Белая колбаса любви

– Надо вызвать милицию, – бубнила я.

– Ага, и что ты им скажешь? – насторожилась Пелагея, видимо, опасаясь быть привлеченной за членовредительство. – Был человек, мы его кочергой, а потом он пропал? Трупа нет – никто шевелиться не станет. Скажут, что нам приснилось.

Тут я вспомнила свой последний визит в милицию. Конечно, мне скажут, что я от безделья придумываю детективную историю. Или что у меня просто расшатались нервы. Или что детишки шалят.

Алексей уже успел вернуться с улицы и хмуро смотрел на нас с Пелагеей.

– Софья Павловна, вы точно не знаете, чем вызван такой интерес к вашей персоне? Может, раньше уже было что-то подобное? Вы бы хоть камеры на участке поставили. А то от собаки толку никакого, кроме эстетического удовольствия.

– Да у нас поселок охраняется, такого отродясь не было. – оправдывалась я. – Люди живут богатые, всякая шпана сюда не сунется. Драгоценности никто дома не хранит, это моветон. Все в банке, в ячейках.

– Однако кто-то сунулся, – задумчиво протянул он и вдруг спросил: – А вы всегда спите с открытым окном?

Тут я вспомнила, что окно на ночь точно закрывала, потому что в комнате было и без того свежо. Услышав про окно, Пелагея приняла покаянный вид и запричитала:

– Это я открыла, душно мне было, я же не знала… Ой, святые мученики, что же делается…

– Ушел, гад, – возвестил Толик вернувшись с улицы.

За ним в дом вошел Иваныч и, возбужденно размахивая руками, заявил:

– Я обследовал кусты, он же с окна прыгнул, помял мне живую изгородь, сволочь. Я бы его вилами…

Живая изгородь была гордостью Иваныча – любителя многолетников, и он теперь был не на шутку зол. Короче, вилы в данном случае явно не были метафорой.

– Я же и к охране прогулялся в начале поселка. – сообщил Иваныч. – Там никого не видели. Значит, пришел он через лесок. Скорее всего, туда и рванул. Видимо, хорошо ориентируется, раз знал, куда бежать.

– Может, все-таки поклонник? – усмехнулся Толик. – Хотел сделать сюрприз, но переборщил. А что, всякое бывает. Вот один мой дружок хотел жене сюрприз сделать, ну и полез через балкон в трусах и с розой в зубах. А она там с соседом. Такие вот дела…

Тут я поняла, что и сам Толик тоже до сих пор разгуливает в трусах, видимо, перестав этого стесняться на фоне грозившей нам опасности. Хорошо хоть без розы в зубах.

– Ладно, пошлите спать. Утро вечера мудренее, – устало сказала я и первой поплелась в комнату.

Оказавшись наедине с Пелагей (а она, естественно, теперь и слушать не хотела о том, чтобы лечь одной), я принялась буравить ее взглядом.

– Ты чего? – испуганно спросила она.

– А не ты ли ему окно открыла. А что? Все сходится: приехала, наплела с три короба про дух Бориса, легла со мной в одной комнате…

– Побойся Бога, Софа. Да я за тебя его кочергой чуть не убила. Могла бы сесть.

– Извини, просто все это очень подозрительно – буркнула я, сообразив, что она и впрямь мне жизнь спасла. – Кстати, что ты там болтала про тюрьму? Ты что, сидела? Только этого мне не хватало…

Пелагея удивленно вытаращилась на меня, а потом тряхнула головой, видимо, вспомнив, что таки упоминала тюрьму всуе:

– А, ты про это… Да замели меня как-то в автобусе, я по удостоверению инвалида ехала, поддельному, разумеется. У мамки на заводе такие умельцы были, на принтере печатали за бутылку. Все натурально, не придерешься. Да я и погорела-то на ерунде. Один контролер как прицепился: не похожи вы на фото, вроде как и не ваше это удостоверение. Что-то выглядите больно плохо. А я ему говорю: а что, по-вашему инвалид должен хорошо выглядеть? А он мне…

– Можно короче? – попросила я, так как поняла, что статья Пелагеи особым криминалом не пахнет. Поддельное удостоверение я еще могла пережить.

– Ну так я все рассказала, – вроде обиделась Пелагея, – повязали меня, и дело хотели завести. Ну за подделку документов, но мамка родственнику позвонила, он у нас мент. Короче, порешали. Но сутки я отсидела, потому что оказала сопротивление. В меру сил, конечно. Контролер-то бугай еще тот был, еле допрыгнула.

Тут она вздохнула и принялась думать, что удавалось ей так же плохо, как езда по поддельному документу.

– Слушай, я вот думаю, чего этот грабитель от тебя хотел? Как-то странно он себя вел. Да и не взял вроде ничего. А на тумбочке вон украшений золотых с брюликами на пару штук. Может, и правда поклонник какой? Или извращенец?

– Не знаю. Я тебе не все рассказала: меня шантажируют. И вполне может быть, что этот, в шапочке, шантажист и есть. – понизив голос до шепота, сообщила я. Конечно, не хотелось впутывать в это дело Пелагею, но вдруг повезет: я ее напугаю, и она уедет назад, в Псков? А то мне еще ее трупа тут не хватало. Алексей с Толиком тоже свалят, а я поеду к маме в Испанию. Там сейчас жара, море и никакие придурки меня там не достанут. Обрадовавшись такому неожиданно простому решению вопроса, я даже приободрилась и решила с утра сразу же позвонить родительнице.

Выложив обалдевшей Пелагее всю историю про шантажиста, я удовлетворенно вздохнула и всем своим видом выразила желание отойти ко сну. Родственница ворочалась в кровати, охала и выглядела пришибленной, что, впрочем, было ее обычным состоянием. Я же заснула сразу и спала сном праведника. В целом остаток ночи прошел спокойно и, проснувшись довольно рано, я даже почувствовала что-то вроде хорошего настроения. Что само по себе было удивительно.

В гостиной нахохлившаяся Валентина уже накрывала на стол и тяжело вздыхала:

– Софья Павловна, что же это делается? Надо камеры поставить, а то ведь поубивают. Времена нынче пошли… Наверное, хотел поживиться украшениями вашими или деньги искал? Ничего не пропало? Надо бы в милицию, хотя толку от них…

Она махнула рукой и закручинилась еще больше. Милицию Валентина тоже не любила, потому что при жизни мужа встречаться с ними ей доводилось часто и по очень неприятным поводам.

Алексей и Толик тоже встали рано, за завтраком хмурились, но помалкивали, видимо, не желая снова напоминать мне о пережитом ночном кошмаре. Закончив трапезу, они вышли покурить, прихватив с собой Мотю: видимо, Толик всерьез вознамерился заняться дрессурой. С его слов выходило, что скоро с Мотей можно будет «хоть на зайца, хоть в разведку». Я сомневалась в успехе мероприятия, но гостей надо был чем-то занимать. И это был не самый худший способ убить время. Пелагея пришлепала из спальни вслед за мной, пила чай и о чем-то усиленно размышляла, а после завтрака потянула меня за рукав:

– Софа, я тут ночью хорошенько подумала… Это знак!

О чем она могла думать ночью, для меня был большой вопрос, потому что храпела она так, что мне пришлось искать в письменном столе беруши. На всякий случай я все же проявила интерес:

–Ты о чем?

– Ну шантаж этот, он же маньяк! Это все неспроста. Мы должны найти убийцу Бориса, он таким образом нам сигнализирует, чтобы мы пошевеливались. Посылает нам испытания, так сказать.

Я поперхнулась круассаном, но Пелагея уверенно продолжила:

–Ты не бойся, я уже все придумала. Дело проще, чем кажется. Шантажист этот что ищет, деньги?

– Ну, допустим, но…– ход ее мыслей мне не нравился, но перебить ее не представлялось возможным. Глаза ее вдруг загорелись дурным блеском, она даже подскочила, выпятила грудь колесом и стала как-то выше ростом. Хотя куда уж выше.

– Деньги убийца украл, так ведь? Ты сама говорила, что менты так считают. Найдем убийцу – найдем деньги. И шантажист от тебя отстанет. И Борис нам оттуда спасибо скажет. – мотнула она головой вверх. Видимо, целясь в область горних высей. В пустоту, в космос, где в кармическом унынии витают души умерших.

– Ты вообще думаешь, что говоришь? – залепетала я, разозлившись, что мои сборы в Испанию приходится отложить. По крайней мере, домой Пелагея не собиралась, а выгнать ее на улицу после того, как она мне жизнь спасла, было как-то невежливо. – Ты мне эти шуточки брось, я в детективов играть не собираюсь. Милиция за год ничего не нашла, а у них, между прочим, для этого все средства имеются. А у нас что? Неповоротливая глухая собака и пневматическая винтовка Иваныча? А может мы в убийцу барсучьим жиром будем кидаться? Нет, – посуровела я под конец монолога, – Борьку не вернешь, а нам с тобой жить и жить. Пусть убийцу милиция ищет, у меня нервы слабые и голова всего одна.

– Много они нашли за год, им бы только хороших людей в супермаркете за шоколадку ловить. – скривилась Пелагея, видимо, опираясь на богатый жизненный опыт. – Пока тебя не пришьют, они и шевелится не станут.

Немного поерзав на стуле и осознав, что запугать меня не удастся, она решила зайти с другой стороны:

– Вот нет в тебе духа авантюризма, а еще писатель. А ты точно Бориса не убивала? – вдруг спросила она. А то бабка эта, Тимофеевна, вчера мне такое про тебя… Говорит, ты прошмандовка, из-за денег на него клюнула, а потому он тебе надоел, ну ты его и заказала. Она такое в сериале «Сердце Марии» видела. Хороший фильм, надо посмотреть.

Я глянула на Пелагею взглядом Снежной Королевы в изгнании, и она сразу пошла на попятный:

– Ты не думай, я ей не поверила. У тебя глаза добрые. И животных ты любишь, собаку вон завела бесполезную, глухую почти. Значит, человек хороший. И вот Борька, опять же, не красавец был, прости Господи. А ты его полюбила. Значит, душу его рассмотрела.

Тут мне стало стыдно, что кто-то думает обо мне лучше, чем я есть на самом деле, и я скуксилась.

Расценив мое молчание как знак согласия, родня несказанно оживилась: