– Признаю, твоим методом достигнуты интригующие результаты, – поудобнее взяв мужчину под руку, завела разговор Хэйсэ. – Но зачем настолько всё усложнять? Твоя одержимость свободой… Рихард, ты понимаешь, что сам себя давно посадил на цепь? И с другого конца её тоже временами поддёргивают. Осознанно или нет – вопрос, который ты не даёшь мне прояснить.
– У неё и так взгляд меняется при упоминании твоего имени. Пока хватит моих собственных стараний, успешно подрывающих доверие, – Рихард невесело усмехнулся.
– Прекрати. Это не повод для переживаний.
– Разумеется, – мужчина хмыкнул, бросив взгляд, полный иронии, на собеседницу. – Ничего другого и не ожидал от тебя услышать.
– Не дразни, – понизив голос, та больно ущипнула его за руку. – Опустим моё мировоззрение. Шиари – умная девочка: она поймёт и простит. Если вдруг обиделась. Я бы задумалась о другом, совместно сотворённом: моалгрен, управляющий магией. Один – ещё и свободный. И второй на подходе. Не стоит забывать: волк домашним псом никогда не станет.
– Так и они далеки от диких зверей, – возразил Рихард.
– Пусть. Но. Во-первых, покладистая мать не гарантия таких же детей. Уточним, насколько покладистость – её личное качество. Во-вторых, вспомним, кто отец. И в-третьих, люди все разные и бывают столь же переменчивы в желаниях, взглядах, поступках… Интересное сочетание получается, не находишь?
– Возможно, именно потому я и думаю о подорванном доверии? – Рихард внимательно посмотрел на спутницу.
– Разумеется, – тихо ответила Хэйсэ всё с той же обезоруживающей улыбкой, отведя взор в сторону.
Мужчина не стал сдерживать скорбный вздох: дальнейшие игры смысла не имели:
– Давай уже займёмся несчастным бараном…
* * *
На каменном пьедестале лежал мертвец. Северянин в броне из стали и шкур. На его грубом, словно вытесанном из глыбы лице, застыла суровая хмурость, какой не меньше полувека восторгался буран, прятавший тело в глубоких снегах. Теперь же обледенелость постепенно истончалась – с пьедестала стекали тонкие ручейки, образовывая лужу у чёрного сапога.
Леонардо, что стоял рядом, медленно стянул перчатку – острый коготь вычертил на подпёртом лохматыми бровями лбу незамкнутый круг. Затем обе ладони легли на укрытую сырым мехом грудь, источая во все стороны клубы тёмного тумана. Пока мёртвая плоть наполнялась магией, колдун поднял взор к сидевшему на шкафу ворону, в чьих глазах яркими штрихами отражались свечи канделябра:
– Поведай мне, Иори, как такое могло случиться? В чём причина девиации?
Вопросы были риторическими – птица внимательно слушала.
– С той, первой, проведённой вместе, ночи моё сердце больше не билось. Физиологически я не живее этого северянина: механизмы движения никак не связаны с репродуктивной функцией, а низкая температура исключает активность биоматериала. И всё же парадокс имеет место быть: распознанную сигнатуру не подделать.
Ладони покинули грудь, и левая вновь облачилась в перчатку.
– А знаешь, что ещё странно? Вчера, когда Эффалия засомневалась в лагмане, приняв лапшу из корней катрана за червей, я наблюдал улыбку Ли и одновременно чувствовал, как едва зародившаяся в ней жизнь тоже испытывает веселье. Расслышал смешок, не менее отчётливый, чем тот плач…
Мертвец приоткрыл мутные глаза, а ворон явил некроманту видение: над спящим путником нависла тень.
– Доверие? Я не доверяю не только другим, но порой и себе. И всё же хочется допускать вероятность редких исключений. Будет прискорбно, если Ли меня разочарует.
Тогда Иори показал другое видение: факира с флейтой, напротив которого покачивалась кобра.
– Подчинение окружающих является неотвратимой природой любого моалгрена, доминантным аспектом… – Леонардо глядел, как на лице мертвеца отражаются случайные эмоции, вызванные обрывками воспоминаний. – Я уже думал про эффект инспирации. Исключительно пассивный. Иначе бы Ли познала мои помыслы и не была столь спокойной.
В ответ ворон продемонстрировал изображение лежащего без движения опоссума.
– Невзирая на свою проницательность, поначалу я тоже склонялся к мысли, что она притворяется. В дальнейшем я увидел признаки диссоциативного расстройства идентичности. По факту же мы имеем дело с очень сложным явлением: единой личностью, ведомой звериным началом и человеческой сущностью. Довлеющая сторона задаёт тон поведения. Каким бы оно ни было, его следует принять за искренность потенциального партнёра.
Иори спорхнул на грудь северянина, где, утопив тёмные когти в меху, поднял взор на некроманта и тревожно крокнул.
– Не нужно упрекать меня в безрассудстве. Хижина снова под присмотром, а на страже моих ошибок стоит моё подсознание. Во всё остальном мной по-прежнему правит желание обладать тайнами мироздания. Ведь каждая из них толкает воспеваемые человечеством утопии на путь реализма. Сегодня ещё одна обернётся действительностью. Я покажу тебе, что истинный контроль даруют не оковы, а – сорванные цепи.
Мертвец зашевелился – ворон перепорхнул на плечо некроманта, откуда стал наблюдать, как зомби медленно привстаёт и свешивает ноги. Движения неуверенные, рваные. Как у перепившего вина старика. Взгляд – пустой, неподвижный. Точно у слепого. Таких пробуждённых тёмной магией трупов Иори видел уже десятки. В отличие от вампиров и драугров, зомби годились лишь для алхимических экспериментов, но сейчас в руках хозяина не было ни колбы, ни шприца.
Вертикальный взмах ладони – сидевший на пьедестале мертвец встал: нерасторопно, пошатываясь, роняя капли с висевших плетьми рук и кончика носа.
Леонардо же повернул голову к ворону:
– Будь так любезен, сопроводи нашего северного гостя в темницу, – и, получив утвердительный «крок», тихо добавил: – Я спущусь чуть позже, – взор сместился к одиноко висевшей на стене картине, кусочку небесной лазури в тисках золотой рамки, настолько реалистичному, что напоминал пейзаж в окне башни: – Всё вернётся на круги своя…
* * *
Подобно плодам, некоторые решения зреют долго: вкус последствий может быть как приятен, так и жгуч или полон горечи. Заранее не узнать, какой урожай принесёт судьба. Остаётся лишь предполагать. А затем, разбросав семена выбора, наблюдать, какие же листья выпустят ростки…
Солнце стояло в зените, когда дверь хижины распахнулась и Ли на босу ногу перешагнула порог. Она хотела сообщить Леонардо нечто важное. И раз ночью из чёрных клубов вышла только дочь, а сегодня он ещё не явился, был лишь один способ передать послание.
Подол платья щекотал короткую траву, заставлял вздрагивать особо длинные травинки, тянувшиеся к златоликому символу света и тепла.
Ли остановилась и подняла взор к небосводу, где на фоне медленно плывших облаков парила чёрная точка. Подманивающие взмахи рукой не остались без внимания – заложив круг над поляной, словно убеждаясь в чужих намерениях, ворон сбросил высоту и спикировал на крышу сарая.
Острые когти впились в дёрн. Крылья слились с оперением. Взгляд тёмных, как ягоды черёмухи, глаз коснулся женщины.
Это был не Иори. Маловат. Если бы не магическое излучение, его легко можно было спутать с обычными, живущими в лесу воронами.
– Передай, пожалуйста, послание хозяину… – приветливо заговорила Ли.
Ворон крокнул и выжидающе накренил голову.
* * *
Взор жёлтых глаз разрезал висевшую над каменными ступенями мглу. Шаги сдавленным эхом пружинили от стен, узких и сырых, выдававших близость темницы. В пропитанном плесенью воздухе витал шлейф затхлости от недавно проковылявшего мертвеца. Хоть мороз и сберёг тело, шкуры были выделаны отвратно – вероятно, скорняку тогда отрубили руки.
Леонардо спускался по лестнице, когда в голове вдруг задрожал ментальный канал. Колдун остановился, изучая причину беспокойства. Воспоминание. Свежее, точно вынутое из тёплой груди сердце. От следившего за хижиной ворона. После нападения такое игнорировать нельзя – информация излилась в разум: обрела форму Ли, стоявшей посреди травы. Предчувствие беды сконцентрировало всё внимание на лице. К счастью, оно исключало необходимость немедленной телепортации. Зачем же тогда потребовалось устанавливать контакт таким странным образом?
Ответ пришёл вместе с голосом. Ответ, который, ввиду ранее услышанных доводов, весьма уклончивых, оказался неожиданностью.
«Дом ждёт тебя в любое время», – тепло произнесла женщина, и воспоминание растаяло.
Крайне приятная весть. Ли приняла решение стать ближе, и физически, и морально, сделав очередной шаг в сторону надёжного партнёра. Теперь, когда она носила под сердцем второго ребёнка, появилась уверенность, что потеря первого не станет большой трагедией. Возможно, даже будет принята с честью, если взять во внимание грандиозность причины.
И, конечно же, в новый дом следует войти с очередной победой – колдун продолжил спускаться, пока ступени не сменил шероховатый пол.
Мелкую лужу, где тусклой искоркой плясало отражение факела, всколыхнул уверенный шаг вперёд. Леонардо направился в самый конец длинного коридора, мимо десятков решётчатых камер, к самой главной, центральной, у которой стоял мертвец. На его голове, примяв лохмы мокрых волос, сидел Иори: наблюдал, как рядом, за толстыми прутьями, шевелится огромный силуэт.
Стоило некроманту приблизиться, виверна ощерилась во все свои шесть десятков острых зубов – тот же вальяжно сцепил руки за спиной и поймал взглядом застывшее меж прутьев дымчатое око.
– Ты уже догадался, что будет дальше, Иори, только я чувствую твой скепсис. Напрасно. В какой-то мере мы все звери. Улыбка – рудимент оскала. Хотя её отсутствие тоже неоднозначно. Ровные, как горизонт, губы олицетворяют спокойствие. Но наклони голову вперёд, и ротовая дуга предстанет тенью усмешки, а чуть задери – вкупе с приподнятым подбородком уколет надменностью. Дело сразу в двух факторах: как нас видят и кем считают.