В эпизодах. (Сборник рассказов)

И она не успела досчитать.

* * *

Лес оказался нестрашным. Хоть это был и Лес.

К середине утра, когда они вступили, наконец, на опушку, туман осел и разошелся, и между стволами протянулись светлые полосы. Блестела роса, шелестел под ногами подлесок, хрустели, ломаясь, тонкие веточки. Больше Лес не издавал ни звука.

Мужчины тоже шли молча. И папа, и Нед, и все. Вместе их почему-то оказалось все-таки двенадцать. Но, может быть, это не настолько важно.

Некоторые деревья были голые, облетевшие, дрожащие последними скрученными листьями. Другие – мощные, подпирающие толстыми ветками темные раскидистые кроны. Третьи щетинились голубоватыми иголками, с четвертых облезала завитками красноватая кора. Все их Эппл видела как минимум в школьных фильмах, а кое-какие и живьем в поселке. Но здесь они росли вместе, переплетаясь ветками и корнями, и это был Лес. Лес, который гораздо лучше знает, что делать с людьми, чем люди – как договариваться с ним, Лесом.

– Не устала? – спросил Нед.

Эппл, не глядя, помотала головой. Расправила плечи под лямками рюкзака.

Мужчины шли. Дождевика не снял пока никто, но многие посбрасывали капюшоны, ритмично темнея рубчатыми пирамидками одинаковых шапок. Шапки все равно не спасают. Кого-нибудь одного – она точно не спасет. Хоть бы не папу, прикусила губу Эппл. И не Неда.

– Еще немного, и будет привал, – сказал он. Ободряюще, как маленькой.

Она посмотрела на него быстро, украдкой. Капюшон Неда распластался по плечам, а из-под шапки тут и там вырывались наружу, словно языки пламени, блестящие влажные волосы.

Эппл вскрикнула. Чуть слышно, прикрыв рот ладонью.

Он улыбнулся. Не понял.

* * *

– Какая, к черту, наука, – сказал худощавый нервный мужчина. – Какие, к черту, исследования.

– Какие уж есть, – отозвался другой, грустный, темноглазый.

Эппл слушала. В поселке об этом давно уже не говорили – а здесь, в Лесу, оказывается, до сих пор. Впрочем, о чем еще здесь можно было говорить.

Они сидели на примятой траве плотным кружком. Огонь спиртовки под котелком горел беззвучными бледно-синеватыми лепестками, неуютный, совсем не похожий на костер. Не может же быть костра в Лесу.

– Перестаньте, никаких нет, – махнул рукой худощавый. – Мы тупо совершаем одни и те же движения, в которые не вкладываем ни малейшего смысла. Если он и есть, то его вложили за нас. И знаете, как это называется?..

– Не совсем так, – возразил Нед. – Все-таки за эти годы удалось вывести закономерность, что уже немало. Закономерность, благодаря которой мы, как ни крути, спасаем людей.

– Люди все равно умирают.

– Да, но в разы меньше, чем… до. Раньше.

Эппл не хотела смотреть на папу. И все-таки глянула, и залипла, не смогла отвести взгляда. Папа сидел прямой и странно безмятежный, будто не слышал, будто его и не было здесь. Он единственный почему-то до сих не снял дождевика и даже не откинул капюшона. На полиэтилене, сквозь который смутно просвечивала шапка, горел белый солнечный блик.

– Есть такое слово – ритуал, – все больше раздражаясь, говорил худощавый. – Магический, мистический, религиозный, какой хотите. Ритуал жертвоприношения, которое у нас почему-то принимают, да и то, возможно, нам  только кажется. Ритуал – и ничего больше. Никаких исследований, никакой науки, никаких подвижек вперед. Ни-че-го!

– Можно относиться по-разному… – начал темноглазый.

– От этого ничего не изменится.

– Да, – внезапно согласился Нед, и его согласие прозвучало гулко, как отдаленный выстрел, разом породив тишину. – Так сложились обстоятельства, и все это знают. Мы просто не имеем права что-то менять.

Эппл съежилась: ей показалось вдруг, будто на ней сосредоточились все до единого взгляды, сфокусировались пучком солнечных лучей на линзе. Негромко, словно шепотом, забурлил котелок на спиртовке. А Лес, обступивший кругом, по-прежнему молчал. Может быть, даже и слушал.

– Эппл, – подал голос папа, и она вздрогнула. – Давай, разливай концентрат.

* * *

Главное – беречь волосы. Ни единой волосиночки не выпускать из-под шапки. Если самый тонкий волос коснется самой хрупкой веточки – это все. Страшнее ничего не может случиться.

Но даже касание – необязательно. Мама никогда не была в Лесу.

Последние дни она лежала уже совершенно бестелесная, белая до синевы, почти невидимая в массе волос, заполонивших спутанными волнами всю кровать, спадавших на пол, тянувшихся к двери длинными прядями. Волосы блестели и переливались, в них пульсировала чуждая жизнь, хищная, беспощадная. Они легко обламывались и сочились кровью; мама стонала. А потом, после – ссохлись, осыпались, почти невесомые и тусклые, как мертвая трава…

Давно, раньше, когда только началась эпидемия, всех детей в поселке постригли наголо, и Эппл тоже. Взрослые думали тогда, что это может помочь. Думали, что поможет карантин, изоляция, строжайший запрет на посещение Леса. Лихорадочно исследовали генетический материал, изобретали все новые сыворотки и лекарства, которые не помогали тоже. И отправляли одну за другой исследовательские экспедиции в Лес…

Что все происходящее завязано на нем, на Лесе, было ясно с самого начала. Лес всегда умел дать понять. Все, что считал нужным.

И в конце концов, после мучительных лет проб, ошибок, сопоставлений и выводов стало очевидно: это единственный, пускай бессмысленный на первый взгляд, но компромиссный вариант; только так и возможно договориться.

Чтобы раз в полгода в условленное время уходили в Лес тринадцать человек.

И двенадцать – как правило, возвращались назад.

* * *

Тонкие серебристые иглы усеивали землю, гася до полной беззвучности шорох шагов. Лес потемнел и сгустился, прямо над головами качались разлапистые ветки с живыми иголками, похожими на пучки седых волос. Эппл пригибалась, забирала в горсть под подбородком скользкие края капюшона. Другую ее руку крепко сжимал в ладони папа. А Нед шагал где-то впереди, и держаться, как уговаривались, рядом с ним, у Эппл никак не получалось.

– Не устала?

Почему все спрашивают одно и то же?

– Нет.

– Скоро придем. Ты леску не забыла?

– Взяла. Точно взяла.

– Молодец.

Там, на поляне, худощавый с Недом заспорили было, куда именно идти, мнения разделились на несколько разновекторных и равноправных направлений, папа повысил голос – но потом как-то сразу договорились, устаканили, согласовали маршрут. И теперь шли молча и целеустремленно, в ритмичном ударном темпе. Прямо в темнеющую переплетением ветвей непролазную чащу впереди. Где уж точно не поможет никакая шапка.

– Папа?.. – спросила Эппл.

Дома с ним теперь совсем не получалось поговорить. Но здесь, в Лесу, наверное, можно попробовать.

– Да, Эппл?