкал забиться в угол, застыть и ничего не делать. Ни-че-го…

Последние лучи закатного солнца лизнули стекла щербатых бежевых шкафов – наследие мамы.