Мы садимся на ступеньки перед костелом.
Боже мой, Гжибув! Именно здесь в 1905 году как раз застрелили Собутку[90 - Подробности неизвестны; на площади Гжибовской и в ее окрестностях еще в ноябре 1904 г. проходили крупные демонстрации, которые были кроваво подавлены.].
Переплелись два воспоминания. Булка! Ему уже сорок лет. А так недавно было десять.
– У меня ребенок. Может, зайдете ко мне на капустный супчик? Увидите малыша.
– Я устал. Домой иду.
Мы болтаем пятнадцать минут, полчаса…
Шокированные католики бросают осторожные взгляды. Они меня знают.
Средь бела дня на ступенях костела Корчак с контрабандистом. У него, должно быть, детям очень плохо. Но почему так явно, демонстративно и, как бы там ни было, бесстыже?
Провокация. Что подумает немец, если увидит. Да что там говорить: евреи – наглые провокаторы.
А Шульц делится со мной:
– Утром он выпивает четверть литра молока, съедает булку и двадцать граммов масла.
– Это дорогого стоит. И зачем это?
– Он должен знать, что у него есть отец.
– Озорник?
– Не без этого. Это ж мой сын.
– А жена?
– Первоклассная женщина.
– Вам случается подраться?
– Мы вместе живем уже пять лет, я на нее ни разу даже голоса не повысил.
– А помнишь?
Мимолетная улыбка.
– Я часто думаю о Доме сирот. Иногда вы мне снитесь или пани Стефа.
– А почему ты столько лет не показывался?
– Когда мне было хорошо – времени не было. А когда плохо было – ну чего приходить ободранным и голодным?
– С Лейбусем не видишься?
– Нет.
Он помог мне встать. Мы искренне, сердечно расцеловались.
Для мерзавца он слишком честен. А может быть, это Дом сирот что-то в нем посеял и что-то подстриг? Я-то полагал, что он либо очень богат, либо его уже с нами нет.
– Подельник у меня богатый.
– Он тебе хоть немножко помогает?
– Ага, по спине лопатой.
***
Как быстро бегут эти часы. Только что было двенадцать, а уже три.
У меня в постели гость.
Маленькому Менделю что-то приснилось. Я принес его к себе в кровать. Погладил его по лицу (!), и он заснул.
Поскуливает во сне. Ему неудобно.
– Ты не спишь?
– А я думал, я в спальне…
Смотрит, удивленный, своими обезьяньими глазками-бусинками.
– А ты и был в спальне. Хочешь вернуться в свою кровать?
– А я вам мешаю?
– Ложись на другую сторону. Я тебе принесу подушку.
– Хорошо.
– Я буду писать. Если боишься – возвращайся в спальню.
– Хорошо.
Тоже внук. Самый младший Надановский.
Якуб написал какую-то поэму о Моисее. Если я ее сегодня не прочитаю – того и гляди, обидится.
С удовольствием и грустью я читаю дневник его и Монюся. Разные по возрасту, так сильно отличающиеся по интеллекту, а вот по тону жизни, по чувствам – похожи.
Люди одной плоскости, общей ступеньки.
***