Проект «Миссури»

Машину слегка тряхнуло на повороте. Алина коснулась плеча Андрея; вздрогнула, отстранилась. Совершенно чужой человек. Исключительно деловые отношения. С чего это он взял?…

– Я не…

– Ты нервничаешь. Еще на жеребьевке. Нет, ты неплохо держалась: думаю, я один заметил… Так в чем дело?

Да – он ведь еще не знает. Он!.. как она могла забыть… но сказать не было случая. Алина прикусила губу и наконец-то нахмурилась. Машина уже подъезжала к офису; быстрее, никто из команды не должен догадаться. Вернее, они всегда считали, что так оно и есть. И для них должно оставаться непререкаемой аксиомой решение, которое она приняла каких-нибудь два часа назад.

– Сделайте погромче, – попросила она водителя.

И под мажорную музыку – слава богу, уже другую, – шепнула:

– Андрей, мы идем на победу. Уже сейчас.

Его брови взъехали:

– Да ну?

И тут Алина по-настоящему разозлилась. Вот оно что! – ему вся эта предвыборная кампания представлялась игрой, забавной и ни к чему не обязывающей. Повод проверить на большой аудитории свое обаяние, отточить красноречие и пораспускать вовсю перья перед зеркалом электората. А заодно продегустировать «поляны» в селах и местечках, пощупать региональных красоток и даже – свежая идея, подброшенная женой, – популярных певи…

Пробный шар, – она сама его так настроила. И дура!.. стратегические планы следовало держать при себе, а теперь… Попробуй переориентировать его на серьезное дело! Не за пять лет – за пять минут оставшейся дороги до офиса…

– Я встретила на презентации Цыбу, – скороговоркой сквозь зубы, – и, знаешь, он очень нехорошо пошутил. Он сказал…

Андрей облегченно вздохнул:

– Расслабься. У вашего Цыбы никогда не было чувства юмора.

– … Он сказал: сделайте нам интересные выборы, это ведь в последний раз… или что-то вроде того.

– И?

Алина сжала кулаки. Напрягла руки, грудь, шею, все тело… сосчитала до трех… сбросила напряжение. Спокойно, совершенно спокойно:

– Цыба, как ты помнишь, тоже выпускник «Миссури». И он единственный – во всяком случае, на нашем потоке, – поступил туда по большому блату. И вообще… не думаю, что ты забыл.

– Ничего я не забыл. Но тем более! Ничтожество, я всегда говорил. А ты…

– Он знает, Андрей. Он не стал бы просто так… Он ЗНАЕТ.

Водитель припарковал машину и разом отключил мотор и музыку. Тишина ударила по голове; Алина поспешила распахнуть дверцу, впуская весенний уличный шум.

Андрей вышел с другой стороны и успел обойти вокруг автомобиля, чтобы подать ей руку. Он улыбался. Светло и искристо, словно бокал шампанского на просвет. Как всегда.

– Ты слегка зациклилась на своей концепции, – сказал он, не снимая улыбки. – «Миссури», «Миссури»… ну сколько можно! Не забывай, что ты и сама его закончила.

Входная дверь захлопнула солнце, и лампы дневного света по контрасту показались тусклыми болотными огоньками. Алина резко отвернулась к лифту, нажала на кнопку.

Да, она и сама.

Он не мог сильнее унизить ее.

Наталья, первый курс

… И как всегда, на самом интересном месте затрезвонил будильник. Я его когда-нибудь расколочу. Прямо у Хулиты на башке.

Я повернулась на другой бок и натянула на макушку одеяло. И все равно слышала, как девки подорвались и начали собираться. Нет, я не догоняю: сегодня же первой парой лекция по информатике, муть голубая, и старшие курсы рассказывали, что Зебра по-любому всем ставит. Но Хулита у нас, понимаешь, умная. Ленка – дура дурой, но все за ней повторяет. И не дают человеку поспать. Вот, и свет врубили, стервы!..

– Где мой конспект? – возмущалась Хулита. – Слышишь, Лен, вчера дала Наташке списать… и куда она могла его сунуть? Будить не хочется…

Она у нас добрая. Если б еще не такая умная, было бы вообще неплохо. А конспект я одолжила ребятам из четыреста пятой, но если сказать, она, пожалуй, не так поймет. Не хочет будить – и не надо.

– Я макароны варю, да, Юль? – подала писклявый голос Ленка. – На двоих. А Лановая сама себе потом…

– Да, вари. Ну где ж он может быть?…

– Дуры вы обе, – сказал Русланчик. – Натали, подвинься. Какие у вас в общаге узкие кровати… вот так. Хорошо…

И я догнала, что снова сплю.

… Когда проснулась, на проклятом Хулитином будильнике было пол-одиннадцатого. По-хорошему, еще бы спать и спать: но интересный сон кончился, пошла какая-то фигня. Я потянулась и сбросила одеяло. Если поторопиться как следует, можно успеть на вторую пару, испанский. А если не торопиться – то на третью, к Вениаминычу. Поспешишь – людей насмешишь. Спишу потом у Хулиты, она у нас главная испанка. А Русланчик все равно в английской группе.

Так что я не спеша поднялась, набросила халатик – модный, тигровый, матушка недавно из Турции привезла, – причесалась и щедро намазала физию Ленкиным кремом. Он у нее от прыщей, только ни капельки не помогает, – а мне в самый раз. Сбрызнулась Ленкиными же духами и пошла варить макароны.

На кухне, конечно, опять был жуткий свинарник. Пол немытый, раковина забилась, возле мусоропровода бутылки и всякая гадость. По графику дежурила четыреста восьмая: ну попадитесь только! И плита горела в четыре вечных огня, хотя заняты были только две конфорки: на одной исходил диким свистом чей-то чайник, а на другой жарил яичницу Линичук из четыреста пятой.

– Привет, Наташа.

Я небрежно кивнула. У них в четыреста пятой один Женечка ничего, а так и пощупать нечего. И вообще я не по общаговским; ну, Вовик с третьего курса не в счет. Встречаться надо с местными пацанами, а эти… Конспекты даю по-соседски, тем более что не свои, но клеиться не фиг. Хотя халатик мой, тигреночек-мини, – он всех впечатляет, знаю.

Линичук пялился на мои ноги, а яичница у него на сковороде уже исходила черным дымом. Еще, к чертям, волосы провоняют; ну его.

– Подгорает, – сообщила я. – Яйца твои горят, Гендель.

Прикол получился – супер, но этот задохлик и не улыбнулся. Хорошо хоть, сковороду с плиты убрал и держал на весу. Я подошла ближе и поставила на огонь кастрюлю; подумала и перекинула на подоконник чужой чайник, сипевший из последних сил. Я тоже добрая – иногда.

– Гэндальф, – вдруг сказал Линичук. – Гэн-дальф. Слушай, Наташка, давно хочу тебя спросить: как ты поступила в «Миссури»? Математика… сочинение… как?!

Видок у него был дурацкий: круглые гляделки и сковородка в согнутой руке. Вопрос, похоже, шел из самой глубины души. И я нежным голосом ответила:

– Молча.

Могла бы сказать: не твое собачье дело. Но, думаю, и так понял. Он у нас тоже умный – Гэн-дальф. Имечко, однако.

Тут на блоке раздался жуткий топот, и через две секунды в кухню влетела Алька из четыреста восьмой. Я встала в боевую позицию и уже открыла рот – дежурство! – но она проскочила мимо, метнулась к плите и умудрилась завопить первая:

– Где мой чайник?!

– На подоконнике, – отозвался Линичук. – Наташа сняла.