Левый берег Стикса

Он оторвался от нее, и они посмотрели друг на друга мутными от желания глазами.

– Милый… – сказала она, – если я скажу, что меня еще никто так не целовал, ты мне поверишь?

– Это, конечно, неправда, но мне почему-то хочется верить.

– Но это правда. Хотя я не могу сказать, что прекрасно обходилась без этого.

– Вот теперь я тебе верю. Они рассмеялись.

– Я пойду в ванную, а ты постели постель.

– Хорошо. Полотенца чистые.

– Ты это уже говорил. – Да?

– Ты ведь знал, что этим сегодня кончится?

– Этим все начнется.

– Я верю, потому что хочу верить.

– Ты веришь, потому что знаешь, что это правда.

Она стояла под струями теплой воды и наслаждалась ожиданием. Это было восхитительно – знать, что через несколько минут тебя обнимут теплые нежные руки, что сегодня вечером рядом с тобой будет любимый человек. Это чудо. Еще год назад она не знала его, никогда не видела. А сегодня – ближе его у нее никого нет. И, даст Бог, она уже не будет одинока. Она не боялась показаться неопытной, разве это имеет значение? Разве что-нибудь имеет значение, когда происходит Чудо?

Диана вышла из ванной и скользнула под легкое одеяло, всей кожей ощущая свежесть накрахмаленных простыней. Она всегда любила спать обнаженной, но сейчас воспринимала свою наготу по-другому. Это было женское ощущение. Он никогда не видел ее тела и сейчас увидит впервые. Повинуясь порыву, она убрала одеяло и забросила руки за голову. Ей хотелось, что бы он увидел ее, когда войдет.

Бра освещало комнату неравномерно, и изножье кровати тонуло в сумерках, темнота затаилась в углах и за окнами.

«Словно покрытый снегом остров, – подумала Диана, – и на этом острове мы вдвоем».

Они лежали, крепко прижавшись друг к другу. Переплетясь ногами и не размыкая объятий.

– Я счастлива, – сказала Диана, – что у нас это случилось. Я счастлива, что ты мой первый мужчина, я счастлива, что было так хорошо. И просто потому, что ты есть.

– Я не сделал тебе больно?

– Нет. Я почти ничего не почувствовала. Но мы испачкали кровью твое белье.

– Ерунда. Так, маленькое пятнышко.

– И не только кровью. В комнате просто пахнет сексом. Она тихонько рассмеялась.

– Мне нравится этот запах. Мне нравишься ты. Мне очень понравилось то, что мы с тобой делали.

– Я обещаю тебе, что будет еще лучше.

– Ты врешь. Лучше не бывает.

– Бывает, Ди. Для нас с тобой каждый раз будет еще лучше. Я люблю тебя.

– Я люблю тебя тоже. Мне кажется, что я летала. У меня совсем нет сил.

– Ты останешься у меня сегодня?

– Надо позвонить маме.

– Ты останешься у меня завтра?

– Да. Но мама будет ужасно огорчена.

– Чем?

– Моим поведением. И папа тоже.

– Может быть, они будут за тебя рады. Давай завтра я с ними познакомлюсь.

Она засыпала.

– Милый, у меня нет сил. Я не в том состоянии, чтобы думать о завтрашнем дне. Я хочу думать только о сегодня. Который час?

– Восемь пятнадцать.

– Разбуди меня через час, милый.

Через час она позвонила домой и сказала, что ночует у подруги.

Через неделю переехала к нему.

Через месяц они стали мужем и женой, а к концу года на свет появился Марк Константинович Краснов. Горластый, толстощекий малыш с живыми, как ртуть, глазами. Родители были молоды и счастливы. Жизнь была прекрасна. Впереди был новый, 1986 год. Год больших перемен.

Часть вторая

День казался бесконечным. Диана чувствовала себя постаревшей на добрый десяток лет.

Солнце падало за лес, еще отсверкивая на речной глади, но свет его уже стал нежно-золотистым, и в нем появились первые красноватые блики. Ветер перед закатом словно умирал – у него не было сил тревожить тяжелые кроны сосен, и он трогал ветви совсем тихо, лишь шевеля длинные, плотные на ощупь иглы.

Чуть дальше, в чаще, темнота уже успела упасть на землю, покрытую толстым слоем осыпавшейся хвои. Лучи солнца сюда не проникали, запах подопрелых сосновых игл стелился над самой почвой, пряный и тяжелый. Это был первобытный лес, сохраненный военными как заповедник. Двести тысяч гектаров чащи, болот, озер, лесных речушек, буйных кустарников отводились для охоты генералитета, для его вельможных забав были выстроены охотничий домик и несколько легких коттеджей.

В этих местах было несчетное множество кабанов, оленей, лисиц и прочей живности, озера полны жирными ленивыми карасями, а осенью хвойный ковер приподнимали крепкие, яркие головки грибов. Удивительней всего, что в лесных озерах, тихих и мрачных, прижился лотос, настоящий лотос – и в июле-августе озера Княгиня, Три Собаки и Кабанье укрывались потрясающим воображение розово-перламутровым ковром.

В лес было страшно заходить и зимой, и летом – так величествен, могуч и дик он был. А по ночам он казался особо таинственным и злым, и пах, как зверь в засаде, – мускусом, страхом и свежим острым запахом опасности.

Лукьяненко и компания, как она и предполагала, расположились внизу. Один из охранников хозяйничал на кухне: звенела посуда, посвистывал на плите чайник. Они явно осваивались, но говорили по-прежнему мало, обменивались одиночными репликами, короткими фразами – ну точно киногерои. В общем, следили за имиджем и старались не выходить из образа.

Диана не могла не отметить определенного рода наигрыш в их поведении, но уже не иронизировала внутренне по этому поводу. Они исполняли роль «крутых парней», а значит, были ими. Желания проверить, действительно ли они вжились в роль, у Дианы не возникало, а при виде Лукьяненко она испытывала теперь такие приступы омерзения, что даже страх не шел с ними ни в какое сравнение.

Она воспользовалась тем, что Марик прилип к телевизору, а Дашка вытащила из шкафа домик Барби, и занялась уборкой. А на самом деле – подбором вещей, которые могли бы понадобиться ей ночью.