– Эх… Не стала бы говорить… Но у тебя, видать, в сердце интерес. Ты хоть и из этих, но не подослали тебя. Ты… – старушка перешла на совсем уж тихий шёпот: – Ты к Жабе сходи.
– Кто это? – от возродившейся надежды у меня бешено застучало сердце.
– Травница наша. Дикая совсем, на болоте живёт. Там, по правде, все наши травницы испокон веку жили, все как одна на жаб похожи. Видать, другие в сырости не приживаются!
Старушка тихонько рассмеялась своей шутке. Мне же было не до смеха. В мои планы не входило, что меня выпрут из деревни. Экипаж пойдёт обратно лишь вечером следующего дня, и я рассчитывала переночевать у старосты.
– А у неё остаться на ночь можно будет? – нерешительно спросила я.
– Спать на болотах! – воскликнула старушка и тут же, опомнившись, зашептала: – И думать забудь!
– Что, повешенник придёт и укусит за бочок? – хмуро спросила я.
Старушка, конечно, не поняла.
– Знаешь… Ткачиху нашу найди. Она у дальних ворот живёт. Скажешь, что я послала – пустит. Не любит моего сынка, всё наперекор творит. Только рукой своей не маши. Тряпкой замотай, что ль…
На этом старушка, не прощаясь, захлопнула окно.
Я осталась одна среди сияющей серости. Солнце несмело выглядывало из прорех в облачном полотне. Туман разбежался, лишь оборванными клочьями стелился у холмов. Обойдя деревню по периметру, я нашла то, что считалось дальними воротами – покосившаяся двустворчатая калитка держалась на каких-то обрывках верёвки. За оградой паслись козы и несколько овец. Дом ткачихи я опознала сразу – он здесь стоял единственный, накренившись набок, в отдалении от остальных. Мне дико не хотелось заходить, и я решила послушаться своих ощущений – ведь я же из этих! Может, это во мне колдовские силы проснулись! В конце концов, если Жаба не пустит ночевать, я вернусь и попрошусь к ткачихе.
Ориентируясь на детские голоса, я покинула границы деревни и вышла к дорожке, с которой и началось моё знакомство с Мёрзлыми топями. Дети играли в местные салочки. По крайней мере, так это выглядело. Я уже не была уверена ни в чём, что касалось детей в этом мире. Присев на поваленный ствол дерева, лежащий у обочины, я достала буханку хлеба и принялась отщипывать по маленькому кусочку, чтобы растянуть свой скудный обед.
Обнажённый, трепетал последними жёлтыми листьями редкий лес. Как ни парадоксально, без молочного покрывала местность выглядела ещё унылее. Утром и правда можно было бояться того, кто в тумане ходит. Сейчас же было очевидно, что ходила в нём только я. Вот через это самое поле, которое не казалось больше бесконечным. Правее в прозрачной дымке высился силуэт мельницы и других хозяйственных построек, у одной из которых толпились люди – очевидно, курятник.
Подошла хромая девочка и протянула руку.
– Дай.
– А мне что за это будет? – огрызнулась я.
– Сказка!
Я отломила приличный кусок хлеба и повертела у девочки перед лицом, но в руки не дала.
– Скажи, где Жаба живёт.
– На болоте, ясно дело! Давай хлеб!
– Как до неё добраться?
– Тебе почто?
Я прикрыла глаза и выдохнула. Как же меня раздражала эта их местная манера вместо ответа задавать вопрос!
– Шебуршицу ловить будем!
Девочка прыснула. Смеялась она не так, как городская Армина, не фейерверком радости, а тихонько, в кулак, как будто покашливая.
– Как ты её поймаешь, она через все преграды проходит! Это она тебя – хвать!
Девочка попыталась выхватить хлеб, но я оттолкнула её, встала во весь свой немалый рост и подняла руку. Я сама себя не узнавала – тётушка бы сейчас запричитала, что я веду себя кошмарно и низвожу себя до уровня этого невоспитанного ребёнка. Но тётушкин голос был навеки изгнан из моей головы, а я была слишком голодной и злой, чтобы просто так жертвовать обедом и, вероятно, ужином.
– Ну да-ай! – ныла девочка, а я на её глазах отломила кусочек и сунула себе в рот.
– Так что там с Жабой?
– Я бы не пошла! Наплетёт всякого, распущай потом!
– А я не спрашиваю, пошла бы ты или нет! Мне как дойти?
– Через Ослиную рощу, – девочка махнула в сторону леса, – пройдёшь к старому кипарису. В сторону ветвей иди, пока к болотам не выйдешь. А там уж мостки есть, не заблудишься. Хлеб давай!
Я опустила руку, девочка выхватила буханку, отскочила и тут же стала запихивать в рот, как будто не ела сутки. Мне стало её жалко. И стыдно за себя. Я-то избалована кулинарными экспериментами Эллы, а у них тут вряд ли даже яблоки растут…
– А зовут-то её на самом деле как?
– Так я тебе и сказала! – с набитым ртом ответила девочка.
Я отломила половину от оставшегося куска хлеба и отдала ей.
– Не знает никто! Она ж травница, ей имя беречь надо. А тебе вообще даже из деревенских никто своё имя не скажет, ты чужая.
Я не поверила:
– А староста как же?
– «Нун» значит «теперешний», ясно?
Всё мне было ясно. Я отряхнула плащ от крошек хлеба, поборов желание собрать их все и съесть, и направилась к Ослиной роще.
Лесок только издалека казался редким. Между тонких берёзок и осин росли кустарники и пробивались высокие травы, уже засохшие, и, если бы не протоптанная дорожка, кое-где даже присыпанная камешками, пройти было бы затруднительно. Правда, она была покрыта опавшими листьями, потемневшими и скользкими, под которыми скрывалась размокшая глина. Мои сапоги во время утренней прогулки покрылись корочкой грязи, так что новый слой уже не мог им повредить.
Пахло грибами; ветер шумел в ветвях, стряхивая капельки воды и листья. Я хотела повеселить себя, придумывая истории про повешенника и шебуршицу, но вместо этого только напугалась. Хоть и было холодно, я даже капюшон не стала надевать, чтобы не перекрыть часть обзора.
Кипарис я опознала не сразу. Мне представлялась вечнозелёная свечка, стройная, устремлённая ввысь. Моему же взгляду предстал необъятный серый ствол, весь перекрученный, шишковатый и бугристый. Он не сказать чтобы устремлялся ввысь, скорее, карабкался к облакам, извиваясь, цепляясь за потоки ветра, чтобы раскинуть на высоте, доступной лишь птицам, зелёные облачка ветвей, покрытых листвой.
Я долго смотрела наверх, а когда опустила взгляд, увидела за деревом ряды камней. Это было деревенское кладбище.
Я прислонилась спиной к стволу, присела на корточки и расплакалась.
Разве так должны выглядеть приключения? Почему Джей не предупредил меня? Почему вообще не пошёл со мной?
И почему люди такие злые! Ладно ещё деревенские, но эти, из экипажа! Хиппи этот, с людьми он любит общаться! Старушка лавандой вся обсыпалась – наверное, успокаивается так сама, старая карга…
Я злилась всё больше, и злость согревала не хуже костра.
Староста тоже хорош – кстати, табак он обратно в сумку не закинул. Двуличный гад… А возница мог бы проехать чуть дальше – поездка стоила, как экспресс в моём родном мире, при этом значительно уступая ему в комфорте.