Армейские записки

– И что с этим делать? – спросил я

– Подворотничок подшить к воротнику, шевроны аккуратно пришить к кителю, а петлицы аккуратно приладить к воротнику, чтобы всё было ровно и аккуратно.

– Ясно, понятно. Чего тут не ясного? А вообще подворотничок для чего нужен? – снова поинтересовался я.

– Военный человек в любой ситуации должен выглядеть опрятно. Подворотничок на кителе предназначен для того, чтобы показать, насколько чистоплотен его хозяин, но изначальная его функция состоит в защите кожи шеи от натирания. Подшивать подворотничок на военной форме нужно каждый день, причём делать это надо быстро и качественно, – с менторской интонацией и улыбкой сказал сержант Панков, – так что тренируйтесь, до ужина у вас полно времени.

И мы засели за этим делом в хозяйственном помещении. Играло радио, мы переговаривались ни о чём, но вот открылась дверь и появился Руслан.

– Ну что, учитесь подшивать? Правильно мне как раз рабы нужны для этого дела.

И двинулся прямо ко мне. Я не испытывал страха, только злость к этому человеку, мне было противно находиться с ним в одном помещении. Но, так как деваться было некуда, то старался казаться невозмутимым и продолжал учиться подшивать.

– Ты мне сегодня подошьёшь мой китель, – сказал он, приобняв меня за плечи.

– Что? – спросил я, холодным тоном, приподняв бровь, – ты ничего не попутал?

– Борзый, – задумчиво сказал он и отошёл от меня.

В конечном итоге подшивать ему подворотничок стал пухлячок Федя.

– А где все, кстати, – поинтересовался я у сержанта, – в части как будто ни души, кроме этих горных козлов, ой, пардон, орлов.

– Все на объектах. Тут у нас такой распорядок: подъём, пробежка, умываемся, построение, завтрак, развод по объектам и к вечеру возвращаются все, опять построение, ужин, умывание, отбой. И так день за днём. В общем, скучать не приходится.

– Объекты? Секретные? – с улыбкой спросил я.

– Ага, как же. Часть едет строить стадион Зенит, часть едет на строительство новой дамбы, часть едет на строительство завода в Шушарах, там то ли Дженерал Моторс, то ли ещё кто строится, ну и так, по городу разные стройки.

– Ясно. В общем, ничего военного.

– Ничего. Так что никаких секретных объектов не ожидается.

3

Небольшое отступление, посвящённое уголовному жаргону и не армейским понятиям. Для начала скажу, что там где я служил, службу воспринимали, как нахождение в местах не столь отдалённых, просто с более мягким режимом. В то время в армию попадали по нескольким причинам: во-первых, по собственному желанию, идейные (обычно это нормальные адекватные ребята), во-вторых, те кто бегал от тюрьмы и у кого был выбор – либо на нары, либо в армию, понятно что они выбирали, в-третьих, студенты и те кто не убежал от неё. В большинстве случаев, призывники из сел или небольших городков, разбросанных по просторам нашей Родины. Поэтому я, как москвич, историк по образованию, был некой диковинкой. Те ребята, что ехали со мной из Москвы, не были москвичами, они просто прописались у родственников незадолго до призыва. После армии, многие из отслуживших не возвращаются обратно.

Их можно понять, ведь в родных пенатах нет ни работы ни денег, ни девушек. Поэтому, многие искали возможность охмурить девочку с квартирой в Питере и жениться на ней, даже если она с ребёнком, это не имело значения, ведь главное в крупном городе остаться, прописаться и забыть своё родное болото, как страшный сон. Но это я говорю на основании тех разговоров, которые слышал в части, а потом и в госпитале. Возможно, это только мне такие люди попадались… но, повторюсь, что ни один из тех с кем я общался, не хотел возвращаться домой и ненавидел свою малую Родину (за исключением нескольких людей).

К тому же, разве может быть нормальной армией та, в которой уголовные понятия и феня?! Я порой с ужасом думал: «А если война?! Что эти люди будут делать в таких условиях? Как они себя поведут? Да ещё с оружием в руках! Не думаю что героически». Можно сколько угодно в школе, ВУЗе или по телевизору заниматься патриотизмом. Однако, когда человек видит окружающую его беспросветную реальность, о каком патриотизме может идти речь. В критической для страны ситуации, никто не сможет предсказать, как поступит человек, разочаровавшийся в своей Родине…

Что же касается ребят, то в большинстве случаев это мальчики восемнадцати лет, которые в общей массе своей лишь девять классов окончили и до армии не понятно чем занимались, потому что работы нет, техникумов нет, специализацию негде получить. В голове каша и душевный диссонанс. Куда неокрепшей душе податься? Кто для них авторитет? Это трагедия нашей Родины, когда авторитет – это вор, хапуга, барыга. Вот отсюда их подверженность тюремной романтике. Им просто никто не объяснил, что это не романтика, это трагедия страны. И вот такой контингент, в основной массе, приходил тогда в армию. Без образования, с мозгами набекрень, совсем дети. Это можно было поправить, если бы офицеры проводили работу с личным составом. Но нет.

Офицерам главное что? Выслуга лет, пенсия, квартира и гори оно всё потом синим пламенем. Никто не станет заниматься такой глупостью как воспитывать личный состав. Намного проще наказывать за проступки, не объясняя причин и не работая с людьми. Хотя, молодые офицеры, только приехавшие в нашу часть, были очень деятельны, их глаза горели, они хотели поменять жизнь части к лучшему, старались занять личный состав какими-то делами. Устраивали соревнования, хотели сделать стенгазету, читали лекции по истории. Но, прошло пару месяцев общения с более старшими коллегами и их глаза потухли, лица стали кирпичом, улыбка пропала, появилось высокомерие и хамство. Болото их поглотило и переродило.

Из красивых, статных лейтенантов, для который офицерская честь не пустые слова, они станут жирными боровами, майорами, капитанами, а кто-то и выше. И будут они свинорылым хамлом, которое гребёт под себя и боится только вышестоящего начальника, которому они будут лизать зад в надежде получить кусочек пожирней да погуще. А эти юные офицеры умрут в них навсегда.

Так что там, где я служил были полууголовные порядки, безысходность, всеобщее неуважение, страх нижестоящего перед вышестоящим.

4

Итак, до присяги оставался ещё месяц и мы, новобранцы, были в непонятном статусе – уже не гражданские, так как паспорта у нас забрали и заперли в сейфе, который находился в кабинете командира части, но ещё и не солдаты, потому как присягу мы, соответственно, не принесли и военные билеты нам не выдали.

Поэтому просто знакомились с частью, входили в ритм подъёмов и отбоев, знакомились со старослужащими и друг с другом. В течении этого месяца периодически подтягивались небольшие группы новобранцев с разных уголков Родины, учились ходить строевым шагом по плацу, занимались, если можно так сказать, физ подготовкой: бегали, подтягивались, отжимались.

Офицеры присматривались к нам. Узнавали кто откуда и чем на гражданке успел позаниматься. Двоих ребят, местных, Питерских, умевших водить машину, тут же, ещё до присяги определили в водители. Они пропадали в гараже целыми днями и лишь к отбою возвращались в расположение. Дошла очередь и до меня. Похоже прочли моё личное дело. Вызвали в штаб. Прихожу, поднимаюсь на второй этаж, в кабинет, так сказать особиста. Сидит майор.

– Проходи, присаживайся. – Говорит он, показывая на стул перед своим столом.

– Спасибо, товарищ майор, – отвечаю я, садясь на стул.

– Значит, из Москвы?

– Так точно.

– Хорошо. Почти университет окончил?

– Да, хотел вот в академический отпуск, но не успел, – с улыбкой ответил я.

– Понятно. На этом, как его… компьютере работать умеешь?

– Ну, можно сказать уверенный пользователь.

– Вот и хорошо. Значит так, завтра придёшь после завтрака в штаб, зайдёшь в бухгалтерию. Там будет сидеть Серёга. Он осенью на дембель уходит, будешь его заменять. А он тебя как раз в курс дела введёт. Понял?

– Так точно, товарищ майор. Разрешите идти?

– Иди.

Так вот меня ещё до присяги определили в штаб, в бухгалтерию, делопроизводителем.

Где-то через полторы недели приехали дагестанцы, шесть человек. Что интересно, весть об их приезде разнеслась по нашей роте за пару дней до самого приезда. Для меня это было как-то странно. Ну едут шестеро горцев, ну и Бог с ними, нас то тут шесть десятков, минус два орла с Казбека. Что тут такого? Но этот приезд у многих новобранцев вызывал какой-то трепет. Я не знаю с чем это связано, в чём кроются психологические корни данного феномена. Для меня и по сей день это остаётся большой загадкой.

Приехали. Шесть детин. Здоровые, крепкие, держатся вместе, обособленно от всех, ни с кем не общаются, сидят только в учебном классе, шушукались на своём языке и посматривают на всех исподлобья. Я сразу приметил у них главного – здоровый такой кабан, лет под тридцать на вид, на самом деле ему было двадцать шесть. Но они все старше своих лет выглядят. Так вот, старший присматривал за остальными, младшими. Это я взял себе на заметку.

Прошло пару дней и они стали наводить свои порядки: это им не так, то им не сяк, ты сделай это, а ты сделай то, постирай китель, почистить сапоги, ну и так далее.

Кто отказывался – того отводили в сторонку для профилактических бесед, так сказать, после которых, выбранные прислужники возвращались весьма помятыми.

Первым делом они хотели меня сделать одним из таких служек, ну в силу моей довольно субтильной комплекции и невысокого роста я был просто идеальной кандидатурой. Однако, к тому времени я уже работал в штабе. Прознав об этом, их поползновения в мою сторону быстро отпали. Как никак работа в штабе, с офицерами, это для них служило некоей красной чертой, за которую они не посмели переступить.

А вот другие товарищи вкалывали на них по полной. В общем это всё довольно некрасивая и обидная история. Они не делали ничего по хозяйству, только занимались в спорт зале, ели, спали и по пять раз, как и положено правоверным, совершали намаз. Из той комнаты, которая была всегда закрыта, они сделали молельню (ведь нашли же ключ от неё где-то) и не принимали участия в общих делах роты. Всё это при полном попустительстве офицерского состава. А потом спрашивается откуда что берётся.

Как-то я спросил у старшего: «А почему вы не убираетесь не застилаете свои кровати, не делаете ничего вместе со всеми?» На что мне был дан однозначный ответ, после которого они перестали меня интересовать вообще: «Аллах и Коран запрещает нам это делать». Вот так. Коротко и ясно.

Ну да Бог им судья. Для меня они не представляли всё равно никакого интереса, никаких общих дел с ними не имел и в расположении я появлялся только перед отбоем, проводя основное время в штабе.

А чем же я там занимался, в штабе то? Да ничем особенным, составлял меню на неделю, высчитывая калорийность блюд в меню. Дело в том, что калорийность строго определялась и, комбинируя разные блюда, надо было придерживаться нормативов (о том как нас кормили в части я расскажу позже), исполнял мелкие поручения офицеров, помогал на складе с учётом материальных средств или, откровенного говоря, бессовестно дрых в кабинете. Компьютер был древний, зависал постоянно, работать на нём было почти невозможно. В бухгалтерии работали гражданские служащие – очень добрые и милые женщины, которые периодически звали на чай с конфетами. Атмосфера была спокойной и даже не чувствовалось что ты в армии. Ну, пока в расположение не придёшь.