Возможности любовного романа

Дело в том, что помимо социологии я изучал еще и театральную драматургию в Академии музыкальных и сценических искусств имени Яначека. Это такое учебное заведение, куда двадцатилетний актер мог заявиться после ночи, проведенной в знаменитом круглосуточном баре по соседству, и, рыгнув, возгласить: “А теперь слушайте меня, вы, ублюдки: однажды нам всем придется отвечать за свою преждевременную смерть”.

– Ярда, что ты опять несешь?

– Я?! Ну ты и козел! Это же Антонен Арто…

– Что, правда?

В общем, моя первая альма-матер и Академия кое-чем разнились. Если на социологическом факультете взращивали критическое мышление и пожинали интеллектуальный скепсис, то на театральном “воспитывали творческих личностей”, как бесхитростно выразился в самом начале нашей учебы один из преподавателей.

Это воспитание имело, естественно, свою специфику, заключавшуюся прежде всего в том, что воспитывать творческую личность могла только другая творческая личность; ученик получал посвящение от учителя, как в тибетском буддизме. От факультета социологии Академия отличалась чуть более свободным духом и намного более индивидуальным подходом, хотя воспринять эти добродетели удавалось не всем. Как ни парадоксально, главная трудность состояла в том, что из некоторых адептов творческие личности вылуплялись слишком быстро, как попкорн из кукурузных зерен в микроволновке. Так что буквально в начале второго курса не в одной студии приходилось поднимать потолки, чтобы этим личностям хватало там места и не приходилось горбиться.

Процесс обучения в Академии в общем-то сводился к эпизодическому подбиранию крох святости со стола безумца.

Например, изредка у нас объявлялся русский режиссер, настоящий богатырь, который всю жизнь разъезжал между Москвой и Петербургом, а теперь, прямо как Наполеон на Эльбу, оказался временно сослан в Брно[4 - …изредка у нас объявлялся русский режиссер, настоящий богатырь, который всю жизнь разъезжал между Москвой и Петербургом, а теперь, прямо как Наполеон на Эльбу, оказался временно сослан в Брно. – По всей видимости, речь идет о Сергее Федотове (род. 1961), с 1998 года регулярно приезжавшем в Чехию как приглашенный режиссер и преподававшем на театральных факультетах в Праге и Брно. В 2003 году Федотов поставил “Идиота” Достоевского на сцене остравского Театра имени Петра Безруча (Люция Жачкова, сыгравшая в этом спектакле Настасью Филипповну, была удостоена престижной театральной премии Альфреда Радока в номинации “Талант года”). Федотов, очевидно, стал прототипом еще одного литературного героя: в рассказе “Русский человек” (Rusk? clovek) из дебютного прозаического сборника Яна Немеца “Этюд в четыре руки” (Hra pro ctyri ruce) тоже появляется русский театральный режиссер (на этот раз названный по имени – Сергей), который ставит со студентами “Идиота”.]. Первым делом он запрещал студенткам ходить на занятия в джинсах и кедах, потому что актриса прежде всего должна быть красивой, так что на будущее – только платье и туфли на каблуке. Введя эти ограничительные меры, от которых мои прошаренные друзья с отделения гендерных исследований пришли бы в неописуемый ужас, он пускался репетировать с нами Достоевского, куря одну за другой прямо в аудитории сигареты и рассуждая о том, что значит ставить Федора Михайловича в мире без Бога. Непосвященному могло показаться, что это значит беспрерывно курить и бросать на местную версию Настасьи Филипповны пылкие взгляды, которые при всем старании нельзя было счесть режиссерскими указаниями. Но именно в этом-то и состояло преимущество Академии. Здесь все еще задавались по-настоящему важными вопросами, уже не интересовавшими социологию; правда, платой за это была терпимость ко всяким побочным эффектам, сопровождавшим безуспешные поиски ответов на те самые вопросы, – к болезненному нарциссизму, разнообразным пагубным привычкам, хронической депрессии, а в более легких случаях – к несносному самодовольству и неискоренимой бестактности. Прямо-таки сборная Парнаса в привычном основном составе.

В этом смысле сильное впечатление произвел на меня один семинар, который – так уж получилось – тоже вела режиссер из России. Дама с волосами цвета воронова крыла со скрипом поднялась по деревянным ступеням в наше гнездо, пристроившееся под самой крышей, села на обшарпанный стул, задумчиво поглядела на верхушки церковных шпилей и произнесла: “По-настоящему изменить человека могут только любовь и смерть. Слышите, дети? Любовь и смерть – ничто другое вас не изменит. Ни о чем другом и говорить не стоит. Лишь любовь и смерть – уж поверьте”. После этого глаза ее наполнились слезами, и пара, которая длилась всего несколько минут, завершилась.

Наконец дверь распахнулась и Роман плюхнулся на стул напротив меня.

Сорри, у меня сегодня была инспекция. Ты уже заказал?

– Тебя ждал.

– Решил, что будешь? – спросил он, погрузившись в меню.

– Не знаю, или вегетарианский шашлык, или, может, фалафель.

– Я буду шашлык, – объявил он. – Ну что, ты на сегодня все?

– Да вроде да. Я интервью перепечатываю, этим и дома можно заняться. А ты?

– Надо бы отчет написать. Опять пластиковые окна там, где можно было отреставрировать деревянные, – ответил он, недовольно покачав головой.

Роман выучился одновременно на архитектора и на юриста. Теперь он работал за смешную зарплату в комитете по охране памятников и вел нескончаемый бой с новоделом, визуальными загрязнениями и огороженными террасами кафе, выстеленными зеленым ковролином.

– Ты лучше скажи, как там Ева? – спросил я о своей бывшей сокурснице и новой девушке Романа. – С тех пор, как вы начали встречаться, я о ней ничего не знаю.

– Она все еще в Польше, премьера через пару недель. Надеется, что мы с тобой опять приедем.

– Ну, и как у нее дела?

– Мы созваниваемся ночью по Скайпу, раньше она не может, – пожал он плечами. – Слушай, она и в Академии такой была?

Мне не хотелось рассказывать Роману, какой была Ева в годы студенчества. Мы с ней даже жили вместе одно время, и я знал, каково это – ждать до полуночи, пока она ненадолго освободится.

– Твоя девушка в двадцать шесть лет работает в Польше режиссером Национального театра, тебе грех жаловаться, – упрекнул я его. – И по Скайпу, кстати, сейчас чем только не занимаются, вы бы тоже могли поэкспериментировать.

Роман ухмыльнулся, а мне вдруг вспомнилось:

– Слушай, я сегодня такой сон видел…

– Чемодан на колесиках, который прямо на улице оседлала рыжая незнакомка, – да, такое нечасто показывают.

– Весна, что поделаешь. А главное – вокруг нас все так и пело! Настоящая harmonia urbis!

Мы оба закончили классическую гимназию и из восьми проведенных там лет семь изучали латинский язык, так что теперь могли общаться на латыни даже в вегетарианском ресторане посреди брненского Бронкса.

– Где-то в семидесятых как раз на Пекаржской ушла под землю целая трамвайная остановка вместе с людьми, – сообщил Роман. – Понятно, почему ты услышал эту музыку, там же внизу сплошные пустоты. Странно, правда, что ты не разобрал воплей женщины, которая тогда погибла.

– Серьезно, что ли? – удивился я, прожевав кусок.

– Да это же самое знаменитое местное предание – ну, вернее, городская легенда. В общем, остановка провалилась прямо напротив больницы. Люди ждут себе трамвая, а тут – бац! – и под ними разверзается пропасть. Туда угодили мужчина и женщина, мужчину пожарники вытащили, а женщина исчезла. Ну, не было ее в этой трясине. Засосало, короче. Там вырыли восьмиметровую яму – и все равно никаких следов. Останки нижней части тела нашли где-то в начале девяностых, когда разгребали нелегальную свалку возле слива в реку. А чуть позже на берегу Свитавы обнаружили череп.

– Это что, страшилка такая?

– True story, – ухмыльнулся Роман. – Нижнюю часть тела даже удалось идентифицировать. Если я правильно помню, по брюкам со странными вставками между штанинами, – продолжал он, не обращая внимания на мой недоверчивый взгляд. – Погибшая была женщиной в теле, и ее муж вспомнил, что ей приходилось вшивать в брюки специальные клинья.

– То есть мы с тобой за обедом обсуждаем женщину, которая провалилась под землю и вшивала клинья между ног? – уточнил я.

– Ну да. Вот по этим необычным штанам ее и опознали.

– А на том черепе, что нашли на берегу Свитавы, сохранилась рыжая прядь, накрученная на бигуди…

– Об этом не слышал, – ответил Роман, скомкав салфетку и бросив ее на тарелку.

Мы вышли на улицу, на резкое апрельское солнце, и зажмурились. Не успели еще наши глаза, ослепленные ярким светом, к нему привыкнуть, как мимо нас проехала на самокате девушка, чьи голени были похожи на двух рыбин.

– Я уж и не помню, когда в последний раз видел на Цейле такую красоту, – заметил Роман.

Мы вместе дошли до центра и распрощались возле Библиотеки имени Магена. Роман отправился писать свой отчет о состоянии мира, в котором деревянные окна заменяются на пластиковые, потому что производить новое дешевле, чем ремонтировать старое. А мне вдруг захотелось зайти в библиотеку и подняться в музыкальный отдел. Это был настоящий оазис посреди города, место, где можно на несколько часов уединиться в наушниках, – а весь мир тем временем пускай себе вертится как сумасшедший, раз ему так нравится; хотя я бы на его месте давно бросил это занятие. Обычно я набирал по пять-десять альбомов в зависимости от настроения и, опустившись в винтажное кресло, надевал большие студийные наушники. В тот раз мне под руку попался новый альбом американского “Кронос-квартета” – лиричные аранжировки песен из болливудских фильмов; заодно я взял и несколько других их дисков.

Я как раз слушал струнные квартеты Альфреда Шнитке, когда на телефоне, лежащем рядом с проигрывателем, высветилось сообщение. “Кронос” играл Шнитке настолько неистово, что я подумал, а нельзя ли смычком подгонять скаковую лошадь на финишной прямой? – и тут же прочел: Может, ты уже знаешь – Ян Балабан умер. И когда я во второй раз прочел сообщение, там было то же самое: Может, ты уже знаешь – Ян Балабан умер. И в третий раз тоже.

девушка застрелила бойфренда, чтобы снять видео на YouTube

iDnes.cz, 20 декабря 2017, 16:04

20-летняя американка из штата Миннесота в погоне за интернет-славой выстрелила в грудь своему бойфренду. Тот держал перед собой книгу.

Инцидент произошел в июне этого года. Монализа Перес из города Холстад в Миннесоте застрелила Педро Руиса, отца ее двоих детей, из золотого крупнокалиберного пистолета Desert Eagle. Пара рассчитывала, что пуля не пробьет книгу, которую Педро держал перед собой. Эта ошибка стоила Руису жизни. Как сообщает The New York Times, 22-летний молодой человек скончался на месте.

По словам Перес, выстрел был совершен с расстояния примерно в 30 сантиметров. Толщина книги составляла чуть меньше 4 сантиметров. Девушка призналась, что поддалась на уговоры после того, как Руис показал ей другую книгу, в которую выстрелил накануне. В первый раз пуля насквозь не прошла.

За несколько часов до инцидента Перес написала в Twitter: “Мы с Педро собираемся снять одно из самых опасных видео за всю историю. Это его идея, а не моя”.

Пара вела свой YouTube-канал, куда выкладывала пранки, обычно безобидные. На одном из видео Руис залезает на дерево и падает. На другом Монализа предлагает своему бойфренду пончик, посыпанный детским тальком вместо сахарной пудры. Тетя Руиса сообщила журналистам, что пара искала популярности, поэтому снимала все более безумные ролики.

На судебном заседании, состоявшемся в пятницу, Монализа Перес признала свою вину. Согласно американскому источнику, девушка, в соответствии с досудебным соглашением, может провести полгода в тюрьме и 10 лет будет находиться под административным надзором. Кроме того, ее могут пожизненно лишить права владеть огнестрельным оружием. Окончательный приговор будет вынесен в феврале. Максимальный срок наказания предусматривает 10 лет лишения свободы.