Нити надежды
Взгляд вернулся на полки. С фотографий на нее смотрели и улыбались счастливые муж и жена – люди, которых она больше не знает. На секунду в голове мелькнула их церемония и счастливый взгляд Роберта, когда он говорил «да». Ее глаза расширились, а сердце стало биться о стенки грудной клетки. София вспыхнула от злости и одним резким движением скинула все рамки. Они полетели на пол, и стекло каждой разбилось на части, словно разлетелось на осколки прошлое. Она посмотрела на свое «разбитое счастье» и поняла, что это конец ее прежней жизни. Как раньше уже не будет. Нарастающая ярость охватила Софи и она стала крушить квартиру, проклиная каждый угол. Стулья на кухне разлетелись по сторонам, а с тумб попадали вещи.
– Как ты мог, черт возьми! Какое ты имел право! Ты клялся мне в любви каждый день!
Софи кричала до хрипоты, продолжая рушить все, что попадалось под руку. Злость кипела, доводя до тряски. Крик раздирал горло, но все еще рвался из груди, словно запертый в клетке зверь.
– Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!
Протяжный стон и вой оглушали саму Софи. Вокруг образовался вакуум из мыслей, чувств и голосов.
«У меня есть ребенок»
«Это не смешно…»
«А правда вообще штука не смешная…»
– Ненавижу!
Она слышала реплики мужа, словно он был рядом, и снова стала кричать о своей ненависти. А потом, не давая отчет своим действиям, сняла обручальное кольцо и швырнула его на пол. Оно беззвучно утонуло на тонком ковролине. Сколько раз она сказала «ненавижу»? Может быть, десять или двадцать, но этого хватило, чтобы Софи затихла, и образ мужа перед глазами исчез.
Голова закружилась так сильно, что София потерялась в пространстве: стены стали вращаться вокруг нее, мебель и вещи смешивались красками и создавали вихрь, напоминающий воронку, которая вот-вот затянет внутрь и уничтожит. Софи затошнило. В ушах звенело. Глаза щипало от слез, и она вытерла упавшие капли тыльной стороной ладони, потом по стене опустилась на корточки. Пряди волос прилипли к мокрым щекам, а во рту все пересохло. Стало жарко. Она мелко дышала, хватая последние остатки кислорода. Казалось, что в квартире его почти не осталось. Как будто Роберт забрал с собой все, не оставляя шансов на выживание.
В этот самый момент она осознала, что проиграла, когда полюбила его. София мечтала о счастье, о настоящей любви и была готова воевать за это, и когда встретила Роберта – была уверена, что победила, но все оказалось злой игрой судьбы. Софи потеряла все. И потеряла себя.
Телефон снова зазвонил, противно жужжа в кармане пальто. София достала его, в глазах плыло от слез, поэтому она, не пытаясь разглядеть, кто звонил в сотый раз за день, нажала на кнопку ответа.
– Я звоню тебе весь день! – тревожный и рассерженный голос отца привел Софи в чувство. Она выпрямилась и вздернула голову.
– Да, папа. Я была немного… занята, – София попыталась говорить четко, чтобы отец не подумал, что ей плохо, хотя он все равно все поймет. Генри никогда не видел свою дочь в таком удрученном и разбитом состоянии, потому что никогда София не была такой. И сейчас ей меньше всего хотелось, чтобы отец переживал и выпытывал подробности. Она обещала самой себе рассказать все позже. Только прекрасно знала, что отец итак не дурак.
– Ты могла написать мне сообщение. Софи, я умею читать сообщения.
– Да, я знаю. Прости. – Она смотрела в потолок и ждала от отца вопросов. В последнее время он редко тревожил дочь просто так, и на этот раз она знала, с чем был связан звонок.
– Почему я узнаю от Фрэнка, что вы разводитесь?
Софи замолчала, нос защипало от новой волны подступающих слез. Если продолжить вот так, по телефону и именно сейчас, – все может обернуться провалом.
– Папа… Я заеду к тебе, и мы обсудим. Ладно? Это не телефонный разговор.
В трубке послышался тяжелый вздох. Она представила, как отец трет переносицу и смотрит на нее исподлобья – он делал так всегда, когда злился на Софи. Раньше она чувствовала себя виноватой под таким пристальным взглядом, а сейчас не ощущала ничего. Ведь она ни в чем не виновата?
– Я жду тебя завтра вечером.
Прозвучали монотонные гудки. Софи держала телефон у уха, пока он не затих, а потом медленно опустила на пол и закрыла ладонями лицо, не представляя, что делать дальше.
***
– Мне нужно знать, когда ты будешь продавать квартиру, – говорила София мужу и смотрела, как Рик носит кубики из гостиной в кухню. Он сказал, что построит самый большой дом для тети Софи. Она улыбнулась малышу и выдохнула в трубку. По кухне кружилась Бетани. Она готовила закуски и постоянно спрашивала, что подруга будет делать. София молчала, потому что не знала сама, и ждала ответа от Роберта.
– Я готовлю документы на продажу. – Рвущая сердце фраза выскользнула из динамика, и Софи замолчала, опустив голову. Роберт казался ей спокойным, как и в тот вечер, когда так легко признался. Она вспомнила его взгляд, когда он говорил, что все исправит. Что это значило? Как можно исправить такую ошибку? Софи помотала головой, выбрасывая цвет его глаз из головы. Они стали ей противны, но она не могла перестать в них тонуть. Представляя в этот момент себя в самой середине глубокого моря и не умеющей плавать, понимала, что этот омут затянет на самое дно.
– Хорошо. Сделай это как-нибудь поскорее. – Ответила и отключила звонок. Рик уже построил дом в половину ножки стола возле ног Софи. Она потрепала его по волосам и сказала, что это самый лучший дом во всем мире. А потом вспомнила о внебрачном ребенке, и голова снова закружилась.
Бетани поставила на стол почти целую бутылку вина и два бокала. Софи с усмешкой взглянула на подругу, чувствуя, как начинает превращаться в нее. София не появилась на работе сегодня, оправдываясь отвратительным самочувствием. Начальница отпустила ее с трудом, а Софи в свою очередь обещала выйти на днях. На самом деле, она не знала, выйдет ли вообще. Ее тошнило даже от работы, которую так любила. Ей казалось, что и магазин ее проглотит, заставит вспоминать, как иногда муж приходил забрать ее домой. София проклинала воспоминания, которые окружили, как рой надоедливой мошкары. Ей хотелось подавить все, что мелькает в голове, стереть, как с устройства, и никогда больше не вспоминать. Мозг порой вытворяет ужасные вещи: ты стараешься вычеркнуть человека из своей памяти, а он снова и снова напоминает тебе о нем, словно вы играете в игру, пытаясь перебороть друг друга.
– Мне вечером нужно поехать к отцу, не думаю, что вино – хорошая идея, – натянуто улыбнулась София и слегка толкнула пальцем бокал.
– Позвони и перенеси встречу, – расслабленно пожала плечами Бетани и села за стол, белую скатерть которого уже украшали фрукты, овощи и мясо. Софи в нос ударил приятный запах еды, живот затянуло, и она поняла, что не ела вечность. Бетани помогла ей нарезать стейк и разлить вино по бокалам.
– Отложить этот разговор уже не получится. Ты же знаешь моего отца. Что я ему скажу?.. – печально спросила София и посмотрела на Рика. Подруга взяла его на руки и усадила на детский стул, чтобы покормить. Темные кудряшки и пухлые щеки ребенка умиляли Софи. И глядя на Рика, она понимала, чего ей не хватало в этой жизни.
– Правду. Разве у тебя есть другие варианты? – пристально вглядевшись в глаза Софии, спросила Бетани и сжала губы. Потом вернулась к сыну и протянула ему ложку с едой. Софи давно не видела Бет такой серьезной. Ей показалось, что что-то случилось, но спросить она не решилась. Хотя бы потому, что сейчас в голове крутился только развод с мужем.
– Он его возненавидит и больше никогда не примет, что бы ни случилось.
– О чем ты говоришь? Он тебя предал, если ты забыла, – не взглянув на Софию, угрюмо сказала Бетани. Она кружилась возле сына, а Рик пыталась болтать с набитым ртом, за что Бет его ругала.
– Я не забыла.
Софи опустошила бокал. Горло сдавило тянущей болью. Она ощущала у себя на шее жгут, который с каждым днем давил все сильнее. Неужели так бывает? Вот так просто все способно сломаться даже сквозь крепкую защиту. Софи подумала о том, что не заслужила такого, а потом поняла, что вероятно натворила в жизни что-то ужасное, если взамен судьба ей «подарила» такой урок. Только она не понимала, чему он должен научить. Что нельзя верить людям? В таком случае жить будет невозможно.
Она перевела взгляд на подругу, увидела любовь к ребенку, улыбку малыша и искрящееся счастье в глазах Бетани и осознала, что могла бы быть на ее месте. Когда у тебя есть ребенок – можно обойтись и без мужа, как живет Бетани Олдридж. Ты становишься сам по себе счастливым, даже если вокруг тебя царит хаос, даже если все рушится. Сейчас она осознала, что у Роберта есть все, даже если больше нет Софи, – у него есть ребенок.
София вызвала такси, когда на часах было почти восемь вечера. Чтобы по-хорошему поговорить с отцом, она не стала пить много вина. Он звонил два раза, но в ответ она отправила смс.
Я скоро буду.
Бетани помахала в окно, держа Рика на руках. Он тоже махал вслед своей маленькой ладонью. Софи взмахнула рукой и села в такси, раздумывая о предстоящем разговоре и ощущая себя подростком, которому нужно признаться в чем-то постыдном. Отец хотел услышать правду, и она решила все рассказать. Хотя бы раз в жизни, когда так запуталась, София решила поделиться с отцом своей проблемой. Раньше она все утаивала, потому что Генри Вуд никогда не понимал дочь, отчего каждый разговор заканчивался спорами и скандалом. Несмотря на его умение разбираться в людях, дочь выросла другого поля ягодой. Они были разные, но Софи знала, что отец ее любил, даже если забывал о ней. Он был так же сломлен, когда остался один, и она понимала его. Именно сейчас, когда потеряла мужа, София понимала своего отца. В моменты, когда он игнорировал ее в детстве, она злилась и думала, что не нужна, а сейчас Софи осознала, почему он так поступал: ей тоже хотелось игнорировать всех.
Когда автомобиль затормозил на Вест-авеню, Софи дернулась. Она не сразу поняла, где находится, а когда водитель улыбчиво посмотрел на нее через плечо, сунула руку в сумку, расплатилась и вышла из машины. Застыла на дороге перед многоэтажным домом. Послышался глухой сигнал автомобиля, и в кармане зажужжал телефон. Снова. В ушах загудело. София ушла с дороги на тротуар, слыша вслед протяжный писк.
Ей нравилось место, где она жила в детстве, и сейчас София вспомнила, как играла во дворе этого самого дома, уже довольно постаревшего. Вспомнила, как с соседскими детьми они кормили кошек и прятались от родителей. Только сейчас здесь все изменилось: цветы и кустарники поредели, растительности почти не осталось – ее заменили качели, песочницы и другие развлечения для детей. Когда-то выкрашенные в округе дома потускнели и обветшали, краска на них облезла. Перед глазами пронеслись подростковые годы и то, как София впервые влюбилась в своего одноклассника. Он провожал ее после школы почти каждый день, но Софи знала, что эта любовь никогда не вырастет во что-то большое. Судьба подтвердила ее мысли уже через месяц, когда парень переехал в другой город. Она говорила всем, что это несправедливо, а когда поступила в университет – поняла, что это случилось к лучшему. Жизнь дает нам только те трудности, через которые мы способны пройти, – так думала семнадцатилетняя София, а сейчас уже не верила в это. Дни после встречи с адвокатом казались мучением, невыносимым и тягостным, как тяжелая ноша на плечах. Мама когда-то говорила, что ее дочь станет сильным человеком, когда вырастет. Оказалась ли она права? Ровно до того момента, пока муж не пришел к Софи с неожиданной правдой.
Она зашагала ко входу, замечая краем глаза машину скорой помощи недалеко. На лифте поднялась на пятый этаж. Дверь в квартиру отца была приоткрыта. Софи напряглась, брови сомкнулись почти на переносице. Глухой стук каблуков раздался по пустому подъезду. София зашла внутрь, и в нос сразу ударил запах больницы, горького кофе и старины.
– Папа?
В гостиной, вне ее поля зрения, кто-то был, но никто не ответил. Негромкий разговор доносился до прихожей. Софи сняла обувь, проходя дальше, и застыла, когда увидела отца и сотрудников скорой помощи.
– Папа!
Глава 7
«Твоя жизнь – это результат твоего собственного выбора»
2010 год, Октябрь
Жизнь Роберта Белфорта была похожа на улей. В офисе стоял неумолкаемый гул, больше напоминающий беспрерывное жужжание пчел. Такой же был в его голове. Роберт постоянно думал. Иногда по делу, а иногда как получалось. Голова трещала, и он не хотел с этим бороться. Он больше ни с чем не хотел бороться. Все теперь как будто не имело смысла. Роберт не находил его ни в одном из своих действий, но продолжал воевать с самим собой, сопротивляться своим тараканам в голове и вечными муками совести. Только к чему вела эта борьба?
Ему казалось, что уже ничего не изменится, как бы он ни старался что-то сделать или исправить. Как можно исправить ситуацию развода с любимой женой, если ты сам допустил это? Роберт потер переносицу и уставился на кишащий «улей». Откуда их взялось столько? Он сидел в небольшом отдельном кабинете с прозрачными перегородками, выдающими себя за стены, и видел все, что происходило за пределами. Изучал и наблюдал. Обычно в офисе было тихо, и сейчас он не мог вспомнить ни одной причины, почему могло собраться столько народу.
Роберт откинулся на спинку кожаного кресла и посмотрел в потолок. Нужно было что-то делать. И с работой, и со своей жизнью. Роберт в очередной раз устроил мозговой штурм и понял, что единственное, что может сделать со своим разводом – оставить все, как есть. Потому что назад пути не было. Софи не сможет простить его вот так, словно ничего не было, как будто все это им обоим приснилось. Будь это сон, Роберт запомнил бы его на всю жизнь в самых ярких красках. Помнил бы для того, чтобы знать – это всего лишь сон. Но суровая реальность, беспощадно уничтожающая его надежду и решающая все за него, говорила об обратном. Нужно было время. Много или мало – неизвестно.
– Эй, чувак!
Кто-то влетел в его кабинет с возгласом и без стука. Роберт испуганно дернулся и встряхнул головой.
– Какого черта, Вилсон?
– Как там дела? Ты подготовил бумаги по делу Агаты? – будто не услышав вопроса Роберта, спросил Вилсон.
Приятель уселся на угол стола, беззаботно болтая ногой в воздухе. Роберт недовольно вздохнул и встал с кресла. Подошел к перегородке, рамы которой были строгого коричневого цвета, и сложил руки на груди. Там все еще стояли шум и переполох.
– Мы что, обанкротились? Что там стряслось? – Роберт повернулся, непонимающе осмотрел Вилсона, витающего где-то в облаках, и кашлянул. – Слезь с моего стола.
Вилсон покорно слез и недовольно что-то пробурчал. Он работал в другом отделе, по делам несовершеннолетних детей, и иногда заходил поговорить к Роберту. Они познакомились на конференции несколько лет назад. С той встречи Вилсон устроился в «Имельду», и за три года совместной работы Роберт понял, что лучше друга, чем Вил, найти было невозможно. Даже учитывая то, что тот нередко выводил из себя.
– Вроде будет проверка, вот все и всполошились. А что там с Софи?
Роберт застыл, затуманено смотря в стену. Его глаза превратились в стеклянную оболочку. Имя жены в последние дни было для него как красная тряпка для быка. В то же время слышать его было слишком больно.
– Ничего. – Отстраненно ответил Роберт и вернулся на свое место. Вил сел на диване в углу и слился с его черным цветом. Как обычно, он был одет в черные брюки и того же цвета поло. Наверняка у Вилсона собралась дома большая коллекция черных вещей, но Роберту казалось, что друг приходит изо дня в день в одном и том же, и только запах свежести и парфюма подтверждал, что это не так. Приятель ничего не стал больше спрашивать и затих. – Надо переслать в суд пару документов, поможешь? Мне нужно отъехать по делам.
– Без проблем.
Роберт нервно поерзал в кресле. Перед глазами замелькало лицо Софи. Он встряхнул головой, но жена никуда не исчезла. Он потер глаза.
– Когда назначили слушание? – нарушил давящую тишину Вилсон.
Его вопрос оказался спасательным кругом и помог освободить голову от мыслей о жене. Теперь Роберт задумался о работе и стал складывать нужные документы в дипломат. Туда же положил телефон. У него затряслись руки и зазвенело в ушах. Перед глазами все внезапно поплыло. Он присел на край кресла на секунду.
– На завтра. В прошлый раз его решили снова перенести. У меня все готово. И этого Формана закрою за компанию. И какого черта Коллинс притащил его? Сядет вместе с ним, – сердито забубнил Роберт, а потом вдруг замолчал, глаза стали пустыми.
– Все нормально? Ты побледнел.
– Нормально, просто Софи… – Роберт понял, что кроме жены в его голове ничего нет. Он оказался не прав, когда сказал, что все готово. Он не был готов к повторному слушанию и совершенно не имел понятия, что делать. По сути, ему помог Коллинс, когда привел лжесвидетеля, и теперь доказательств преднамеренному убийству нет, благодаря чему Агате снизят срок. Все казалось не таким трудным, как в начале. Но как защищать другого человека, когда сам нуждаешься в помощи?
– Дружище, все наладится, вот увидишь. Просто ты немного оступился. Она примет это. Я знаком с Софи с самого начала, и даже при условии, что я не очень хорошо ее знаю… – Вилсон пододвинулся к краю дивана и сложил руки в замок, – она тебя любит.
Роберт уставился на Вила, желая верить в слова друга. Но выглядел Роберт отрешенно и больше походил на манекен, чем на живого человека.
Он кивнул.
– Документы в папке, отправь в течение часа, почту написал на листке.
Уходя, вдруг осознал, что его ждет пугающая неизвестность.
***
– Мне нужно побыстрее ее продать, – Роберт откинулся на спинку стула. Перед ним сидел риелтор. Он оказался тут, когда стало ясно, что квартира не нужна ни Софи, ни Роберту. Она давила на них обоих. Было решено ее продать, а вырученные средства перечислить на счет жены. Вряд ли это будет какая-то крупная сумма, потому и делить ее было бессмысленно. Дополнительно половина накопленных средств за время брака тоже будет переведена Софи. А сам Роберт решил первое время пожить в хостеле. Голова отказывалась принимать на себя бремя с покупкой другой квартиры. Жить одному в своем жилье означало принять, что ты остался один. Он сейчас не мог допустить этого.
– Вы же понимаете, что это не так просто… – с печалью в глазах ответил Балдер Харрис и потер переносицу. В уголках глаз образовались морщины. – Жилье в плохом состоянии. Не столько сама квартира, сколько дом. Его подтвердят на снос в ближайшее время. Может быть, вам лучше дождаться, пока его снесут? Наверняка, взамен предложат что-то получше. – Четко и неутешительно проговорил Балдер.
– Жена не станет ждать, ей нужны деньги в ближайшее время.
Роберт, говоря о Софи, вспоминал, как они заселялись в крохотную, но уютную квартиру. Это было так давно, но казалось, будто вчера. Они заносили коробки с вещами, а потом безудержно смеялись, когда не могли передвигаться по комнатам, потому что вещи заняли почти все небольшое помещение. Разбирать их было еще увлекательнее. Им попадались фотографии, игрушки, открытки со времен знакомства. Тогда они рассматривали их вместе и ностальгировали, не отпуская друг друга из объятий. Время пролетело слишком быстро, и теперь Роберт Белфорт был вынужден вычеркнуть из своей жизни их первое «гнездышко» и воспоминания о нем.
Он подумал о том, чтобы попросить жену подождать с продажей и пожить первое время в квартире или где-нибудь еще, но не смог позвонить снова. Каждое слово, сказанное женой, ударяло под дых. Он отправил Софи сообщение.
– У нас мало шансов, – словно подтверждая верное решение Роберта, сказал Балдер. Риелтор стал перебирать документы, перекладывая их из одной стопки в другую и исподлобья наблюдая за клиентом. Прядь из его длинной стрижки упала на лоб. Глаза сочувственно погасли. А Роберт замер, зажав в руке телефон. В мыслях снова образовался рой. «Все случается к лучшему» – так говорили его родители при каждой неудаче, и он учился принимать эту истину раз за разом, при каждом падении, но сейчас отказывался верить в привычную правду. Он не мог принять тот факт, что потерять любимого человека – к лучшему.
Телефон завибрировал. На экране высветилось имя жены и сообщение.
Пусть так. Я поживу у Бетани.
Роберт выдохнул с неким облегчением. У него еще будет время на то, чтобы вспомнить все снова и окончательно расстаться с жизнью в их старой квартире. Это был маленький шанс. Роберт поверил в то, что это может быть надеждой.
Балдер тем временем без зазрений наблюдал за Робертом, удобно сложив руки на столе. Он коротко улыбнулся.
– Отменяем продажу, – Роберт взял в руки пальто и дипломат, встал со стула, задерживая взгляд на Балдере. – Спасибо и хорошего вечера.
Благодарно кивнув, Роберт вышел из кабинета, не услышав ничего в ответ.
***
Когда секретарь объявил дело, Роберт подошел и заявил о своем присутствии. Через боковую дверь зала суда привели Агату Никсон. Обвиняемая встала рядом с адвокатом, со скованными руками, в оранжевом тюремном комбинезоне. Роберт молчал. Он оглядел подсудимую с сожалением, прекрасно зная, что не сможет освободить ее от приговора. Но поможет уменьшить срок, что для нее являлось не меньшей радостью. Агата знала, что совершила убийство. Непреднамеренное, не желаемое, просто по неосторожности, но совершила. В редких случаях удается спасти от заключения под стражу при таком раскладе, и Агата не оказалась исключением.
Пока судья зачитывал приговор по пунктам, обосновывая почти каждый доказательствами или их отсутствием, Роберт изредка поглядывал на Агату. Она с горечью проглатывала каждое слово, звучавшее из уст судьи Крофтона, и казалось, что они застревали в горле. С каждым предложением, эхом разносившимся по залу, она сильнее сжимала глаза. Через пару минут по ее щекам потекли слезы. Агата хотела быть на свободе, как и все остальные, и хотела быть рядом со своим сыном. Но ей повезло хотя бы в том, что ребенок не будет переведен в детский дом, о сыне сможет позаботиться бабушка, и дело по опеке уже почти закончено. Зал еле слышно шумел, а когда судья огласил срок в семь лет с возможностью условно досрочного освобождения, где-то в третьем ряду зарыдала женщина. Это была мать Агаты. Во втором ряду на другой стороне были слышны возгласы «Так ее! Так ее! Убийца!» от матери погибшего. Кто-то шептался, что срок слишком мал, а кто-то наоборот. Судья ударил молотком, и все стихли. Звенящая тишина давила на Роберта, но он привык. И к напряжению во время слушаний, и к тому, что не всегда может помочь клиенту. Ему не удавалось спасти каждого. И даже деньги ничего не решали. Когда совершаешь поступок против закона – не имей надежды на лучшее. Суд не обойти, если действительно нет никаких зацепок или причин для оправдания. В этом случае их практически не было. Роберт был уверен, что даже первоклассный адвокат не смог бы добиться освобождения из-под стражи.
– На этом слушание закончено, прошу всех освободить зал суда, – еще один удар молотком, и судья Крофтон покинул зал. Агата с благодарностью кивнула своему адвокату, а потом что-то сказала матери, та разрыдалась еще больше и отказалась уходить. Подсудимая все еще плакала, но ее губы тронула полуулыбка, когда Роберт прошептал еле слышное «Прости». Ему не за что было просить прощения, ведь он всего лишь адвокат, а не волшебник. Он не мог изменить прошлое, наколдовать нужные факты и доказательства, которые бы помогли следствию, но по-человечески он чувствовал себя отчасти виноватым. Он мог построить логическую цепочку, постараться придумать выход, но Агата не смогла помочь самой себе хотя бы потому, что ни разу не обратилась с побоями в полицию. Роберт точно сожалел, но спокойно принял факт того, что не смог добиться лучшего результата. Он сумел уменьшить срок – это было небольшой победой.
– Верните! Верните мою дочь! Она никого не убивала! – слышалось уже позади. Остаться утешить мать подсудимой он был не в силах. Роберт покинул зал почти последним, напоследок взглянув вслед Агате Никсон. Он сделал все, что мог.
Теперь ему оставалось сделать что-то со своей жизнью. Заседание отвлекло его от развода и предстоящего суда с женой. Если здесь, на стороне защиты, он чувствовал себя спокойно, то в новых для него обстоятельствах, стоя на месте клиента, ему точно придется нелегко. Сейчас он отказывался верить в происходящее и все еще думал, что это сон.
После слушания Роберт сел в такси, назвав адрес Мидуэй-роуд, 370. Даже проговаривать привычную улицу и дом оказалось тяжело. Каждый звук будто колол горло и язык. И пока Роберт ехал, думал о том, что его ждет. За окном быстро проносились парки, улицы и постройки, хотя казалось, что ехали они чересчур медленно. Как в замедленной съемке перед глазами пронеслась свадьба с Софи и встреча с ней и адвокатом. Все закончилось не так, как они когда-то мечтали. Водитель что-то спросил, но Роберт не услышал и промолчал. Вокруг него образовался вакуум, звуки стихли, картины за стеклом размазались. Но Роберт вдруг отчетливо услышал песню, играющую в машине.