Ненавистная жена

Это мой дом, и здесь действуют мои правила. Ему придется убраться. Однако он знает, кому служит и, с трудом освободившись из моей хватки, обещает:

– Это мы еще посмотрим… Ярый! По зубам ли я тебе. Может, ты со вчерашнего дня и муж девчонке, но явно только на бумаге. Можешь и дальше пользовать своих шлюх, но тогда не удивляйся, если в ее спальне окажется настоящий мужчина!

Что?

– Что?!

Мой кулак уже взлетает, а я всем телом подаюсь вперед, желая уничтожить урода, посмевшего мне это сказать, как вдруг между нами оказывается Мышь.

– Спасибо, Макар! – бойко заявляет мудаку, даже не понимая, что я едва ее не зашиб. – Мне ничего не нужно! Дальше я сама справлюсь.

– Ты уверена?

Ах, они, мать твою, на «ты»?!

– Уверена, – уже спокойно добавляет. – Спасибо, что помог перенести вещи.

– Как скажешь. Я буду недалеко, если понадоблюсь.

Мышь пожимает хрупкими плечами, а меня бьет дрожь. Я еле сдерживаю себя от того, чтобы не догнать ублюдка и не разобраться с ним, когда он выходит из дома на улицу.

Да пошло оно все! Я буду жить, как хочу, и посмотрим, по зубам ли кому-нибудь мне помешать!

Теперь мы в доме одни, и Мышь уходит к себе, так и не посмотрев на меня и ничего не сказав. Плевать! Я и сам убираюсь в душ, с силой шарахнув дверью о стену, оставив в ней вмятину, чтобы хоть как-то привести голову и себя в чувство.

Вернувшись в спальню, натягиваю джинсы, футболку, и на этот раз застаю жену на кухне.

Жену, твою мать!

Она вновь убрала волосы в строгий пучок и нарядилась в бесформенное платье. Когда я вхожу, она стоит ко мне спиной и бросает в кружку чайный пакетик, который здесь отыскала. Наливает из чайника кипяток, держась невозмутимо и ровно при моем появлении. Словно ей спицу в спину вогнали.

Я невольно цепляюсь взглядом за красивую шею, но тут же завожусь, решая навсегда расставить акценты в наших отношениях, раз уж теперь мы одна семья.

– Доброе утро… ж-женушка. Так и будешь молчать? Что за цирк ты здесь устроила – в моем доме?

Я явно зол и рычу, но плечи Марины не вздрагивают. Налив себе чай, она подходит к столу и садится за него, оказавшись теперь лицом ко мне. Отвечает ровно, без тени каких-либо эмоций.

– Ты сказал, что это дом твоего деда, а значит, не твой и не мой. А насчет цирка – тебе лучше знать, каких зверушек и для чего ты сюда пригласил. Я не так давно проснулась, так что веселился ты один.

– Ты знаешь, о чем я!

Ложка спокойно стучит о края чашки.

– Если ты говоришь о Макаре, то он сам вызвался мне помочь. Вещи довольно тяжелые, сама бы я еще не скоро справилась.

Мне приходится хлопнуть ладонью по столу, чтобы добиться от нее хоть каких-нибудь эмоций, и вот теперь она вздрагивает и поднимает на меня взгляд. Сразу бы так!

– Чтобы это было в последний раз, поняла? Надо что – скажи мне! Я тебе не пустое место!

Но звучит это явно неуместно, и Мышь не отвечает. Вернув взгляд к столу, размешивает сахар в кружке, как какая-то деревянная кукла.

– Ну, давай, не томи! – после паузы натянутого молчания я не выдерживаю, когда звук постукивания ложки о фарфор выводит из себя. – Говори, что хотела.

– Ярослав… я не стану расспрашивать тебя, хорошо ли ты провел ночь, – начинает она негромко, – мне все равно. Но мне уже очевидно, что я не впишусь в твою жизнь. Отпусти меня, и мы сможем жить каждый своим настоящим. Даю слово, что не побеспокою тебя…

– Нет, и не мечтай. Закрыли тему!

Она сидит и одиноко цедит чай – тощая, холодная… и упрямая. Даже бровью на мой ответ не повела.

Я подхожу к холодильнику, достаю из него сыр, ветчину, и бросаю на стол. Говорю сухо:

– Если голодная – на вот, бери! А то цедишь тут, как сирота…

Она бледнеет в лице, роняет ложку и медленно поднимается. Смотрит на меня из-за стекол очков ненавистным серым взглядом.

– Я тебе не собака, Борзов. Ты так и не понял?

Только истерик мне не хватало. Пусть даже не пробует есть мне мозг, я ее быстро обломаю.

– Ешь, сказал, – отвечаю устало и по-прежнему зло. – Я сейчас уеду в спортивный клуб, в холодильнике полно продуктов – Анжелка забила. Приготовишь себе, что хочешь – время у тебя есть. И для меня тоже!

Но девчонка упрямо поднимает подбородок.

– Нет, Борзов, не приготовлю.

– Что, не научилась, белоручка? – оскаливаюсь я. – Так мотай на курсы кухарок – научишься! Я поесть люблю, и вкусно! Или ты слишком благородная, чтобы готовить для своего мужа?

В ее бессильной злости есть особая сладость, и в этот момент я питаюсь ею, глядя на бесцветное лицо.

– Вчера в день свадьбы я брала выходной. Но сегодня еду на работу – у меня открыт важный проект. И нет, я не белоручка, но не стану для тебя готовить. Если ты нашел, с кем спать, то уверена, с легкостью найдешь и с кем поесть.

Она пытается уйти, но я останавливаю ее, обхватив ладонью тонкое предплечье.

– Не так быстро, Мышь. Ты не поняла? Больше. Никакой. Работы. Ты будешь дома. Точка.

– Нет!

– А я сказал, будешь! Или ты думаешь, если я не хочу тебя трахнуть, то не способен прокормить?

– Отпусти, мне больно.

– Я не услышал ответ.

Мышь поворачивается к столу и берет в руки нож. Повернув его ко мне рукоятью, хладнокровно протягивает со словами:

– Это ты не понял, «муж», – произносит, словно льдом окатывает. – Я не собака и не твоя рабыня. И я никогда не буду ею, лучше сразу убей и решишь все проблемы. Так или иначе, но сегодня я отсюда уйду – живой или меня вынесут вперед ногами, но будет так, как я сказала.

– Не пугай меня, девочка, я тебе не зеленый пацан, и я сказал «нет»!