Невеста самурая и три папы
Кролик настаивал:
– Марина попала в кадр, и ей крайне неприятно. Она просила…
– Серьезно? Первый раз такое вижу. Отвали, а?
– Я вот тоже в кадр попал, а я против. Мы же не мартышки, что вы нас снимаете, – заныл очконавт, судя по бейджику и Марининым словам – Борис.
– А я и не снимал мартышек, – буркнул Славик. – Только тупых обезьян.
Последние слова он произнес полушепотом, а я громко закашляла, чтобы их приглушить. И попыталась купировать ссору:
– Ладно, мы вас поняли. Прошу нас извинить. Видео мы обязательно удалим.
– Рукописи не горят! – высокомерно заявил Славик, а Борис вытащил из-под стола с компьютером еще пяток папиных книг в упаковочной бумаге.
– Инна Ивановна, будьте любезны, рассчитайте граждан, – недовольно процедил Кролик в сторону кассы, где восседала уже знакомая нам мандариновая дама.
– А вы вообще кто? – заинтересовалась кассирша, приглядываясь к Славику. Надо напомнить, что дородные дамы очень любили Славика и всегда питали к нему нездоровый интерес.
– Я не буду говорить ничего без своего адвоката! Вы ничего не докажете! – заволновался Славик, пряча телефон под толстовку. – Надумали, нападать на клиентов!
– Да кто нападает-то? Просто попросили видео удалить. Вы снимали консультанта, хотя даже не спросили, – мягко укорила она приятеля.
– Исторический момент, автору показать хотели, он папенька… – опять начал он, но Инна Ивановна строго пожурила его пальцем, а потом поманила к кассе.
– Сколько у вас там этих книженций? Ну ничего себе, поперло! А я уже думала, придется этими толстенными дурами скумбрию придавливать. Я когда по рецепту свекрови солю, груз нужен…
В этот момент Марина выскочила из подсобки, вся какая-то бледная и растрепанная, словно плакала, и метнулась на выход. За ней спешил Кролик, уговаривая подождать. Мы проводили их недоуменными взглядами. Дверь с хлопком закрылась, но через секунду Кролик забежал назад и встал у кассы.
– Идите и извинитесь перед Мариной, – повысил он голос, выглядывая из-за широкой спины кассирши. Спина, видимо, придавала ему смелости. – Девушка и так последнее время нервная, а тут еще вы. Между прочим, по закону…
– Законы я знаю лучше вашего, – отмахнулся Славик и ткнул в меня пальцем:
– Вот она вообще юрист. Снимать нельзя только детей. Хотя вы ведете себя как дети. Пожалуйста, давайте, в суд на меня подавайте.
Я снова решила вмешаться и обратилась к Кролику:
– Простите, как вас по имени…
– Борис.
– Кис-кис, – захихикал Славик.
– Конечно, мы извинимся, – перебила я гаденыша, задвинув его назад. Жизнь давно меня научила: с душнилами типа Бориса лучше не спорить. Себе дороже. – А куда Марина ушла?
– Как обычно – плакать в туалет. Подождите немного, сейчас вернется, – уже более миролюбиво ответил Кролик.
Чтобы скоротать ожидание и замять неловкость, я решила выбрать себе блокнот и схватила новый детектив, чтобы вечерами читать на веранде. Потом вспомнила, что у меня закончился красный стержень, нужна точилка для косметических карандашей, отрывные листочки…
Когда я попадала в отдел с канцелярскими товарами, меня было не остановить. Пока я оплачивала и эти покупки, Славик, униженный и оскорбленный, с недовольным видом принялся листать англо-русский словарь для детей с картинками. И сразу же возмутился:
– Кто иллюстрировал это убожество? Цукерберг? Везде происки сторонников глобализма!
– А что…
– Почему слово «пляж» иллюстрировано семьей свиней в купальных трусах? У мамы свиньи вон десять лифчиков, а папаша – вообще хряк на всю голову. А это что? Что, я вас спрашиваю? Почему возле слова «врач» – сова в медицинском костюме? Тут так и написано: мой брат – врач. Кто иллюстрировал эту книгу? Вот, какой-то Пузиков А. А. Так это у Пузикова А. А. брат – сова? Или как это понимать? Дурят голову детям с рождения. Мол, ты можешь быть совой, а хочешь – свиньей или деревом.
– Или лисичкой, – закивала кассирша, отсчитывая мне сдачу. Купюра, выданная ею, почему-то была слегка мокрой. И я вдруг подумала, что ее кто-то оросил слезами. Действительно, цены на книги нынче росли, как чужие дети. Незаметно, но очень быстро.
– Вот именно! А потом получаем: лисички взяли спички. К морю синему пошли, море синее зажгли!
– Ужас… – проникся Борис, ошеломленный лингвистическим пиршеством. Славик сразу же стал апеллировать к нему.
– Не говори, Боря! Что же нас ждет? Ведь что они пишут в книгах! Это же просто мрак. Вчера как раз прочитал, что если полизать жабу, можно словить кайф! Якобы нужно делать нежные, но упругие движения языком по кругу…
– Что за…? – глаза кролика Бориса вот-вот должны были вывалиться из орбит. – Кто написал эту книгу?
– Явно какая-то жаба!
– Ты утихнешь или нет? – ущипнула я борца за чистоту разума жаб, заметив, как мудрый Кролик пятится к телефону. Сейчас вызовет полицию, и повяжут нас тут, как миленьких. За хулиганство.
Я забрала у Славика из рук словарь, поставила на полку и послала Кролику лучшую из своих улыбок.
– Мы, пожалуй, пойдем. Подождем Марину у туалета.
Кролик сглотнул и охрипшим голосом указал нам направление:
– Там по коридору – и налево. Сначала туалет для посетителей, а дальше – для работников.
Обе туалетные двери были закрыты. Я посчитала нетактичным дергать за ручку. Славик так не считал, ибо с тактом он был не знаком. Однажды даже попросил кофе по-турецки в армянском ресторане. Такому все ни по чем. Оттого Славик смело дернул первую же дверь, за что едва не получил в глаз авоськой. За дверью копошилась какая-то бабка, не посчитавшая нужным закрыться.
К несчастью, мне пришлось отвлечься от чудесной картины избиения Славика: у меня завибрировал телефон. Звонила мамуля, но когда я сняла трубку, поняла, что в здании связь ловит откровенно плохо. Как в каменном мешке. Оттого я направилась к выходу, сделав Славику знак караулить служебный туалет.
Родительница отчиталась, что они уже едут домой. И попросила захватить хлеб. В это время краем глаза я заметила Славика, который вышел из магазина на полусогнутых ногах и замер у урны. Нажав красную трубочку, я вопросительно уставилась на приятеля. Отметила про себя, что выглядит он странно.
– Ты чего покинул пост, туалетный утенок? Марина вышла?
– Марина труп.
– Знаешь, Славик… Как только я начинаю думать, что ты уже окончательно спятил, ты выкидываешь очередной номер, и я понимаю: тебе есть куда расти! Что значит труп? Ты что, опять угрожал ей…
– Она мертвая. Напрочь.
Поразглядывав его с полминуты, я направилась назад в здание. Не слишком, впрочем, испугавшись. Славик, по обыкновению, несет бред. Может, решил пошутить. Как всегда – не смешно.
Навстречу мне неслась бабка из туалета, катившая за собой тележку на колесиках. На тележке висела табличка «Семечки». Завидев Славика, который плелся следом, она снова накинулась на него с кулаками, назвав извращенцем. У Славика всегда были очень напряженные отношения с бабками.
Уже подходя к туалету, я заволновалась: вдруг эта Марина упала в обморок? Или ей стало плохо? Выглядела-то она неважно…
В коридоре книжного никого не было. Только Славик, атакованный туалетной бабкой, верещал что-то сзади. Отчаянно взывал к «людям добрым».
Распахнув дверь в туалет, я замерла на месте, потому что увидела лужу. Из крана хлестала вода. Видимо, труба засорилась, вода не уходила, а переливалась через край мойки на пол.
А еще я сразу же споткнулась о ноги. То, что это были ноги Марины, я поняла по балеткам, потому что запомнила ее красную обувь. Едва я задалась вопросом: «Что происходит?», как осознала, что балетки здесь не сами по себе. Они в туалете вместе со своей хозяйкой…
Чуть подавшись вперед, я увидела, что девушка лежит лицом вниз. Волосы на затылке успели слипнуться от воды, которая продолжала хлестать из крана. Я даже не могу вспомнить, сколько простояла так, с подступающей к горлу тошнотой. Стояла, не в силах оторваться от представшей мне картины, словно это было бог весть какое приятное развлечение. Зато смогла констатировать – она не дышит.
Запыхавшийся Славик вырвался из объятий старушенции, схватил меня за руку и пропищал:
– Бежим!
Мой мозг, хоть и очень неохотно, заработал. Голос дрожал и вибрировал:
– Куда? А как же Марина!
– Подальше отсюда! Ей уже не поможешь. Это я тебе как бывший медик говорю. Она уже труп, а с трупом пусть возятся те, кому положено.
Конечно, я не могла не согласиться со Славиком, что труп Марины сейчас был очень некстати (глупая фраза, но как есть). Как будто труп хоть когда-то бывает кстати. Но нельзя же вот так вот просто взять и бросить человека. Хоть и мертвого. Я осторожно прикрыла дверь и напустилась на Славика:
– Какая нелегкая занесла тебя в туалет? Постояли бы, подождали, а потом ушли. А сейчас что? Надо срочно вызывать скорую и полицию! Давай, звони…
– Что происходит? Где Марина?
Мы со Славиком синхронно подпрыгнули, услышав сзади голос Кролика Бори.
– Мы ее ждем, – Славик среагировал первым, отступая от двери на шаг. – Может, постучишь сам? Что-то она долго не идет. Не иначе почечуй замучал. Или живот скрутило? Не в курсе, она у бабки на колесиках семечки не покупала? Эта старая ведьма явно греет в семечках свои артритные ноги, отравиться – раз плюнуть.
Боря с сомнением покосился на Славика, потом на меня, и шагнул к двери. В этот момент мне очень захотелось оказаться за пару километров от злосчастного книжного магазина, но ноги мои словно приросли к полу. И когда Кролик принялся кричать – сначала тоненько, взвизгивая, после басовито, все больше расходясь – я только обреченно вздохнула.
Глава 6
Как я встретил вашу папу
Когда мы, выдержав долгие расспросы и опросы сначала скорой, потом и полиции, попали домой, дело близилось к вечеру. Уже по дороге решили не рассказывать никому о происшествии в книжном. Третий отец расстроится, что его книга попала в такой ужасный переплет (да простят меня за эту двусмысленность его издатели и редакторы), а второй, чего доброго, испугается, что мы могли запятнать его репутацию накануне выборов. Мамуле вообще лучше меньше знать, лишние печали добавляют ей морщин.
К счастью, дома всем было не до нас. Родня бурно дискутировала, попивая заваренную папой № 3 ромашку.
– Не пойду, – отмахивалась мамуля.
– Вот заладила…Чем меньше деревушка – тем душевнее концерты, – твердил второй отец, блаженно раскинувшись в плетеном кресле.
Славик поинтересовался, о чем речь, и мамуля охотно пояснила:
– Упырь уговаривает нас пойти на день деревни.
– День деревни?
– Ну да, час назад мимо нас проезжал этот милый спортивный мужчина… Староста деревни. Тимофей, кажется? На своем велосипеде. И пригласил нас, как гостей Заполья, посетить этот праздник.
– А она уперлась – не царское дело, не царское дело. Пошли веселиться, бабуся Ягуся. Когда ты в последний раз выходила в народ?
– Сегодня, имела несчастье выйти в народ с тобой…
Третий отец сидел с видом «моя хата с краю» и, кажется, отсутствовал в своем физическом теле.
– Куда ездили? – поинтересовалась я их экскурсией, чтобы отвлечься от нехороших мыслей.
– К такой-то матери на тихом катере, – брякнул второй отец, наливая себе еще чаю. Чай его не вставлял, и папа был зол.
– Не слушай этого дикаря, – махнула рукой мамуля, а папа № 3, вынырнув из небытия, принялся честно перечислять все достопримечательности:
– Мы видели панорамы Угличской ГЭС – первой на Волге, Воскресенского монастыря и храма Рождества Иоанна Предтечи «на Волге», Угличский кремль, главный причал и набережную. И чудесный храм, построенный дедушкой известного драматурга Сухово-Кобылина…
– А я вот впервые узнала, что такое гальюн, – скривилась мамуля. – Ты знала, что так в старину называли нос корабля, куда все ходили по нужде? Оказывается, в наше время это тоже практикуют! Не хочу больше об этом вспоминать! И кормили на корабле не очень.
– После такого обеда только в гальюн и бежать! – снова буркнул второй отец. – Такая тоска меня взяла, хорошо, что у меня с собой была бутылочка виски. Хлебнул – и меня немного попустило. Все эти пузожопые туристы оттоптали мне все ноги.
Мамуля глянула на второго отца со скепсисом:
– Пузожопые… Вот какой из тебя политик? Ты же не любишь наш народ! А народу нужен любящий отец…
– Что ты смыслишь в политике, женщина? – огрызнулся «отчим» народа.
– Да уж смыслю, мразь всякую видала. Кровь проливала за свободу слова!
– Ой, один раз палец о край бумаги порезала, когда письмо с жалобой на коммунальщиков писала…
– Я и на митинги ходила!
– Там просто рядом был салон красоты, где ты вправляла себе нос после пластики. Ты же сама рассказывала, что когда из салона назад к машине через толпу пробиралась, нос опять свернули.
– А ведь она права. Нам нужна Любовь. Нам нужна Вера. Нам нужна Идея! – подал голос третий отец, снова заглянувший куда-то вглубь себя.
– Пока нет Идеи, путь будет Надежда, – предложил Славик, пытавшийся всех примирить. – Надежда, Вера и Любовь!
– Надейся и жди, – пропел второй папа, потихоньку подливая себе в ромашковый чай коньяк. – Ну что, идем на праздник?
Сил на праздники деревни у меня не нашлось, хотя и было у меня в районе часовни одно секретное дело, которое я хотела провернуть. Но решила оставить это на потом. Оставшись одни, мы еще раз обсудили события сегодняшнего дня, выдули пару чашек чая и отправились отдыхать.
Ночь была нежна, но уснула я не скоро и спала не долго. Проснулась от собственного крика, потому что мне снилось, что я лечу в машине на бешеной скорости, а на дорогу выходит неповоротливый лось. И в самый последний момент произошло чудо: я поняла, что теперь отождествляю себе с лосем. А на меня в данный момент несется машина.
И теперь сидела на кровати, тяжело дыша и испуганно оглядываясь, силясь понять, где я. А главное – кто я.
– Сон, – пробормотала я, потирая лицо. – Обычный сон про лося.
Ничего себе, обычный. Как будто я вот-вот разобьюсь… А потом вдруг меня вот-вот… Пришлось включить ночную лампу, чтобы переждать накативший тошнотворный страх.
Успокоилась и решила сходить за водой. Спускаясь, я замерла между этажами, вглядываясь в темноту из-за стекла, задернутого гардиной.
Соседний заброшенный теремок, окутанный темнотой, притягивал взгляд. В свете луны белели бока мешков со строительным мусором, притулившихся у ворот. Поблескивали стекла, а из-под крыши доносился какой-то стучащий звук. Наверное, ветер раскачивал жестяной лист. Я попыталась представить, кто когда-то давно жил в это доме, и уже сочинила целый детектив… Как вдруг… Что это? Не может быть! В темном окне мелькнул луч света. Я отшатнулась, поначалу приняв это за отблеск луны или фары машины. Но луч становился настойчивее, и теперь я была уверена: в домике кто-то ходит с фонариком.
Внутри меня начался оживленный диалог. «Кто бродит ночью в нежилом доме? А какое тебе дело? Нет, ну интересно же. Может, пойти глянуть? Вечно лезешь, куда не просят. Мало ли, местные мальчишки играют в шпионов… Чего им не спится? Ну, сегодня же день деревни, взрослые пошли в разнос, и ребятня, воспользовавшись отсутствием контроля, резвится. Ну и игры у современной молодежи, я бы в детстве на такое не решилась…».
На долю секунды я представила, что беру фонарик и иду туда. По крайней мере, любая героиня классического фильма ужасов так бы и поступила. Но я с головой дружила, поэтому такая перспектива вызвала во мне бурный протест. Поежившись, я закрыла гардину и пошла вниз. Проверила замок и убедилась, что наши гулены все еще не вернулись.
– Спать, спать… – пробормотала я, натягивая плед до подбородка и погружаясь в сладостную дрему.
Мне показалось, что проспала я всего ничего, как вдруг утреннюю зыбкую тишину прорезал истошный крик…
Глава 7
Виноваты русалки
Итак, утро в нашей деревне началось оригинально. Я сразу же узнала родной голос. Так как предки вернулись поздно, мамуля, видимо, улеглась на диване внизу. Потому что кричала она именно оттуда, в нашей комнате я ее не наблюдала.
Кинувшись на помощь, я столкнулась на лестнице со Славиком.
– Что случилось? Горим? – спросил он. И словно напророчил дурное. Но это потом, а пока мамуля кричала не о пожаре, но тоже очень выразительно. С редкими перерывами на вдох.
Подбежав к дивану, мы нашли ее живой и даже невредимой. Она что-то созерцала, вытянув вперед руку и ожесточенно ею потрясая.
– Да что случилось?! – рявкнула я. Славик же метнулся за водой и быстро подал мамуле стакан. Та отхлебнула, поперхнулась, закашлялась, и, наконец, замолчала. Казалось, из нее выпустили воздух, и она вся вдруг как-то съежилась:
– Вы что, не видите? Моя рука…
– Ой, ну что тут такого. Да, морщинистая, – протянул Славик, – так и вы уже не девочка. Или горюете из-за этих ужасных старческих пигментных пятен? Так это ерунда. Мы же любим вас не за красоту…
– Дарина, я его сейчас убью! – взревела мамуля, и вылила остатки воды на Славика. После чего закрыла лицо ладонями и зарыдала.
И только тут я увидела на ее безымянном пальце правой руки странное кольцо. Казалось, его сделал ребенок. Скрученное из проволоки, с крупным пластиковым кристаллом в центре.
– Я вышла замуж! – простонала мамуля, раскачиваясь, как болванчик.
– За кого? – не поняла я, а Славик даже перестал вытираться мамулиной шелковой наволочкой, которую она всегда возила с собой, чтобы избежать морщин.
В ответ мамуля на секунду отняла руки от лица и истерически всхлипнула:
– Не знаю! Ничего не знаю, не помню, хоть убей…
Славик бесшумно, словно тополиный пух, приземлился рядом с мамулей, а наволочку затолкал в щель за диваном.
– Ты что, вчера выпила? – догадалась я наконец, а мамуля принялась оправдываться:
– У меня же как раз в полночь закончилась аскеза на алкоголь. Было так прохладно, и второй уговорил меня чуточку выпить, чтобы согреться. У этого змея всегда с собой фляжка.
И тут выяснилось невероятное. Оказывается, душевными концертами дело не ограничилось, и местные жители решили показать приезжим, как весело они живут. Началось все с демонстрации самогонного аппарата, которых по всей стране «раз-два и обчелся», а закончилось дегустацией, после которой последовали половецкие пляски и прыжки через костер.
Развлечений было много: гадания, мастер-класс по росписи свистулек, кулинарный поединок по дрожжевому тесту. А в одной из беседок устроили импровизированный загс по примеру символических свадеб в Лас-Вегасе. Мамуля поначалу смеялась с этой затеи, но у молодежи беседка пользовалась популярностью. Оттуда постоянно выходили счастливые хихикающие парочки, девушки рассматривали кольца и делали селфи, поднося руку с проволочным украшением к лицу.
– Вот я и запомнила эти дурацкие колечки! – возопила мамуля. – Потом мы играли в дартс, я выиграла бутылку шампанского, потом был конкурс среди производителей медовухи…
– У, дорогая вы моя, все же ясно… – хмыкнул Славик.
– Думаешь, я вышла замуж за медовика? – ужаснулась мамуля. – Точно, там был один такой, с кустистыми бровями. Не брови, а гусеницы. Он ими так шевелил, поглядывая на меня…
– Да какой медовик? Накидались вы, матушка, – ответил приятель. И хорошо, что в чашке у мамули больше не было воды…
– Что теперь делать? Как узнать, кто муж? – вопрошала мамуля, но Славик отнесся к этому известию достаточно беззаботно.
– Не переживайте, может, оно и к лучшему? А то что вы все одна, как чашка? Найдем мы ваше блюдце…Может, и медовик, чем шмель не шутит.
В этот момент взгляд мой упал на картину, висевшую как раз напротив дивана. Ту, что Славик назвал мицелием танцующего гриба. И я охнула.
Картина висела криво и явно подверглась нападению вандалов, потому что в середине ее зияла рваная дыра. Складывалось впечатление, что картину со всего маху пытались насадить кому-то на голову.
– Ой… А что с ней случилось? – проследил мой изумленный взгляд Славик, и мы уставились на мамулю.
– Понятия не имею! Я не помню, за кого замуж вышла, а вы мне про какую-то уродскую картину…
– Мама, а что если ты снова сочеталась браком с кем-то из отцов, – осторожно начала я, потому что эта версия виделась мне наиболее реальной.
– Да ну…
– Вы же были вместе… Папа № 2 расстался с Марьей-искусственницей, третьего Дуська бросила, все сходится. Оба могли снова предложить тебе руку и сердце, размягченные деревенским свежим воздухом и самогоном.
– Второй или третий? – ужаснулась мамуля и громко шмыгнула носом. – Только этого не хватало.
– Чего же сиськи мнем! Пошлите у них спросим! – подал ценную мысль наш домашний Вячеслав Друзь, и мы устремились на второй этаж.
Отцы еще не знали, что над ними нависла смертельная угроза, и давали храпака в гостевой спальне. Мамуля со скоростью фурии взлетела на лестницу и уже на середине принялась выкрикивать:
– Вупсень и Пупсень, подъем!
Ее настроение явно искало объект. В это время внизу раздался звонок, следом за ним в дверь кто-то деликатно постучал. Переглянувшись, мы со Славкой внутренне приготовились к худшему. Почему-то я подумала, что сейчас все и выяснится.
Приятель развернулся на лестнице и метнулся к порогу первым. Он распахнул дверь жестом английского слуги, и очам нашим предстал Тимофей – староста деревни.
По причине хорошей погоды он щеголял в черных велосипедках, подчеркивающих мускулистые ягодицы, и в майке с изображением Гамлета. Неожиданный выбор для деревенского пейзажа, хотя Тимофей явно был человеком культурным. Вот и сейчас он, тяжело дыша, извинился и указал на велосипед, оставленный у ворот.
– Я на минуточку. Проезжал мимо на ровере – у меня летом ежедневные покатушки в любую погоду. Поздороваться, так сказать, с дражайшей супругой.
К тому времени, как Тимофей прошел в гостиную, отцы, натягивая на ходу шорты, спускались вниз. Привлеченные мамулей и интересным ходом событий.
– Так-так-так. А поподробнее можно? – Второй отец пожал руку раскрасневшемуся Тимофею и упал на диван. Третий тоже примостился на подлокотнике. Мы замерли на ступеньках. Не хватало попкорна.
Мамуля, бледная, как лесная поганка, попыталась нырнуть под лестницу. Но Славик, истолковавший ее движения по-своему, подскочил и помог добраться до дивана.
Попросив стакан воды, Тимофей принялся вещать. История его не многим отличалась от мамулиной. С той лишь разницей, что он точно помнил: в беседку обрядов они с мамулей зашли вдвоем.
– А где были мы? – спросил третий отец у второго, перебирая четки.
– Там возле озера была организована купель с русалками, – развел руками второй, словно это все объясняло. – А дальше я не помню.
– Должно быть, русалки нас опоили, – вздохнул третий, печально огладив бородку. – Жаль. Пропустили свадьбу…
– Символические церемонии не имеют юридической силы! – попыталась я заступиться за мамулю, у которой первый раз в жизни не нашлось, что сказать.
Тимофей, все еще красный, но уже восстановивший дыхание, радостно замахал на меня руками:
– Не волнуйся, дочка. У нас все официально. Я же не последний человек в Заполье.
Пока я подумала, что в полку отцов прибыло, Тимофей продолжил:
– Глава сельсовета сам нас расписал, он товарищ мой. Маменька ваша за паспортом метнулась, так замуж хотела. А я что? Я же джентльмен, отказать даме, да еще такой прехорошенькой. Вот и решил – живем один раз…
– Ну и дела. Кому рассказать – не поверят! – Славик почесал лоб, и на всякий случай осмотрел свои руки. Наверное, опасался, что за ночь его тоже могли окольцевать. Насильно и во сне.
Мы все молчали, потому что сказать что-то умное никто был не в силах, а для вежливых дежурных фраз было поздно. Момент приличий был потерян: мхатовская пауза затянулась. К счастью, Тимофей совсем не заметил нашей неловкости. Испросил еще один стакан воды, вытер капельки пота на лбу и собрался на выход:
– Ну, вы пока отдыхайте, набирайтесь сил, я вечером зайду. После ровера у меня всегда пробежка. А потом я ледяной водой обливаюсь.
– Наголо раздеваетесь? – зачем-то уточнил Славик, а Тимофей подкрутил ус и подмигнул мамуле.
– Так точно, Вячеслав. Имею право – в своей бане. Оно потом и растереться хорошо бы! Вы бы тоже облились – похмелье как рукой… О чем это я… А! Надо отметить, так сказать, свадьбу. В узком семейном. Я гитару захвачу. Буду в семь. Вот и познакомимся поближе. А то вчера я только проводить успел…
– Тимофей, а вы не в курсе, что с картиной? – додумался спросить Славик, когда тот уже обувался.
– Как же, в курсе, конечно. Супруга драться изволила. Я ее проводил, хотел на ночь приобнять, пожелать спокойных снов. А она – картиной по голове.
– Узнаю почерк, – покивал второй отец. – Помню, был у меня один приятель, из чиновников, очень мамуля его не любила.
