«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том I. «Надо уметь дерзать»

Французская республика (с подачи Барраса) присвоила Наполеону вне очереди чин… бригадного генерала (22 декабря 1793 г., а в феврале 1794 г. – он был утверждён Конвентом!) В ту пору генералу было всего 24 года! И хотя тогда во Франции рано, порой, очень рано, становились генералами, но Наполеон и здесь отличился! Лишь карьера Александра Македонского и другого генерала времен Французской революции Луи-Лазаря Гоша (но он слишком рано ушел из жизни) сравнима по молниеносности взлета с карьерой Наполеона Бонапарта!

…Кстати сказать, тогда впервые заговорили и о таких замечательных офицерах, как Лапуап и Сюше. Жан-Франсуа Корню Лапуап (1758—1851) еще повоюет под началом Бонапарта, станет дивизионным генералом, бароном наполеоновской империи и умрет своей смертью 93-летним стариком, что для военного той поры было очень большой редкостью! А Луи-Габриэль Сюше (1770—1826) не только пройдет с Наполеоном весь его путь – «от рассвета до заката», но и станет одним из его прославленных генералов и даже маршалом. Причем, тот, очень скупой на похвалу (как и все великие полководцы – от Александра Македонского до Суворова!), будет считать Сюше на закате своих дней чуть ли не лучшим в блестящем созвездии своих военачальников. Но в ближний круг Бонапарта Луи-Габриэль так и не войдет. Не судьба или, «каждому – своё»…

Принято считать, что Тулон – переломный момент в судьбе Наполеона. Тулон действительно вывел его из массы офицеров, неизвестных широкой публике, и стал для него, по его собственным словам, «Первым Поцелуем Славы». О нем узнала армия, о нем понемногу узнавала страна, о нем заговорили!

…Кстати сказать, с тех пор наименование «Тулон» стало нарицательным и о своем «Тулоне», о своем подвиге мечтает каждый молодой офицер во все времена и во всех армиях; вспомним хотя бы всем известного литературного героя – князя Андрея Болконского в романе Льва Николаевича Толстого «Война и Мiр» (именно так, а не «Война и Мир», как это устоялось в восприятии широкой публики)…

Именно там, в Тулоне, в дымно-кровавых отблесках ожесточенного сражения взошла удивившая вскоре весь мир звезда Наполеона, мрачно сверкавшая своим неповторимо загадочным светом на европейском небосклоне более 20 лет. Для современников Наполеона слово «Тулон» стало символом резкого и стремительного поворота судьбы. На о-ве Св. Елены, когда все было уже позади, Наполеон, возвращаясь к минувшим событиям, чаще и охотнее всего вспоминал именно Тулон – свой первый шаг к славе. В его долгой полководческой деятельности было много блестящих побед, любая из которых могла увенчать его лаврами выдающегося полководца, но дороже всех этих побед ему был Тулон. Из всех прежних начальников, под командованием которых Наполеону довелось служить в первые годы своей военной карьеры, самым уважаемым для него был генерал Дюгомье. Во многом благодаря последнему дотоле безвестный артиллерийский капитан/майор Бонапарт смог проявить себя под Тулоном как подающий большие надежды военачальник.

Его непосредственный начальник, раненный при штурме Тулона в колено, генерал Дюгомье, лучше всех узнавший его в деле, первым из французских военачальников оценил выдающиеся военные способности Наполеона Бонапарта и как бы благословил начало его блистательной полководческой карьеры, дав ему после Тулона восторженный отзыв. «Большие научные знания, такой же ум, а храбрость даже чрезмерная, – вот слабый очерк достоинств этого редкостного офицера, – писал он правительству. – Наградите и продвиньте командующего артиллерией гражданина Бонна Парте, ибо, если проявить к нему неблагодарность, он сам себя продвинет!» Немало повидавший на своем веку Дюгомье, на закате дней – в следующем году он умрет, как в воду глядел.

…Дивизионный генерал (3 ноября 1793 г.) Жак (Жан) Франсуа Дюгом (м) ье,урождённый и носивший до 1785 г. фамилию Кокилль (Кикилль) (1 августа 1736/38 Бас-Терр, о-в Гваделупа – 17/18 ноября 1794, Сан-Себастьян, Испания) происходил из семьи богатого плантатора с о-ва Мартиника (Малые Антильские о-ва в Карибском море). В 1754 г. в 16 лет он избрал себе военную карьеру. В 1759 г. во время Семилетней войны принимал участие в защите Гваделупы против атак английского флота, в 1762 г. назначен главнокомандующим на о-ве Мартинике. Стал 16 апреля 1780 г. кавалером орд. Св. Людовика, считавшегося высшей боевой наградой для офицеров королевской Франции. В конце 70-х годов в чине подполковника вышел в отставку, вернулся в свои обширные поместья и занялся их устройством. Был убеждённым сторонником идей Просвещения и в 1785 г. сменил своё родовое имя на Дюгоммье, в 1789 г. приветствовал Революцию, был произведен в полковники и избран командующим Национальной гвардии Мартиники. Там он мужественно защищал г. Сен-Пьер, атакованный англичанами, пока на то были силы. В июле 1791 г. избран депутатом Законодательного собрания от Антильских о-в и отправился в Париж в надежде побудить французское правительство оказать военную помощь своим заморским территориям. В какой-то мере на первых порах это ему удалось. В 1792 г. он стал депутатом Конвента, представляя в нем свой остров, 10 января 1793 г. голосовал против казни короля Людовика XVI. Тем временем внутриполитическая обстановка во Франции резко обострилась, начались неудачи на фронтах. Все это заставило республиканское правительство отказаться от ранее принятого решения направить войска в колонии. Еще сражавшиеся там сторонники Республики были предоставлены самим себе. Постепенно их сопротивление почти повсюду было сломлено. Мартинику англичане оккупировали в 1794 г. После того как Конвент отказался направить туда войска, Дюгомье потерял всякий интерес к работе в этом законодательном органе. Он сложил с себя депутатские полномочия, добился назначения в действующую армию с чином полевого маршала (этот чин был присвоен ему за боевые заслуги на о-ве Мартиника) и с 22 мая 1793 г. командовал бригадой в Итальянской Армии. Дюгомье вскоре проявил себя как один из наиболее способных генералов Итальянской армии. Ему неизменно сопутствовала удача. Умелые и инициативные действия Дюгомье обеспечили французам достижение успеха в целом ряде боев с австрийскими и пьемонтскими войсками. Его боевые заслуги и военные способности были высоко оценены командованием – уже через 4 месяца после прибытия в Итальянскую армию – 3 ноября 1793 г. – он был назначен командиром дивизии и произведен в дивизионные генералы. Особую известность ему принесла победа при Жилетте (19 октябрь 1793 г.), где он наголову разгромил пьемонтскую дивизию барона де Винса, потерявшую только убитыми свыше 4 тыс. чел. 16 ноября 1793 г. сменил генерала Жана-Франсуа Карто в командовании армией, осаждавшей Тулон, взятый англичанами. Приняв план действий, выдвинутый Наполеоном, Дюгомье в декабре 1793 г. вернул Тулон Франции. Победа под Тулоном принесла Дюгомье громкую боевую славу и широкую известность. Его имя стало неизменно фигурировать в числе лучших полководцев республики.5 декабря 1793 г. назначен командующим Армией Восточных Пиренеев (Восточно-Пиренейской армией), которая находилась далеко не в блестящем состоянии и с большим трудом сдерживала натиск вторгшегося в пределы Франции противника. 16 января 1794 г. прибыл на Пиренеи во главе 28-тысячной Тулонской Армии. В сравнительно короткий срок поставленная им цель была достигнута. В апреле 1794 г. возглавляемая Дюгомье Восточно-Пиренейская армия перешла в наступление. 28 апреля одержал победу при Техе, 30 апреля – при Альбере и 1 мая совместно с генералом Ожеро нанёс решающее поражение испано-португальским войскам генерала Карвахаля в сражении при Буллу, был тяжело ранен при взятии форта Сент-Эльм, когда лично вел в решительную атаку колонну гренадеров. Но, несмотря на ранение, он не покинул поля боя до конца сражения, которое завершилось полной победой французов. 17 ноября в самый решающий момент сражения при Фигуэрасе (Сан-Себастьяне), когда левое крыло противника было уже опрокинуто стремительной атакой французов, выдвинувшийся в боевые порядки своих войск командующий армией был сражен осколком вражеской гранаты. Для Восточно-Пиренейской армии триумф победы превратился в скорбную церемонию прощания со своим доблестным командармом, скончавшимся на следующий день в возрасте 56 лет, похороненным в Перпиньяне. Он вошел в историю, тем что поверил в талант молодого Наполеона при осаде Тулона, в ту пору всего лишь артиллерийского капитана/майора и доверился предложенным тем ему активным действиям. Тот, в последствие преподнёсший сыну генерала 100 тыс. франков в память победы при Тулоне, так отозвался об одном из своих «крестных отцов на военном поприще» генерале Жаке (Жане) Франсуа Дюгом (м) ье: «Он обладал всеми качествами старого воина. Сам чрезвычайно храбрый, он любил храбрецов и был любим ими. Он был добр, хотя горяч, очень энергичен, справедлив, имел верный военный глаз, был хладнокровен и упорен в бою». Дюгомье прославился тем, что был противником террора как во внутренней политике, так и на войне, и отказался подчиниться распоряжению Конвента не брать пленных. Кровавый террор, развязанный якобинскими властями в поверженном Тулоне, глубоко возмутил Дюгомье. Это был поступок большого гражданского мужества с его стороны и вместе с тем очень рискованный шаг, связанный со смертельной угрозой для него лично. Со строптивыми оппонентами и тем более с генералами якобинцы тогда расправлялись беспощадно. Кровавый террор в ту пору был в самом разгаре. Однако для Дюгомье такой дерзкий поступок, всем на удивление, завершился благополучно, без последствий. Якобинские правители не решились репрессировать популярного в стране и армии генерала. А может, они просто временно отложили расправу до более подходящего момента? Впрочем, не исключено, что вожди якобинцев просто не успели расправиться с Дюгомье, так как вскоре сами взошли на эшафот, и гильотина, как всегда, сработала безотказно. Отрубленные головы «друзей народа» полетели в ту же корзину, в которой накануне валялись головы «врагов народа». Произошло это 10 термидора II года Республики (28 июля 1794 года) в результате так называемого термидорианского переворота, положившего конец диктатуре якобинцев. Проявивший себя как отважный офицер еще в годы Семилетней войны и прослуживший затем долгие годы в королевской армии, Дюгомье отличался личной храбростью, большим мужеством и глубоким знанием военного дела. Несмотря на весьма почтенный возраст (ему было уже под 60), он до конца своих дней сохранил ясность ума и завидную энергию, которой могли бы позавидовать и многие более молодые генералы. Дюгомье пользовался высоким авторитетом в войсках за постоянную заботу о них, повседневное внимание к их нуждам, честность, справедливость, демократичность и доступность. Имя Жака Франсуа Кокилля, более известного как Дюгом (м) ье, уроженца колониальной Гваделупы? чей звездный час связан со взятием Тулона, сразу выдвинувшим его в число наиболее прославленных полководцев революционной армии, было выбито на Триумфальной арке в Париже…

Правда, это была мимолетная слава. Слава «калифов на час»! В ту пору лавина событий стирала имена героев из людской памяти и, им на смену тут же приходили новые герои, новые имена были у всех на устах… до поры до времени.

И все же, именно с выверенных залпов разнокалиберных батарей под Тулоном начался фантастический поход Бонапарта в Бессмертие. Он поверил в свою удачу.

…Между прочим, Бонапарт всегда придавал очень большое значение удаче – удачливости человека. Если ему докладывали о лидерских качествах того или иного офицера, то прежде чем принять конкретное решение по нему, он обязательно задавал уточняющий вопрос: «Да, все это хорошо, но насколько удачлив этот человек?» В данном случае он интересовался умением этого человека оказаться в нужном месте в нужное время, имея поблизости нужных людей…

Его девизом стало «Франция и… я – превыше всего!»

Но после Тулона у Бонапарта, как это порой случалось в судьбах великих людей, начались «шероховатости»…

Глава 8. «Ближний круг» Бонапарта или, на Большом перепутье

Принято считать, что именно в дни Тулона вокруг Бонапарта появилось несколько молодых, разной степени одаренности, офицеров, уверовавших в его счастливую звезду. Примечательно, что в ту пору он еще не мог привлекать к себе талантливых людей деньгами и высокими чинами, только своим невероятным умением заразить людей верой в то, что «невозможное – возможно» или, как сейчас принято выражаться – Харизмой! Причем, отбирал он людей в свою «декарию» исключительно тщательно, так чтобы каждый был максимально полезен на своем месте!

…Между прочим, декарией (по-латински —десять) в римском легионе называлась самая мелкая боевая тактическая единица из 10—15 бойцов во главе с декурионом (десятником). Думается, что именно этим военным термином следует называть весь отряд наполеоновских маршалов, а не«когортой», как это, красочности ради, (слово «когорта» гораздо известнее широкой публике, чем слово «декария») позволяют себе многие литераторы. «Когорта», введенная в римской армии во времена одного из ее легендарных реформаторов Гая Мария в конце II – начале I вв. до н.э. – несравнимо большая тактическая единица (360, потом – 500, затем – 550 и даже – 600 воинов)…

Умение подобрать «команду сноровистых военспецов» во все времена отличало полководцев Милостью Божьей – от Александра Македонского с его разноплановыми диадохами и Гая Юлия Цезаря с его замечательно подготовленными легатами до Фридриха II Великого с его вышколенным до автоматизма генералитетом.

Если верить очевидцам, то по началу их было всего лишь четверо: Жан-Батист де Мюирон (1774? – 1796), Жерар- (Жиро) -Кристоф-Мишель Дюрок (Дю Рок де Брион) (25 октября 1772, Понт-а-Муссон – 23 мая 1813, Маркерсдорф, Гёрлиц, Саксония), Жан-Андош Жюнопо прозвищу «Буря или Ураган» (фр. Junot la Temp?te) (24 сентября 1771, Бюсси-ле-Гран, пров. Бургундия— 29 июля 1813, Монбар, департамент Кот-д’Ор) и Огюст-Фредерик-Луи Виесс де Мармон (20.07.1774, Шатильон-сюр-Сен, департамент Кот-д’Ор, Бургундия – 3.03.1852, Венеция, Италия).

Симптоматично, что судьбы всех четверых трагичны и драматичны, правда, у каждого по-своему. Если первый погибнет в самом начале взлета ярчайшей кометы по имени «Наполеон Бонапарт», то второго убьют уже на ее излете, а третий, примерно тогда же, после пары тяжелых ранений в голову на фоне неизлечимой венерической (?) болезни сойдет с ума, и покончит жизнь самоубийством, то с четвертым будет связана одна из самых запутанных историй предательств (или, так называемой «измены»? ) Бонапарта, когда-то близкими ему людьми, по крайней мере, так принято считать (что, возможно, не совсем так!?). И в тоже время именно неоднозначному Мармону принадлежат по истине крылатые слова о первом наборе «ближнего круга» Бонапарта, когда они были отчаянно молоды, полны рвения и очень много обещали: «Мы были словно большая счастливая семья»! Но затем, как водится, все ушло, все растаяло как мартовский снег, все развеялось как дым бивачного костра! «Се ля ви» – такова жизнь…

Но все это будет потом, а пока…

…А пока, Наполеон получает 7 февраля 1794 г. назначение на пост главного артиллериста Итальянской армии (по другим данным – начальником береговой стражи в Ницце?). Он участвовал в пятинедельной кампании против королевства Пьемонт, познакомился с командованием Итальянской армии и театром военных действий, направил в военное министерство предложения по организации наступления в Италии. В начале мая Наполеон вернулся в Ниццу и Антиб для подготовки военной экспедиции на Корсику.

Там генерал Бонапарт занялся обустройством своей большой семьи. Она переселилась поближе к месту его службы. Его 15-летний брат Луи стал у него адъютантом. Жозефа он устроил при революционном комиссаре Шове с семьей которого он был на короткой ноге, тем более, что там имелись две симпатичных девицы на выданье. Самому Бонапарту младший брат главы якобинского революционного правительства М.-М.-И. Робеспьера— О.-Б.-Ж. Робеспьер – сделал весьма заманчивое предложение: командование гарнизоном Парижа! Но Бонапарт озвучивает своей семье причину отказа: «…Еще не время. Теперь самое подходящее место для меня только в армии; будьте терпеливы, я буду управлять Парижем позже…». Казалось, ему начало фартить: из Ниццы Наполеон получает военно-политическую миссию в Геную с совершенно секретными инструкциями (дипломатическими и разведывательными?). Он выполнил ее как надо, но когда вернулся, то выяснилось, что дававшего ему это секретное поручение комиссара Рикора сменили Альбитт и… Саличетти, причем, последний был не только корсиканец, но и хорошо знал своего соотечественника Бонапарта. И эта перемена в руководстве чуть не станет роковой для новоиспеченного героя Тулона…

27 июля 1794 г. в Париже произошел государственный переворот – известный в истории как 9 термидора. Правительство якобинских революционеров было свергнуто и казнено. Их сторонников и близких к ним людей преследовали… вчерашние друзья, волею судеб превратившиеся в новых лидеров революционной Франции. Ситуация была очень опасной: дух кровопролития среди французов еще не был исчерпан и всех кто, так или иначе был связан с казненными братьями Робеспьерами, немедленно попадал под подозрение и, порой, заканчивал жизнь на гильотине! Все знали, что О.-Б.-Ж. Робеспьер покровительствовал Бонапарту. Ведь именно с его ведома после взятия Тулона последний в чрезвычайном порядке получил чин бригадного генерала, стал инспектором береговой охраны и его финансовое положение улучшилось.

В те годы судьба военного в революционной Франции была полна неожиданностей: можно было стать генералом и вскоре сложить голову на гильотине.

…Одним из тех кто неусыпно держал под контролем весь генералитет революционной Франции, в том числе, на ее многочисленных фронтах, был … «Тигр, жаждущий крови», «Архангел смерти», «Живой меч», «Надгробный фонарь», обладатель прочих отвратильно-хлестких эпитетов Луи Антуан (Людовик-Антуан)Леон де Сен-Жюст (25 августа 1767, Десиз, ныне департамент Ньевр – 28 июля 1794, Париж). Он был одним из 12 комиссаров Комитета Общественного Спасения – исполнительного органа Национального конвента – охранявшего дело революции от происков внутренних и внешних врагов, неистово занимавшегося надзором за прочностью морального состояния войск и следившегося за возможными упущениями в действии командующих. Его отец, кавалерийский офицер, умер, когда сыну едва исполнилось 10 лет. Первоначальное образование Сен-Жюст получил в ораторианском колледже в Суассоне под руководством лиц духовного звания, затем слушал право в Реймсе. Первое знакомство Сен-Жюста с деятелями революции относится к концу 1789 г., когда он во время поездки в Париж встретился там с Камилем Демуленом. В провинцию он вернулся сторонником революционных идей. Снова оказавшись в Париже в 1790 г. он познакомился с Максимилианом Робеспьером. В 1791 г. Сен-Жюст написал книгу «Дух революции и конституции во Франции». При выборах в Законодательное собрание он выставил свою кандидатуру, но избран не был, так как по закону возраст кандидата должен был быть не менее 25 лет, а Сен-Жюсту было только 24 года. Искусные ораторские приёмы, привлекательная щегольская внешность Сен-Жюста, его воодушевление, уверенность в собственной правоте, смелость решения вопроса – всё это произвело поразительный эффект, и молодой оратор занял место наряду с главными вождями революции. В Национальный конвент он был избран в 1792 г значительным большинством голосов, являлся самым молодым депутатом и встал чуть ли не вровень с самим Робеспьером. После восстания 31 мая – 2 июня 1793 г. Луи Антуан стал членом Комитета Общественного Спасения 10 июля 1793 г., участвовал в создании Революционного правительства в связи с началом войны против коалиции иностранных монархий и гражданской войны. Монтаньяр и якобинец, он отличался красноречием и непоколебимостью принципов. Крайне амбициозный и невероятно энергичный, Сен-Жюст неуклонно работал над претворением своих целей в жизнь. В частности, ему принадлежит такое емкое и доходчивое высказывание: «Революционеры не отдыхают, если только не в могиле». Он производил впечатление высокомерного человека, категорично убеждённого в своем исключительном превосходстве, навязывавшем свою волю как закон для всех вокруг. Сен-Жюст участвовал во всех сферах работы Революционного правительства, особое внимание уделяя повышению боеспособности республиканской армии и как представитель Конвента лично вёл войска во время битвы при Флерюсе. Он был одним из тех, кто создавал Декларацию прав человека и гражданина и Конституцию 1793 г. В период с 19 февраля по 5 марта 1794 г. Сен-Жюст был председателем Конвента. Когда Сен-Жюст пришёл к власти, он сильно изменился. Начиная как борец за гуманизм, свободу личности и критик смертной казни, Сен-Жюст постепенно пришёл к совершенно противоположным взглядам. Свободолюбивый и решительный, он быстро стал «ледяным идеологом республиканской чистоты». В своих публичных выступлениях Сен-Жюст был ещё более смел и откровенен, чем его наставник Робеспьер. Во внутренней политике он готов был пожертвовать другими: «Вы должны наказать не только предателей, но и тех, кто слишком равнодушен, слишком пассивен по отношению к республике, а также тех, кто ничего не делает с этим». Кроме того, он считал, что единственный способ создать истинную республику, это уничтожить всех её врагов, и «полностью уничтожать любое противодействие»: «Судно Революции не может прийти в порт, не окрасив воды в крови». Более того, он призывал депутатов «понять, что нация может создать себя только с помощью горы трупов». Один из вдохновителей якобинской диктатуры и террора, робеспьерист, 9 термидора II года (27 июля 1794 года), после бурного заседания в Конвенте, был арестован вместе с Робеспьером, Кутоном и Леба, объявлен Конвентом вне закона и казнён без суда и следствия на следующий день, 10 термидора (28 июля 1794 г.). Сен-Жюст подставил свою голову под нож гильотины с полным спокойствием. Неистовому, но искреннему, непоколебимому и неподкупному (как и его «старший товарищ по революционной борьбе» Максимилиан Робеспьер), никогда и ни в чем не искавшему личной выгоды, пламенному революционеру до мозга костей, Сен-Жюсту было всего лишь 26 лет, когда революционная гильотина оборвала жизнь этого Сына Революции…

…Между прочим, по некоторым данным с 1789 г. из армии было уволено не менее 680 высших офицеров (одних только дивизионных генералов с 1791 г. по 1795 г. в отставку было отправлено или уволено – 110!) и не менее половины из них погибли на плахе или расстреляны…

Вот и Бонапарта, произведенного в генералы из… капитанов/майоров (!), после термидорианского переворота подозрительные новые комиссары решили проверить. Его тайная миссия в Геную (напомним, Наполеон ездил туда по приказу Рикора) причин («деталей») которой они не знали, естественно, вызвала подозрение. «Закон о подозрительных» был принят Национальным Конвентом 17 сентября 1793 г. Согласно этому закону подозрительными могли быть объявлены даже те, «кто, не сделав ничего против свободы, ничего не сделал и для нее», т.е. фактически любой, на кого донесут. Этот закон, один из самых страшных законов времен якобинского правления, открыл двери для самых жутких злоупотреблений: как правило, за арестом следовали более похожий на комедию «революционный суд» и… гильотина. На основании анонимного письма из Генуи Наполеон был обвинен в стандартном для той бурной поры тягчайшем обвинении, ведшем на плаху – в Измене Родине, находившейся, к тому же, в… Опасности!

9 (10?) августа 1794 г. Наполеон из Ниццы попал в тюрьму Шато д`Антиб. Приказ об аресте был датирован еще 6 августа и подписан среди прочих… Саличетти, хорошо знавшего своего земляка Бонапарта. Так бывает: «своя рубашка ближе к телу».

…Между прочим, день в день по приказу Карно и Колло д`Эрбуа был арестован и чуть ли не самый талантливый и популярный революционный генерал Франции Лазарь Гош…

И, все же, протеже казненного Огюстена Робеспьера, избежал казни. То ли Саличетти… «дал задний ход», поскольку в пору революционных потрясений надо уметь «держать нос по ветру»: Саличетти это умел и занимал потом при Наполеоне ряд важных дипломатических постов вплоть до своей смерти в 1809 г. в Неаполе, правда, при весьма странных обстоятельствах. То ли в конфискованных бумагах подозреваемого так и не нашли ничего предосудительного и очередное «политическое решение» так и не состоялось. То ли сказалось еще что-то!? Но доподлинные причины освобождения Бонапарта остались неясны.

Так бывает или, Судьба хранила своего Избранника для Великих Дел!?

Интересно другое: основные фабриканты «дела» Бонапарта – Саличетти и Денье – потом весьма неплохо существовали в империи Наполеона Бонапарта. Он не стал сводить с ними счеты, а последний и вовсе стал бароном империи и главным инспектором при смотрах.

…Кстати сказать, рассказывали, что молодежь из только-только сложившегося «ближнего круга» новоиспеченного генерала Бонапарта (Жюно, Мармон и, возможно, еще кто-то?), вроде бы даже порывалась освободить своего вожака, если его отправят по этапу в Париж. Правда, «разбойное» нападение не состоялось по причине не надобности в стрельбе и кровопролитии…

Выйдя из антибского каземата через две недели – 20 августа, где он все это время занимался самообразованием, читая книги, Бонапарт сделал однозначный вывод: в революционной Франции от славы до… гильотины – один шаг и он очень короткий, как это, например, недавно случилось с генералами графом де Кюстином (1740—1793) или Жаном Ушаром (1739—1793) или с мужем его будущей благоверной Жозефины – Александром де Богарнэ. После этого «казуса» Наполеон стал очень внимателен в знакомствах, в том числе, среди… земляков, которые запросто могут отправить тебя на тот свет.

…Между прочим, уже придя к власти, Наполеон продемонстрировал всем свое уважительное отношение к выдающимся участникам… революции, причем, как Французской, так и войны за независимость США. В Тюильри была поставлена статуя Джорджу Вашингтону, а когда он скончался, то был объявлен 10-дневный траур. Такие живые герои Французской революции как Лафайет и Карно смогли возвратиться из эмиграции. Не забыл Бонапарт и о неподкупных, принципиальных и непримиримых борцах с «врагами революции», сыновьях аррасского адвоката, братьях Робеспьерах – «Максимилиан был намного выше всех, стоявших вокруг него!» – и назначил их сестре Шарлотте пожизненную пенсию в 3600 франков. Она не забыла о своем благодетеле, охарактеризовав Наполеона в своих воспоминаниях как «пылкого и искреннего республиканца»…

Последующий период в карьере Бонапарта отличается не только некоторыми «белыми пятнами»/«черными дырами», но и «шероховатостями»/«несостыковками», которые, порой, трактуются историками весьма разнопланово. Вот почему, судить о них желательно исключительно осторожно и с большими оговорками относительно их подлинности, как впрочем, и многих других предшествовавших им событиях. Истории, как известно, свойственно приукрашивать и «заретушировать» те или иные события, ведь о них, как правило, пишут потом и… по памяти, а она… всегда избирательна и субъективна.

Как известно, Правда у всех Своя, а Истина -…

Так бывает с биографиями легендарных личностей…

По некоторым данным после освобождения он продолжил подготовку к отвоеванию о-ва Корсики, оказавшегося под англичанами. В частности, 3 (по другим данным 11) марта 1795 г. Наполеон в составе экспедиции из 15 кораблей и 16 900 солдат даже отплыл из Марселя. Однако его сугубо «наполеоновским планам» по захвату острова не суждено было воплотиться в жизнь, поскольку на море господствовал вражеский флот, вскорости рассеявший французские суда по морю.

Рассказывали, что весной того же года Наполеону предлагали поучаствовать в подавлении роялистского восстания в Вандее (совр. Бретань) крестьян, сохранивших верность казненному королю. Вполне, возможно, Бонапарт очень дальновидно предпочел не ввязываться во внутриполитические «разборки» и начал сильно затянувшуюся кампанию проволочек и «отбояривания» от участия в роли карателя в непопулярной в обществе борьбе с французским народом (преимущественно крестьянством), где на исключительную жестокость отвечали еще большей и то, что творилось там – сущий кошмар!? Тем более, что Вандея уже стала кладбищем воинских репутаций. Правда, генералов, провалившихся там, больше уже автоматически не посылали… «чихнуть в мешок» – так афористически говорили о гильотинированных. Более того, добиться славы в гражданской войне все равно не удавалось никому. Имело смысл окопаться в столице и определиться с точным направлением очередного марш-броска к Славе и Полководческому Олимпу. Это было нелегкое решение: никто не знал, на что можно было напороться.

Очень, не исключено, что он не желал оказаться в подчинении у командовавшего революционными войсками в Вандее в ту пору гораздо более популярного, чем он сам, генерала-самоучки Лазаря Гош, чей талант военспецы потом оценивали не только равным наполеоновскому, но и даже выше! На военном Олимпе, как известно, нет места для двоих: вспомним невероятное сутяжничество в этом крайне щекотливом для военных вопросе (полководческая слава замешана на море крови и смертях «бес числа») болезненно самолюбивого Александра Васильевича Суворова, к месту и не к месту, бубнившего и талдычившего, что он де лучше прусского короля Фридриха, поскольку баталий не проигрывал, а тот, видите ли трижды был разбит (Коллин, Кунерсдорф и Хохкирх)!

Сам Бонапарт потом озвучивал такую версию своего отказа. «Мне предложили служить в армии в Вандее в качестве пехотного генерала; я отказался; многие военные управляют лучше меня бригадой, но мало командовало с большим успехом, чем я, артиллерией.

В общем, он отказался принять назначение, сославшись на весомую причину во все времена и у всех народов… состояние здоровья.

Ходили разговоры, что имел в ту пору место и конфликт Бонапарта в военном министерстве с капитаном Франсуа Обри, который (по некоторым данным) сам себя назначил главным инспектором артиллерии, а Наполеона… вычеркнул и переместил в пехоту!? Когда Бонапарт отправился к нему объясняться, то в ответ услышал весьма «резонное»: «Вы слишком молоды, – повторял Обри, никогда не участвовавший в войнах, – надо дать возможность выдвинуться старикам». «На полях битвы стареют скоро, – возразил Наполеон, – и я достигну этого».

…Впрочем, не исключено, что зависть Обри к «слишком юному генералу» Бонапарту объяснялась не только слишком быстрым карьерным ростом корсиканца. При якобинцах Обри за симпатии к жирондистам попал в тюрьму, где просидел с октября 1793 г. по декабрь 1794 г. Наполеон же при якобинской диктатуре считался «любимчиком» Огюстена Робеспьера – младшего брата диктатора, и сам состоял в якобинском клубе еще со времен Валанса. Для Обри – люто ненавидевшего якобинцев – молодой генерал был одним из тех, кто преследовал его. И это серьезный фактор. Кроме того, поговаривали, что не способствовало продвижению по военной службе генерала Бонапарта и хранившееся в военном министерстве секретное досье на него – о чем он, конечно, не знал – весьма нелестная характеристика: «Бонапарт воплощает собой интриганство и хитрость… Он слишком честолюбив и любит махинации, чтобы продвигаться по службе». Автор этого опуса истории остался неизвестен, но роль свою сыграл…

В общем, «герой Тулона» и генерал-артиллерист по специальности (армейская элита во все времена!), наотрез отказался перейти в… пехоту. В армиях всех времен и народов такой «маневр» всегда считался «моветоном» – ниже достоинства артиллерийского офицера. Надо признать, что артиллеристы всегда отличались несомненно более высокой степенью образования и этим все сказано. Недаром ведь, расхожая «аксиома» гласит: «артиллерия – Бог Войны!», а пехота -… всего лишь «Царица полей». Впрочем, это сугубо «оценочное суждение»…

После ряда несостоявшихся назначений Наполеон вроде бы рассматривал возможность поступить на службу в Ост-Индскую компанию.

В отсутствии каких-либо перспектив, имея много свободного времени, Наполеон посещал модное в ту пору «Кафе де ля Режанс» (фр. Cafе de la Rеgence), где помимо шахмат играли также в шашки и бильярд. По некоторым данным вот и Бонапарт вполне мог играть там в шахматы. Недаром ведь многие годы кафе гордилось небольшим шахматным столиком из серого мрамора с серебряной дощечкой с вырезанным именем Наполеона, за которым он вроде бы и… играл!?

…Кстати сказать, одна из первых кофеен Парижа появилась в 1681 г. под именем фр. Cafе de la Place du Palais-Royal и поменяла своё название после 1715 г. Новое имя было обусловлено эпохой регентства (фр. La Rеgence), продлившейся с 1715 по 1723 гг., когда за малолетнего короля Людовика XV правил Филипп II Орлеанский. Кроме того в том веке шахматы во Франции стремительно развивались. Более того, в 1749 г. появилась первая систематизированная работа по игре в шахматы – «Шахматный анализ», написанная лучшим игроком мира той поры Франсуа-Андрэ Даниканом, известным как Филидор (1726—1795). Именно в «Кафе де ля Режанс» – знаменитом центре столичной шахматной игры в Париже – собирались тогда его завсегдатаи: Вольтер (1694—1778), Дидро (1713—1784), он даже описал это кафе в своей книге «Племянник Рамо», Руссо (1712—1778), Даламбер (1717—1783), Гримм (1723—1807), Бомарше (1732—1799), Лафайет (1757—1834), Марат (1743—1793), Баррас (1755—1829), Демулен (1760—1794), Робеспьер (1758—1794) и др. «селебрити» того времени. Как центр игры в шахматы «Кафе де ля Режанс» не утратило своего значения и в следующем XIX вв. В нем побывали и сыграли шахматную партию большинство известных шахматистов того времени: здесь прошли легендарные шахматные матчи Говарда Стаунтона и Пьера де Сент-Амана и, американского шахматного гения Пола Мёрфи и Гарвица, которые выиграли Стаунтон и Мёрфи. Другое дело, что вот уже пару веков историков, искусствоведов, шахматных мастеров и представителей «смежных профессий» (в том числе, «акробатов от науки»), волнует двуединый вопрос: «Играл ли Наполеон в шахматы действительно!? И на каком уровне!?». Однозначного ответа на эту тему – нет. В тоже время сохранилось большое количество свидетельств близких Наполеону людей, которые рассказывают об его увлечении шахматами. Другое дело, что при жизни Наполеона Бонапарта современники не отмечали у него интереса к шахматам. Зато после его смерти (когда стало очень прибыльно «монетизировать» любую информацию о недавно усопшем гении!) появилось большое количество сообщений близких покойному императору лиц, рассказывавших об его увлечении именно этой игрой. Личный секретарь Наполеона Бурьенн (1769—1834) пишет в своих воспоминаниях, опубликованных в 1829 г.: «Бонапарт также играл в шахматы, но очень редко, и это потому, что он был всего лишь третьим по силе, и он не хотел быть побеждённым в этой игре… Ему нравилось играть со мной, потому что, хотя я был немного сильнее, чем он, но этого никогда не было достаточно, чтобы выигрывать постоянно. После того, как перевес оказывался на его стороне, он останавливал игру, чтобы не упустить свои лавры». По свидетельству герцога де Бассано (1763—1839): «Император неудачно начинал партию. Уже в дебюте он часто терял фигуры и пешки. Правда, не всегда его противники решались этим воспользоваться. Он вдохновлялся только в середине игры. Схватка фигур возбуждала его ум. Он предвидел на три-четыре хода вперед и осуществлял мудрые и красивые комбинации. На Святой Елене он играл ежедневно, и без того благородная игра в шахматы ещё более возвысилась, давая несколько мгновений счастливого развлечения самому великому узнику и изгнаннику». Граф де Лас-Каз (1766—1842), сопровождавший ссыльного Императора на о-в Св. Елены пишет: «Перед обедом Император играл несколько партий в шахматы», причём, среди его оппонентов можно отметить Леди Клементину Эльфинстоун, супругу адмирала сэра Пултни Малькольма (1768—1838), которая также оставила воспоминания, в которых рассказывает о себе в третьем лице: «Бонапарт играл быстро, во время игры перекидываясь словами с адмиралом. Иногда он неправильно ходил фигурами, иногда ошибался, делал плохие ходы, и тогда кто-нибудь из окружающих указывал ему на ошибку. Леди Малькольм выиграла. Он засмеялся и предложил ещё одну партию. Как и раньше, право первого хода он предоставил леди Малькольм. На этот раз Бонапарт играл с большим вниманием и победил». Ирландский хирург О, Меара (1786—1836), который в своей работе о житие-бытие Наполеона на о. Св. Елены (1822 г.) свидетельствует: «Между четырьмя и пятью часами, когда позволяла погода, Наполеон совершал прогулку верхом или в карете в течение часа или двух, сопровождаемый всей свитой; затем возвращался домой, диктовал или читал до восьми вечера, а иногда играл партию в шахматы… После обеда, когда слуги удалялись и не было гостей, он иногда играл в шахматы или в вист, но чаще посылал за томом Корнеля или другого высокочтимого автора и читал вслух около часа или беседовал с дамами и другими членами свиты. Графу Бертрану для Наполеона были присланы несколько упаковок и ящиков, содержавших великолепный набор шахматных фигур и шахматный столик, две элегантные корзинки для рукоделия, вырезанные из слоновой кости, а также набор фишек в коробке из слоновой кости. Все эти предметы были китайского производства. К этим вещам было приложено письмо, из которого явствовало, что все они были сделаны по заказу почтенного господина Эльфинстоуна». Альбина де Монтолон (1779—1848), супруга генерала Монтолона (1783—1853) свидетельствовала: «Было нелегко играть с Императором. Он двигал первыми свои пешки и это забавляло его – начать партию необычными ходами». Нельзя не упомянуть, что существуют три короткие партии, сохранившихся до нашего времени, с осторожностью приписываемые Наполеону. Их принадлежность «его руке» оспаривается. Все они были опубликованы после его смерти. Одну из них он сыграл 20 марта 1804 г. в Мальмезоне против мадам де Ремюза (1780—1821), фрейлины Жозефины и супруги графа де Ремюза (1762—1823): «Когда я вошла в салон около шести часов, я обнаружила, что первый консул играет в шахматы. Он казался спокойным и безмятежным и позвал меня к столу для игры. Он через силу играл хорошо, не желая подчиняться атмосфере игры. Я позволила делать, как ему заблагорассудится, все молчали, затем он начал петь под нос», писала она в своих мемуарах. Постепенно Наполеон начал читать наизусть фрагменты сочинений Корнеля и Вольтера, а поставив сопернице мат, пообещал дать ей возможность взять реванш на следующий день. Другая партия была сыграна им в 1809 г. во дворце Шенбрунн против шахматного автомата «Турка», изобретённого механиком Кемпеленом (1734—1804) и принадлежащего пианисту Мельцелю (1772—1838). Сидящий внутри автомата Иоганн Баптист Альгайер (1763—1823), считавшийся лучшим австрийским шахматистом того времени, отразил неподготовленные атаки Императора и одержал убедительную победу. И наконец, в третьей партии, сыгранной уже на о-ве Святой Елены (в 1820 г.), свергнутый император нанёс поражение своему гофмаршалу Бертрану. Польский историк шахмат Ежи Гижицкий (1919—2009) в своей книге «С шахматами через века и страны» даёт общую характеристику стиля Императора: «Наполеон играл быстро, не особо напрягаясь, давая полную свободу полёту мысли. Когда соперник надолго задумывался, он раздражался, проявлял нетерпение. Проигрывая, злился и не скрывал своего неудовольствия. Его окружение знало об этой слабости и старалось не слишком часто его огорчать». Российский историк А. Ю. Иванов своей книге «Повседневная жизнь французов при Наполеоне» идет еще дальше: «…играл Наполеон быстро и авантюрно. Навыками позиционной игры он не владел, обычно пытался найти комбинационное решение. При этом он сильно возбуждался, особенно когда проигрывал, мог перевернуть доску и сбросить с неё фигуры. Бонапарт говорил про шахматы, что „они слишком трудные как игра и мало серьёзные как наука и искусство“. В 1792—95 гг. Наполеон имел достаточно времени для игры в шахматы. Позже он перешёл на шашки, в которых было по его мнению большее сходство с военными манёврами». Пожалуй, есть смысл поставить здесь многоточие… Впрочем, каждый вправе либо продолжить исследование этой темы или «закрыть ее до лучших времен»…

В результате всех этих хитросплетений он оказался не только не у дел, но в августе 1795 г. военное министерство, приняв во внимание «маневрирование» бригадного генерала Наполеона Бонапарта, потребовало от него пройти медицинскую комиссию, чтобы подтвердить болезнь. 15 сентября он был исключён из списка действующих генералов за отказ ехать в Вандею (хотя потом и восстановлен).

Хуже того, о нем стали забывать.