Партизанка, или Как достать начальство

Невольно нахмурилась и недоверчиво произнесла:

– Да ну? А как же Анечка? Или ты ее подле себя держишь только исключительно из-за ее уникальных профессиональных навыков?

Тут Луганский немного замешкался, явно не зная, как лучше оправдаться.

– Я не дура, Вась. И мне прекрасно известна твоя репутация бабника, но ты мне на самом деле нравишься настолько, что я готова попробовать встречаться. Не играть в служебный роман, а по-настоящему со всеми вытекающими. В конце концов, мы оба взрослые люди и должны уже понимать, чего от жизни хотим. Я тебе свои приоритеты обозначила. А ты, будь добр – либо прими, либо отвергни.

Пытливо заглянула ему в лицо. Луганский был собран и сдержан, словно пытался принять какое-то крайне важное решение. Взгляд его прошелся по моему лицу, остановился на губах.

– Я согласен, – наконец выдохнул он. – Готов рискнуть.

Луганский снова начал склоняться ко мне. Невольно отшатнулась и уперлась ладонями в твердокаменную грудь.

– А как же Аня?

– Да сдалась тебе эта Аня! – разозлился он. – Уволю я ее и дело с концом…, если найдешь достойную замену.

Ответ пришелся мне по душе. Поэтому сама потянулась к директору, схватила на немного растрепавшиеся вихры и впилась в губы страстным поцелуем.

Так вот. Сегодня Василий помчался по своим гостиничным и ресторанным делам, а меня оставил типа за главную. Польстил самолюбию. На самом же деле в свете последних событий Луганский, похоже, махнул рукой на колхоз со всеми его проблемами и решил сосредоточиться на собственном бизнесе. Как экономист, прекрасно его понимала, тем более, что в хозяйстве он не на зарплату жил. И теперь, когда лавочка прикрыта, ему не улыбается тратить свое время непонятно на что. Но, как Женька Яковлева и она же Николавна, была возмущена до глубины души. Как вот так запросто можно плюнуть практически на дело своей жизни? Собственно из-за этого мы вчера еще немного поспорили. Потом помирились. Затем опять поспорили. И каждый остался при своем мнении.

– Делай, что хочешь, – устало сказал мне Васек. – Хоть сожги дотла, если тебе станет спокойнее, но я умываю руки. Всё что мог уже сделал.

Хотелось возмутиться, но вовремя сдержалась. Если рассуждать честь по чести, то не фига он не сделал. Да, руководил. Да, поддерживал производственный процесс от сева до уборки, от отела до сухостоя и так по кругу из года в год. Но!!! Не задумывался о будущем. Не вникал в финансовые показатели, не нанял квалифицированного специалиста, чтобы тот на пальцах объяснил, что к чему, не принял радикальных мер, когда это было возможно. И теперь заявляет, что сделал всё что смог. Снимает с себя всю ответственность, будто это не он десять лет назад пахал на стареньком ДТ-75 под зноем палящего солнца, радуясь работе за то, что она вообще есть.

Чистой воды эгоизм. Вот она – непостижимая мужская логика. Один прагматизм и никакого сожаления и чувства вины. За то, что две сотни людей останутся без работы, за то, что две тысячи голов скота пойдут под нож на ближайшем мясокомбинате.

В тот момент я всеми фибрами души возненавидела капитализм и демократию. Сталина на них не хватает! У того разговор короткий со всеми был. А сейчас кому ты пойдешь жаловаться? В администрацию? Смешно. У главы района в мозгу калькулятор покруче моего ноутбука будет. Он в уме уже прикинул, сколько денежек ему накапает от этой сделки. При чём здесь он? При том, что ничего в районе не происходит без его ведома. Легальная крыша. Не нравится – вали в другой район со своими коровами. Вы думаете большие города – это центры вселенной? Как бы ни так. Здесь в этой всеми забытой глуши такими деньгами ворочают, что подумать страшно. Не зря же дед Сеня часто говорит, что в России к власти пришли бандиты. Он, конечно, сильно утрирует, но аналогия прослеживается.

И как бы я ни злилась, как бы ни пыталась что-то изменить, а против системы не попрешь. Можно только лишь внедриться во вражескую среду и партизанить понемногу, чтобы попытаться перевесить чашу весов в сторону справедливости.

В общем, когда я припарковала свою Белочку на колхозной территории, настроение было самое боевое. Душа пылала решимостью показать господину немцу иную сторону жизни нашей деревни, а не только те сухие финансовые показатели, что он видит на отчетах. Ведь когда смотришь на табличку с оборотом стада, как-то не сразу приходит в голову, что это все живое, настоящее. По себе знаю.

Непринужденно помахала деду Сене, неизменно восседающему в своей будке, как на царском троне, и направилась в контору. Тут на полпути меня перехватил агроном, который мчался из мастерской так, словно у него поезд от платформы отъезжает.

– Николавна! Как хорошо, что я вас успел поймать перед выездом на весовую.

Я притормозила и с улыбкой поздоровалась. Агроном мне нравился. Не смотря на то, что он городской кадр, на деле оказался не халтурщик и не стукач, а я таких уважаю.

– Доброе утро. Что-то случилось?

Похоже, он только и ждал моего вопроса, потому что далее информация полилась, как из рога изобилия.

– У меня зерномет сломался. Зав. током собралась увольняться. Солярка кончилась. И весы врут на целых две тонны, – выпалил как есть на одном дыхании агроном и заткнулся, остановленный моим протестующим жестом.

– Всё это понятно, – медленно произнесла я. – Одного не пойму – какое это имеет отношение ко мне?

Мужчина почесал затылок, взгляд его заметался, остановился на собственных кроссовках, и наконец он неуверенно ответил:

– Так это самое…Михалыч вроде сказал, что по всем вопросам к вам. Он занят и вас за главную оставил. А вопросы все это…как его…финансовые. Сами не решим.

Сказал и выжидательно смотрит на меня. И все бы ничего, да только я знать не знаю, что делать с поломанным зернометом и прочей ху… делами в общем. Когда Луганский просил присмотреть за уборкой тока, я согласилась, наивно полагая – ну что там такого. А тут – получите и распишитесь. Да и не хочу я быть за главную. Не мое это. Думала, что Васек так прикалывается.

Только вот людям не объяснишь всего. Прошлась взглядом по горизонту и заприметила Василича, быстрым шагом направляющегося в нашу сторону. О, нет! У этого, похоже, тоже что-то сломалось и отвалилось.

– А может, всё же сами разберетесь? – с надеждой заглянула агроному в глаза.

Мужчина в немом ужасе потряс головой.

– Понятно, – страдальчески протянула я.

Подхватив агронома под локоть, потащила в контору, пока Василич не успел дойти. Что-то мне подсказывает – моя психика не выдержит его производственных надобностей.

Под жаждущим взглядом двух нетерпеливых мужчин я открыла крышку ноутбука и, пока он загружался, взяла ручку с бумагой. Аккуратно по пунктикам начала записывать, бормоча под нос:

– Итак. Зерномет, зав. током, солярка…

– Про мой транспортер не забудьте, – между строк вклинился Василич, подавшись со стула в мою сторону.

В нос тут же ударила зловонная смесь крепкого мужского пота, чистейшего коровьего навоза и чеснока. Я зловеще зыркнула на него.

– Молчу-молчу, – тут же сник он.

Агроном злорадненько хохотнул и смерил Василича взглядом, преисполненным превосходства. То, что у этих двоих было негласное соперничество за звание «Самый крутой главный специалист», было известно каждому в колхозе. Здоровая конкуренция в коллективе – это обычное и вполне себе здоровое явление, пока не начинает доходить до абсурда.

Тихонько вздохнула и углубилась в писанину. Не то что бы этот список сильно требовался, просто это была единственная возможность посидеть пять минут в тишине и обдумать сложившуюся ситуацию.

Я была зла! Нет, не так. Я пребывала в небывалом бешенстве! Так, как меня довели за двадцать минут эти двое придурков, удавалось только Луганскому. Кстати о последнем. Пора с него брать по одному колечку с бриллиантом за вредность. Нервные клетки не восстанавливаются, а у меня по его милости сегодня отомрут последние.

Вот, если честно, никогда не думала, что эти двое с распростертыми объятиями примут меня в негласные лидеры наравне с Луганским. На прежних предприятиях, где мне доводилось работать, к моей скромной персоне относились с большой долей недоверия и скептицизма. Самое лестное прозвище из всех, что я зарабатывала за свою неуемную деятельность, было «пигалица». Суровые колхозные мужики всегда поначалу издевались надо мной. Потом привыкали и отношение менялось, но не настолько, чтобы воспринимать даже как равную.

А тут сидят и смотрят, как два голодных кота на мясника. А бумага с ручкой – это типа тушка цыпленка и разделочный нож. То ли Васек постарался, то ли это моя харизма и профессионализм внезапно повысился, но факт на лицо.

– Значит так, – решительно заявила я, – Василич?!

– Да! – он вытянулся по струнке от моего резкого голоса.

– Вы созванивались с сервисниками? Во сколько обойдется ремонт вашего транспортера?

– Дык это…он же советский. Еще при Хрущеве устанавливали. И заводу кирдык пришел…лет двадцать назад.

– Очаровательно…, – зверея еще больше, проскрипела я и посмотрела на агронома. – Я надеюсь, у вас зерномет не при Сталине собирался, а то может нам впору не сельским хозяйством заниматься, а музей открывать.

Агроном потряс головой.

– Да нет. Новый почти.

И добавил, сразив меня наповал.

– Лет пятнадцать всего отходил.

Мысленно досчитала до пяти и, вскочив, начала метаться по своему крохотному кабинету.

– Как? Мне безумно интересно, как вы ремонтировали этот хлам раньше? И куда смотрел инженер? Неужели нельзя было списать всё это и купить новое?

Тут остановилась от внезапно пришедшей мысли.

– С транспортером всё понятно. Под новый нужно полкоровника перестроить, чтобы втиснуть, но всё остальное… Только не говорите, что ЗАВы у вас такие же?

Мужики молчаливо покивали головам и горестно вздохнули.

– А инженер где? – внезапно вспомнила я. – Разве это не его прямая обязанность – следить за техникой?

Тут мужики кинулись на защиту соратника:

– Комбайны два часа назад выехали в поле. Он с ними. Вдруг чего поломается? Привезти, отвезти. За сваркой проследить.

– А сварщика дядь Петю жена закодировала, – сокрушенно поведал Василич, словно он не здоровье поправил, а помер.

Непонимающе уставилась на специалистов, не находя связи между кодировкой и сваркой.

– Он, бедный, без пол-литры варить не может. Руки от страха трясутся, – пояснил агроном. – Жалко мужика. Удружила супружница.

Писец. Чую, что скоро тоже буду как дядь Петя. Без пол-литры даже на территорию зайти не смогу. Как они раньше вообще умудрялись работать в такой обстановке? То ли мне везет как утопленнику, то ли Луганский все эти годы не работал, а штаны просиживал.

Снова уселась в свое кресло и задумалась. Нужно что-то предпринять, и причем очень быстро. Уже к обеду КАМАЗы начнут завозить на ток тонны зерна. Зерномета всего два. Один пока работает, но он справится потоком только до следующего дня. В первый день комбайнеры пока раскачиваются и не молотят в полную силу.

– Василич, сходите к Тамаре Сергеевне и скажите, что хорош чаи распивать да ногти красить. Пусть поднимется и идет ко мне вместе с заявками на внебюджетное расходование, – грозно приказала я.

А что? Начальница я или нет?

Мужики понимающе переглянулись, и Василич поспешил исполнять. Баклажаниху они тоже не жаловали, поэтому вскоре из приемной послышалась громкая ругань. Вскоре красная от возмущения Тамара Сергеевна влетела фурией в мой кабинет.

– Вы! – пискнула она. – Вы…

– Евгения Николаевна, – любезно подсказала я, откидываясь на спинку кресла.

– Мне некогда заниматься вашими заявками. У меня полно другой важной работы, – взвилась она, невежливо тыча пальцем в мою сторону.

– Да что вы говорите?! – с напускным удивлением воскликнула я. – Вся в делах! Вся в заботах! И это при том, что начальника нет сегодня на работе.

Тамара Сергеевна перехватила мой жесткий взгляд и сникла на глазах. Или Луганский ей с утра позвонил с четкими указаниями, или всё же наконец дошло, что со мной иногда лучше не спорить, а то хуже будет. Молча пошелестев своим «прекрасным» костюмом, не теряя достоинства истинной королевы колхоза, секретарша развернулась на каблуках и поплыла в приемную со словами:

– Сейчас принесу заявки.

Как только стихли шаги в коридоре, Василич чуть слышно заметил:

– Ну вы, Николавна, даете.

Я только пожала плечами и сняла трубку с внутреннего телефона, чтобы набрать главбухше.

– Елена Васильевна, а у тебя, случаем, лишних денег в кассе не завалялось? – поинтересовалась я.

– Не-а.

Я разом сникла, ибо не представляла, как другим способом найти денег на ремонт транспортера. Не свои же с карточки снимать, в конце концов.

– Только Андреевы деньги остались на межевание. Обещался завтра забрать. А что?

– Ленчик, выручай, – вмиг оживилась я, – у Василича производство стало. Срочно нужно денежку выписать на ремонт транспортера.

– Не знаю, – задумалась она. – Нужно у Андрюши спросить.

Вот, что любовь делает с людьми. Еще вчера едва здоровались, а сегодня «Андрюшенька». Параллельно набрала юристу, на пальцах объяснила, что пусть на свое межевание, которое срочно понадобилось господину немцу, берет из его кармана, а в колхозный не лезет. Вот! Нечего добро разбазаривать, весь бюджет под хвост из-за его расходов.

– Всё, я договорилась, – сообщила в трубку Лене. И уже Василичу: – Идите в кассу, Елена Васильевна распорядится на выдачу под отчет. Наймите сварщика, и чтоб к обеду транспортер уже работал, как новенький.

Зоотехник вприпрыжку поскакал в бухгалтерию, а агроном с надеждой посмотрел на меня.

– А с вами, коллега, нам предстоит одно неприятное дело, – тяжело вздохнула я и открыла скайп с намерением позвонить Глебу Игнатьевичу.

Финансовый директор, как никогда, пребывал в добродушном настроении. Мой звонок застал его мирно вкушающим плюшку с чаем.

– Приятного аппетита, Глеб Игнатьевич, – поздоровалась я.

– А, Евгения! – удивился он и отложил плюшку. – Спасибо-спасибо.

– Я вас не сильно отвлекаю?

– У вас что-то срочное? А то у меня дел по горло, – он с тоской покосился на плюшку и сглотнул, видимо, набежавшую слюну.

От омерзения аж поморщилась. Вот до чего же неприятный он тип. Но делать нечего. Только фин. директор может подписать заявки на внебюджетные расходы, и тогда они, может к вечеру, пойдут на оплату. Поэтому засунула поглубже всё свое омерзение и, улыбнувшись, начала излагать суть проблемы. И чем больше я говорила, тем сильнее взлетали белесые брови над очками Глеба Игнатьевича.

– Вы понимаете, что своими внебюджетными заявками пустите «Статус» по миру. У Василия Михайловича появилась дурная привычка думать, что его колхоз на особом положении. А это далеко не так.

– Глеб Игнатьевич, прошу вас войти в наше положение, – взмолилась я. – Мы же урожай весь сгноим на току.

– А моя какая забота? – жестко припечатал этот гад. – У меня итак перерасход по холдингу, а тут вы со своими металками….

– Зернометом, – машинально поправила я.

– Вот и я говорю – зернометом! – пропыхтел он, – Хоть лопатами кидайте, но денег в компании лишних для вас нет.

И так это прозвучало подло – «для вас нет», что меня понесло…на деревню, на село. От просьб я перешла к угрозам, а от угроз к обвинениям во всех смертных грехах. И неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы дверь моего кабинета с тихим скрипом не распахнулась, явив господина Петермана собственной персоной.

– Что за шум? – спросил он.

Я замерла на месте. Глеб Игнатьевич же продолжал свою пламенную речь на тему нашей с Луганским халатности и казнокрадства. А агроном, который всё это время сидел тихонечко, как мышка, поведал с кривой улыбочкой:

– Битва титанов.

Я от неожиданности, мгновенно растеряв свой пыл, не знала, что и ответить.

Петерман же с интересом подошел ко мне и взглянул на монитор.

– Глеб Игнатьевич! – прервал он фин. директора. – Здравствуйте.

С затаенным злорадством заметила, что очкастый маразматик в лице поменялся. Какая жалость! Я и забыла, что он до трясучки боится господина немца.

А дальше события развивались так стремительно, что я едва поспевала осознать свое отношение к ним. Петерман поднял со стола заявку на приобретение нового зерномета и служебную записку, где я изложила суть проблемы, быстро прочитал и… Я не верю своему счастью – Глеб Игнатьевич лично побежал в отдел снабжения, дабы оформить «горячую» заявку, а через полчаса мне на почту пришла платежка с отметкой «исполнено». Вот это у немца авторитет…

Я пробежала глазами по платежке и обернулась к Петерману, который все это время с невозмутимым видом стоял подле моего кресла и раздавал короткие и емкие указания.

– Спасибо, – произнесла я. – Даже не знаю, чем бы всё это могло закончиться, если бы не вы.

Петерман даже бровью не повел.

– Чем-чем. Боюсь, у Глеба Игнатьевича случился бы удар раньше времени.

– Раньше времени? – непонимающе переспросила я.

– Совершенно верно, – не менее загадочно подтвердил он.

Несколько мгновений совершенно неприличным образом рассматривала мужчину. Он сегодня был в джинсах и черной футболке. Вихры на голове снова топорщились, но не сильно. Как-то не вязался его мальчишеский вид с выражением лица. Холодное, непроницаемое, будто совершенно не способное на яркие эмоции. Еще и подшучивает с такой миной. Интересно, что в нем такого нашла миллионерша Эльза? На что польстилась? Внешность у него обычная. Я бы даже сказала немного отталкивающая. Из-за этих вечно колючих глаз. Судя по тому, что рассказывала Ленка, человек он неплохой. Многие его поступки мне близки и понятны. Но мало ли таких кружилось возле немецкой богачки? Почему она не вышла замуж за человека своего круга? И тут я себя одернула. Стоп. Что-то меня не в ту степь понесло. Любопытство – страшная вещь….

Вмиг смутившись, отвела взгляд и стала прибирать на столе документы. В пылу наших с Глебом Игнатьевичем дебатов я раскидала всё как зря.

– С вашего позволения, займу кабинет Луганского, – сказал перед уходом немец. – И, если не сложно, как будет свободное время, загляните. Хочу переговорить с вами с глазу на глаз.

Дверь снова тихо скрипнула, и мой пульс стал биться где-то в районе горла. Я некоторое время смотрела на нее совершенно ошалелым взглядом, а потом принялась заново перекладывать документы. На этот раз в другую стопку. Нервишки что-то совсем расшатались. Подумаешь, что я с директорами с глазу на глаз не общалась? Вон Луганского хотя бы взять?

– Ага, – пробормотала себе под нос, – и чем все это закончилось?

Чего хотел от меня Петерман, даже подумать было страшно. Гипотезы возникали одна страшнее другой. Не то что бы я его побаивалась. Просто, ввиду последних событий, от моего поведения зависело слишком много, чтобы допустить ошибку.

С таким неоднозначным настроением я уткнулась в ноутбук, чтобы хоть как-то разгрести свою текущую работу. Начала, как обычно, с почты. Там весь ящик завалили, причем по самым разным вопросам. От технических до экономических. Словно кроме меня в колхозе ответить некому. Хотя да! О чём это я? Ленка сейчас в амурных облаках витает – не до работы ей. Василич с агрономом не знают, с какой стороны к компьютеру подойти. Баклажанихе лень. А про Луганского вообще молчу….

Кровожадно поскребла ноготками по крышке стола. Вот пускай только эта морда козлиная вечером ко мне заявится. За все ответит. И за транспортер, и за зерномет, и за солярку. Кстати, о ней! Пока Глеб Игнатьевич в «благодушном» настроении после тесного общения с нашим господином немцем, нужно скинуть еще заявочку. Что-то мне подсказывает – он ее подпишет даже не глядя. Все-таки выгодный этот Петерман. С такими лучше дружить, а не воевать.

Провозилась до самого обеда. Оторвалась от монитора, устало потерла глаза и вздохнула, всеми силами отгоняя наваждение в виде огромного гамбургера, что последние полчаса маячил перед глазами между строк печатного текста. Война войной, а обед по расписанию. Должен быть…наверное.

И вот ни одна сволочь не придет и не скажет: «Женечка, ты так уработалась, бедненькая, пойдем я тебя котлетками покормлю».

Будто услышав молчаливые мольбы моего желудка, дверь приотворилась, и на пороге появился Андрюха. Весь такой из себя. В новенькой рубахе, светло-голубых джинсах. Даже постригся по-новому. «Моя школа», – самодовольно подумала я.

– Привет, – улыбнулся он. – Чего делаешь?

Состроила скорбную мордашку.

– Страдаю муками голода, – и с надеждой заглянула ему в глаза. – Ты же покормишь меня? Наверняка притащил на обед что-нибудь вкусненькое.

Судя по виноватому лицу Андрюхи, ни вкусненького, ни даже просто съестного у него не было.

– Прости, Жень, мы с Ленуськой уже пообедали.

Вот так вот! Получите, распишитесь. Стараешься для них, грудью можно сказать от злых немцев отбиваешь, а они сами, небось, в кафешку смотались и даже пирожка мне не привезли. Жадины.

– Что с вами делать? Прощу на первый раз, – устало выдохнула я. – Одна беда: фее-крестной без допинга ни фига не работается.

– Кофе с шоколадкой? – с надеждой спросил парень.

– Пошли. Всё же лучше, чем ничего.

Пока Андрей налаживал кофеварку, я сходила в бухгалтерию за Еленой Васильевной. Была у меня одна меркантильная мысль провести время с двойной пользой. И кофе попить и вытрясти из этих двоих максимум информации.

Я уселась на стул напротив моих голубочков и, обняв обеими руками чашечку с бодрящим напитком, обратилась к Андрюхе:

– Ну что, касатик мой, давай делись ценной информацией. Ты в курсе, что Ленкин дядюшка решил нас продать со всеми потрохами?

Юрист застыл, не донеся ручку возлюбленной до губ, что в тот момент собирался облобызать и нахмурился. Лена тоже на мгновение замерла, переваривая мои слова, и растерянно посмотрела на парня.

– Это правда? – пробормотала она.

Я согласно кивнула и отпила крохотный глоток из чашки.

– Давай колись, Андрюха. Договор, скорее всего, ты готовишь.

Молодой человек сначала затравленно посмотрел в мою сторону, потом перевел взгляд на Лену, которая сложила руки на груди с обеспокоенным видом, и застонал от досады:

– Меня Петерман прибьет, если узнает.

– Зато мы с Ленчиком прикопаем тебя под коровником, если не поделишься подробностями. Правда, Ленчик?

Судя по сурово поджатым губам главбухши, она была со мной солидарна в этом вопросе. Лену видимо сильно задело, что Андрюха не поставил ее в известность.

– Да нечего рассказывать, – совсем без боя сдался он. – Собрался. Приказал готовить договор и проводить подготовительные работы. Пока что занимаюсь межеванием некоторых земель, что были недооформлены до конца. Привожу в соответствие правоустанавливающие на склады.

– Почему? Почему он решил продать этот бизнес? – глухо произнесла Лена.

– Не знаю я, – честно ответил ей Андрей. – Знаю только, что он заблаговременно выкупил долю Луганского во избежание неприятных инцидентов.

Я поперхнулась кофе.

– Как? Уже выкупил? Да когда же он успел?

Андрей удивленно покосился в мою сторону.

– Ты и об этом знаешь? Хотя чему я удивляюсь. Вы с Луганским в последнее время так близки.

Это был явно камень в мой огород. Но я мужественно его проигнорировала. Не время ссориться по пустякам.

– Подслушала однажды ваш разговор, – пояснила я, – Он тогда тебе чуть шею не намылил за этот договор.

– И ничего он не мылил, – обиженно посопел молодой человек. – Подписал твой Луганский всё еще вчера вечером. Завтра повезу в город на регистрацию.

Не ожидала. Честно, не ожидала я от Васька такой подставы. Я, конечно, ему не указ, но всё же хотелось верить, что моё мнение хоть как-то учитывается. А оно вот как, оказывается. Отломила кусочек шоколадки, чтобы хоть как-то подсластить горечь от разочарования.

– И что теперь будет? – чуть слышно прошептала Лена.

– А ничего хорошего, – буркнула я.

Она, верно поняв мое подавленное настроение, выразительно уставилась на Андрюху, требуя объяснений. Тот в очередной раз страдальчески вздохнул и поведал, собственно, всё то, что я уже знала.

– Будущий хозяин собирается тут пивоварню построить. Засеет тысячи три гектар элитного ячменя и всё у него будет в шоколаде.

– А как же мы? – полузадушенно пискнула Лена.

Юрист лишь пожал плечами.

– А что с нами сделается? Ты, Ленчик, вернешься под крылышко к папе. Женька без работы не останется. А я постараюсь, чтобы Петерман меня не выпер и, глядишь, переберусь к тебе поближе – в город.

Он замолчал и кабинет, где так недавно не прекращалось дружеское подтрунивание, погрузился в тишину. Каждый из нас думал о своем. Переживал по-своему. Кто-то больше. Кто-то меньше. Лично я была спокойна как никогда. Перекипело, видимо. Андрей мрачно поглядывал исподобья то на меня, то на Ленку. А последняя, чуть не рыдая, разорвала затянувшуюся паузу негромким: