Переступая грань

– И вы так спокойно рассказываете об этом первому попавшемуся посетителю? – еще больше удивился Родион.

– А ты не «первый попавшийся», ты – особенный. Я может только ради тебя и обитаю здесь, – произнесла женщина задумчиво разглядывая его.

Родион растерялся, не понимая, как реагировать на такое откровение. Гадалка тем временем достала из шкатулки маленький мешочек и высыпала на стол пожелтевшие от времени руны.

– Это, – кивнул на них Родион, – тоже куплено на барахолке?

– Нет. Они настоящие, вырезанные из кости черной собаки.

– О, и само собой освященные на новую луну в черную пятницу.

Женщина усмехнулась и, поглаживая руны, вдруг спросила:

– Скажи, что нашептывает голос, который преследует тебя?

Родион напрягся, разве он проговорился?

– В экспедицию собираешься, – продолжала меж тем гадалка, все быстрее перебирая пальцами.

– Думаешь, найдешь там ответы? Не найдешь. Нет там ничего! Там нет. Все здесь, с тобой.

Она вдруг внезапно «переломилась». Так одним движением Витька ломал спичечные головки. Глаза колдуньи закатились, уставившись на него невидящим взглядом белков. Она резко бросилась вперед, ухватила его за руки, прижала к столу и скороговоркой, задыхаясь, зачастила:

– Пятьдесят три километра на юго-восток… строго на юго-восток, слышишь?… Там гора… заговоренная… пятьдесят три километра, запомни…Там ты все поймешь…

Родион вырвался. Опрокинув стул, попятился к двери.

– Только там… на горе…то, что ты ищешь… больше нигде не будет покоя,– повторяла гадалка, тыча в него пальцем.

Родион выскочил на улицу, ворвавшись в шум будничного города и в привычную картинку. Он смутно помнил, как добрался домой, как смывал с себя ледяными струями увиденный кошмар. День перевалил на вторую половину. Родион пил свежезаваренный, обжигающе горячий чай, на алтайских травах. Женщина определенно безумна, но безумие это видимо заразительно. Потому что, хотя он не знал в радиусе нескольких сот километров ни одной горы, даже приличного холма, который можно было бы использовать зимой для слалома, но собирался отправиться в указанном направлении. Сегодня. Сейчас.

***

Женщина шла по коридору твердым, но медленным шагом. Куда спешить? Свою главную битву они уже проиграли. И хотя врачи предупреждали, что шансов практически нет, ее мужу остается жить считанные месяцы, надежда оставалась. Надежда и вера в чудо. Вместе, как все тридцать семь лет, рука об руку, они прошли и тяжелейшее лечение химиопрепаратами, и его последствия, и лучевую терапию. Столько раз вместе с супругом она возрождалась в отчаянной надежде и каждый раз «умирала» после очередного обследования. Увы, чуда не случилось, несколько дней назад муж впал в кому. Рак пожирал его изнутри, и ничто уже не могло спасти крохотного, в масштабах Вселенной, человечка. Ничто не могло вернуть их маленького, по вселенским масштабам, но огромного личного счастья.

Она вошла в палату. При взгляде на усохшее, опутанное трубками, укрытое тонким больничным одеялом тело, глаза застлали слезы. За него дышал аппарат, стоящий у изголовья, тяжело и ритмично прокачивал воздух через легкие. Молоденькая медсестра в полупрозрачном голубом чепце кивнула ее, пряча сочувствующий взгляд. Анна Николаевна прошла к кровати и присела рядом на стул. Она погладила исхудавшее, словно высосанное болезнью милое лицо и прижалась губами ко лбу.

– Ну здравствуй, моя половинка, – прошептала она.

Тридцать семь лет совместной жизни пронеслись перед ее взором, как одно мгновение. Рядом со студенческой скамьи. Им не были в тягость ни еженедельные поездки на дачу, ни бытовые хлопоты, ни длинные зимние вечера, которые коротали за настольными играми или обсуждением книг и передач. Никогда не была помехой работа в одном коллективе, Анна Николаевна преподавала географию, а Родион Иванович был заслуженным учителем математики со множеством наград.

– Но я всегда знала, что твоя настоящая страсть – история и разгадывание тайн древности. Правда был ты у меня искателем диванным и путешествовал всегда в своих фантазиях, – засмеялась она.

– Ты мечтал о приключениях и боялся их, особенно после того, как погиб твой друг – Петя Валько. Я видела, ты очень переживал из-за этого, считал, что если бы поехал с ним, все могло бы сложиться иначе.

С каким-то болезненным смирением Анна Николаевна поняла, что разговаривает с мужем в прошедшем времени, она отпускала его.

– Ты ни в чем не виноват. Ни в потере друга, ни в том, что оставляешь меня одну.

Одна. Слово больно полоснуло по сердцу. Больше незачем спешить домой, никто не приготовить в выходной день завтрак. Никто не спросит «Как прошел твой день?», не заглянет в глаза, не погладит по голове. Одна, это значит, никому не интересно, что происходит с тобой.

– Ох, Родя, Родя, так не честно, – простонала она, склонив голову к мужу. И горючие слезы заструились по щекам, утопая в подушке.

***

Вот уже больше часа Родион поднимался в гору, вдыхая запах осеннего перелеска. Вечерние тени, залегшие у подножья, с каждым шагом все больше расступались перед ним. Он уже не задавался вопросами: откуда посреди Восточно-Европейской равнины взялась одинокая возвышенность, почему солнце уже который час висит в одной точке, почему такой крутой подъем даже не сбивает дыхания. Напротив, идти становилось все легче и, перейдя в конце концов на бег, Родион достиг остроконечной вершины.

Невероятно голубое и такое близкое небо расстилалось бесконечностью. Солнце ярким огненно-желтым шаром пылало у горизонта, отражаясь в каждом дереве, в каждом листочке. Воздух подрагивал, смешивая уютные теплые цвета ранней осени. Из-под ног убегала тропинка, пряталась в кустарнике и вновь выныривала где-то далеко внизу. Родион вспомнил, как когда-то в детстве вот по таким же колдобинам он на спор мчался с горы на велосипеде. Было страшно, но спор он выиграл, а потом стойко молчал, когда мама смазывала разбитые коленки и стертый подбородок зеленкой.

Он не удивился, обнаружив, что руки его легко сжимают руль велосипеда. Он уже понял, что это странный, не привычный ему мир и этот мир не пугал, не отталкивал. Даже мучительна тоска, грызущая его последнее время, изменилась, посветлела, уплотнилась, оформилась в тоненькую девушку в летнем васильковом платье. Он узнал ее. Ее тихий нежный голос, мелодичный смех, развивающиеся каштановые волосы до плеч. Зеленые с лучинками глаза: сияющие, с морщинками, лукавые, уставшие, с дрожащей слезинкой, он любил их разными. Любил всегда.

– Не печалься, моя половинка,– прошелестела она, – встретимся на той стороне.

Родион оглянулся на тропинку, на расстилающийся у подножья лес, сияющую полоску реки… и надавил на педаль. Велосипед заскользил с горы плавно, не замечая камней и ухабов, словно летя по воздуху. Раскинув руки, Родион несся навстречу ветру, неизвестности, навстречу освобождению…

***

Сигнал монитора превратился в сплошную линию и пронзительное «пи-и-и-и». Женщина прикрыла опухшие, но уже сухие глаза и в последний раз прижалась губами ко лбу любимого мужа:

– Прощай, моя половинка. Встретимся на той стороне.