Мы над океаном

В тот год полицейское ведомство предложило отцу работу в Северной Каролине, и мы только недавно переехали с ним из штата Иллинойс в город под названием Сэндфилд-Рок. Вселились в небольшой домик с зеленой лужайкой и купили новую машину.

В первый же выходной отца, мы пошли с ним на городскую ярмарку, и я хорошо запомнила момент, когда катаясь на колесе обозрения, все никак не могла насмотреться на широкий океан под нами и просила отца подняться на еще один круг. И еще. На высоте мои длинные рыжие волосы подхватывал ветер, и от восторга, от вида лежащего перед глазами горизонта – пенных гребней волн, голубого, в розоватых проталинах неба и парящих в нем чаек, захватывало дух и замирало дыхание.

В палатке у старого и хитрого индейца, который так и сыпал поговорками, мы купили отцу курительную трубку мира, хотя он никогда не курил, а мне – браслеты из бисера и кожаный венец на волосы, обернутый вышитой лентой, на котором у виска торчали два птичьих пера – белое и красное.

Я тут же надела венец на голову и в таком виде отправилась гулять по ярмарке, подпрыгивая при каждом шаге и улыбаясь от удовольствия. У игровых столов с аэрохоккеем сразилась с незнакомым мальчишкой за приз и, выиграв желтого плюшечного миньона, на радостях поцеловала соперника в щеку и пошла смотреть с отцом забеги поросят.

Там было шумно и пришлось закрывать уши, поросята визжали и бежали кто куда, но было интересно и весело. Я ощущала себя смелой и бесстрашной, потому что никого в городе не знала, и меня никто не знал. Мы с отцом только что проиграли пять долларов, съели жареные соленые огурцы и закусили их сладкими пончиками. Я так смеялась, до колик в животе. А когда услышала по ярмарочному громкоговорителю объявление о конкурсе улыбок среди девочек от десяти до пятнадцати лет на звание «Самой солнечной улыбки Сэндфилд-Рока», – тут же захотела на это посмотреть.

Я не знаю, кто меня дернул принять в нем участие. Наверное, подтолкнуло общее настроение ярмарки. Я просто подняла руку и выкрикнула свое имя. А затем вместе с другими участницами конкурса поднялась на возвышение, подошла к длинному стенду с круглыми отверстиями для лиц и по команде зазывалы-ведущего сунула лицо в специальное окошко. Улыбнулась праздным зевакам и зрителям так широко, как только могла. По-настоящему, как чувствовала.

Ведущий сначала отсчитывал секунды, а потом повел отсчет на минуты. Одна минута, вторая, третья… Подумаешь! Я приехала в новый город и новую жизнь, мне здесь всё безумно нравилось, и я продолжала улыбаться отцу и всем вокруг, махая поверх стенда руками.

Рыжий Симба во мне был доволен и даже более чем!

Это я потом заметила, что почти все девочки на этом конкурсе были нарядно одеты и причесаны. И уж точно без перьев в волосах! И откуда мне было знать, что там окажется Кейт, и что я вырву у нее победу.

У девочки по соседству со мной были белокурые волосы, завитые локонами, красивое платье и слезы в глазах. Когда зрители объявили победительницу и мне на шею надели памятную медаль, она вдруг некрасиво обозвала меня и расплакалась. Выкрикнула, что меня не должно было быть здесь, что я ужасна, неужели этого никто не видит? И все вокруг притихли.

Это случилось неожиданно, но, честное слово, выглядело смешно и странно – ведь мы уже не были маленькими детьми. Ужасна? Ну, не знаю. На мне была клетчатая рубашка, завязанная узлом на талии, джинсовые шорты и кеды. В загоне с поросятами, я пыталась прыгать и подбадривать своего поросенка, который все время бежал куда угодно, но только не к финишу, и оцарапала колени о деревянное заграждение. Но разве пару небольших царапин и перья в волосах делают человека ужасным?

Глупости. Я гордо поправила на шее большую медаль, и улыбнулась незнакомке. Мне не хотелось обижаться на девочку, которая вела себя, как капризная принцесса, ведь мы находились на ярмарке. А все ярмарки в мире люди собирают для того, чтобы веселиться – это же всем известно!

– Я всегда буду над океаном и всегда буду лучше, чем ты! – не знаю, почему я это сказала. Скорее всего, я имела в виду настроение. – Я могу отдать тебе медаль, если это сделает тебя счастливой.

Ее мама тоже была здесь и попросила дочь извиниться. Но та лишь топнула ногой и убежала, вновь обозвав меня глупой, рыжей выскочкой.

Какая странная девочка. Пожав плечами, я вскоре о ней забыла – мы с папой направились на аттракционы, где мне удалось подержать на руке живого беркута и сфотографировать отца в обнимку с огромной тыквой на новенький фотоаппарат.

К вечеру я и думать забыла о незнакомке. Мы с отцом поливали нашу лужайку перед домом и обливались водой из шланга – жара стояла невыносимая, а нам еще не успели установить кондиционеры, когда капризная девочка с ярмарки вместе с матерью появились на пороге нашего дома.

Они приехали на белой дорогой машине – две светловолосые незнакомки, очень похожие друг на друга, и в тоже время разные мать и дочь. Женщина объяснила, что приехала извиниться перед нами за случившееся на конкурсе улыбок, что поступок ее дочери не одобряет и вся ситуация вышла крайне неловкая. И что моя победа была заслужена – ее дочь, которую звали Кэтрин, хорошенько обдумав свои слова и произошедшее на ярмарке, тоже так считает.

Мы жили в городе всего две недели и не могли знать, кто наши гостьи. Отец пригласил их в дом и предложил выпить кофе. Женщина вела себя сдержанно и вежливо, а ее дочь действительно извинилась. Я ей не поверила, девочка продолжала воротить нос от меня и окружающих ее вещей, но я была уверена, что больше никогда ее не увижу и не очень-то огорчилась, когда гостьи уехали. Я смогла забыть о них почти на целый год, пока однажды не узнала, что у отца появилась подруга – та самая светловолосая женщина с ярмарки.

Их отношения поначалу не были простыми, думаю, ни для отца, ни для Патриции. В городе все знали Пэйт, как наследницу уважаемой семьи и начинающего, но уже весьма успешного политика. А ее бывший муж, Говард Хардинг, являлся действующим членом нижней палаты штата от одной из ведущих партий. К тридцати семи годам у Патриции были связи и деньги, репутация железной стервы, готовой идти по головам к обозначенной цели, и множество оппонентов, которые то и дело обвиняли ее в чем-то с экранов телевизора и страниц газет.

И тут вдруг тайные встречи с моим отцом – обычным парнем из Иллинойса, которые грозили выплеснуться в скандал. Родословная Патриции Хардинг не знала мезальянсов, а Говард Хардинг, даже имея отношения с женщинами, все еще надеялся вернуть жену, с которой разошелся из-за собственной гордыни и неприятия ее политической карьеры.

Сейчас я понимаю, что это было сложное время, как для отца, так и для Пэйт. Что бы о ней ни говорили, но она не была из тех людей, кто играл чужими чувствами в угоду своему самолюбию. Мне кажется, для нее встреча с моим отцом стала таким же откровением, как и для него самого. И они оба долгое время не знали, что со всем этим делать. То пытались расстаться, то сходились вновь.

И все же я должна отдать должное своей будущей мачехе. Когда отец отказался от повышения по службе, чтобы это повышение не связали с Патрицией Хардинг, и решил переехать из Сэндфилд-Рока в соседний округ, именно Пэйт пришла к нам в дом и сказала, что она устала сомневаться и хочет быть с ним. Что им стоит попробовать, ведь они, в конце концов, взрослые люди и никому ничего не должны.

Не стоит думать, что это случилось быстро. На их сомнения ушло почти четыре года, а год назад они поженились в соседнем штате, но до сих пор избегали публичности. За это время у нас с Патрицией сложились ровные отношения, не скажу, что они стали очень теплыми, но мы достаточно сблизились, чтобы принять друг друга в жизни отца.

Как жаль, что Кейт была похожа на мать только внешне, а характер и ум унаследовала от своего родителя – сноба Говарда Хардинга. Нам с ней так и не удалось поладить, мы по-прежнему терпеть не могли друг друга, и именно по этой причине наши родители какое-то время после свадьбы продолжали жить на два дома, пока три месяца назад им это надоело. Они решили съехаться и просто поставили нас перед фактом, что последний год перед нашим с Кейт поступлением в колледж, мы проведем все вместе под одной крышей, как одна семья. Потому что, нравится нам это или нет, а так оно теперь и есть.