
«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том VII. Финал «времени незабвенного, времени славы и восторга», или «Дорога» в Бессмертие!
Казалось, жизнь Брюна стремительно несется в тартарары.
Однако все деньги, получаемые за свою работу, тратились им на все те же удовольствия и развлечения.
Но «нет худа – без добра», работая в типографии, пылкий и энергичный Брюн, настолько увлекся литературой, поэзией и изящными искусствами, что возжелал увидеть отпечатанное шрифтом на бумаге… свое имя. Заниматься писательством (графоманией) в ту пору было очень модно – на дворе стоял Век Просвещения – и бумагомаранием занимались все, кому не лень! Вот и гуляка, и острослов Брюн «скатился на эту дорожку» и публикует некое «Красочное и сентиментальное путешествие по западным провинциям Франции». И хотя произведение осталось незамеченным, Гильом уже почувствовал «вкус пера», посчитал себя не много, ни мало – литератором, вследствие чего, Гильом решил вплотную заняться журналистикой поскольку именно она его истинное призвание.
Если бы в это время ему предсказали, что он станет маршалом Франции, он расхохотался бы и послал бы к черту этого предсказателя.
Но «горы и тонны» эпических стихов и высокопарных эссе, дождем вылетавших из-под бойкого пера нашего «журналиста» сходу отвергались издателями. «Литературный гений» Брюн неистовствовал, но все было напрасно.
Но тут очень вовремя грянула революция и наш герой находит себе новое применение: он «уходит в революцию»!
Во все времена у определенной части молодежи это было очень модно и престижно. Не стал исключением и Гильом Брюн, очень импозантный и находчивый двадцатишестилетний сын юриста. Молодой Брюн с головой окунается в политические баталии, чтобы своими выступлениями и сочинениями прославить свое имя.
Охотно и сознательно разделяя идеи начавшейся революции («Свобода! Равенство! Братство!»), он становится под их знамена, вступает в Национальную гвардию, став сразу капитаном. В парижских салонах и на митингах все чаще звучат имена Дантона, Робеспьера, Марата и других восходящих народных вождей.
Не теряет времени даром и наш неудачливый журналист Гильом Брюн. Он с головой кидается в политику, примыкает к Дантону. У нашего «журналиста» репутация одного из самых решительных санкюлотов. Зажигательным речам высокого брюнета с пылающими темными глазами восторженно внимают толпы простолюдинов. Он быстро становится кумиром масс!
Но, несмотря на это, потуги на графоманство в области эссе и эпического стихосложения не оставляют нашего пламенного революционера и он высказывает свои соображения по этому поводу своему другу Дантону. И тот находит выход из сложившейся дилеммы: весьма мудро переориентировав литературную энергию бывшего журналиста на тему… войны, тем более, что она не за горами.
Это очень злободневно: ведь всем ясно, что монархическая Европа не смириться с фактом свержения власти одного из ее родственников (все короли Европы были в какой-то степени между собой родственниками!), а затем и его гильотинирования. Она обязательно сообща пойдет войной на оплот «революционной заразы». Английские «океанократы» отправили свои флоты к французскому побережью. Австрия с Пруссией уже примкнули штыки, обнажили сабли с палашами и расчехлили пушки! Да и «Северная Мессалина» (блудливая «до гроба доски» российская императрица-мужеубийца Екатерина II) тоже подумывала не бросить ли ей на крамольников своего «Русского Марса» победоносного «Ляксандра Васильча», благо он рвался отточить на них после турок и бунташных поляков Тадеуша Костюшко свое полководческое мастерство!
«На нас идут короли всей Европы! Мы же вызовем их на схватку, бросив им под ноги голову короля!!» – ревел с трибуны неистовый Дантон. Его клич подхватил знавший силу слова, адвокат Камиль Демулен, агитационно-провокационно бросив в заведенную толпу всего два магнетических слова: «К оружию!!!»
А ведь после «Хлеба и Зрелищ!» – это главное – что завсегда л`юбо Быдлу (Кумачевой сволочи!)!
Озаренный гением Дантона и доходчивым призывом Демулена наш герой, не долго думая, разразился трактатом по вопросам… военной тактики! Затем одна из парижских прелестниц (а он был очень большой «ходок»! ), весьма ехидно отозвалась о его шедевральных военных записках: «Ах, Брюн! Если бы сражались перьями, то вы стали бы знаменитым генералом!» Как известно, порой «женскими устами глаголет истина» и пламенный народный трибун Гильом-Мари-Анн Брюн вдруг ощутил себя… военным человеком!
И вот когда по всей Франции стали создаваться отряды Национальной гвардии, Брюн решил сменить перо на ружье и вступает в ее ряды. При выборах офицеров, он неожиданно становится капитаном. Обстановка благоприятствует такому патриотическому решению – «Patrie en danger!» («Отечество в Опасности!») – враги подступают к границам революционной Франции со всех сторон. Он вновь идет к своему другу Дантону и просит его предоставить ему должность в одной из волонтерских частей, которые в большом количестве формировались в это время. И вскоре он уже майор 2-го батальона волонтеров департамента Сена и Уаза.
Так Брюн вступил на дорогу славы или, вернее своей очередной славы, на этот раз военной!
Уже через год он становится полковником, а 18 августа 1793 г. бригадным генералом. Участвуя в боевых операциях, Брюн проявил большую личную храбрость в сражении при Ондскоте. Благодаря своим радикальным взглядам и дружбе с Дантоном, Брюн становится вскоре членом Военного комитета Конвента.
…Между прочим, 2 сентября 1795 г. не обошли стороной «дела семейные» и нашего пламенного революционера и большого поклонника альковных игр: за Брюна вышла замуж некая Анжелика-Николь Пьер (1765—1829). Эта уже тридцатилетняя «девица» из весьма скромной семьи работала полировщицей. По сути дела этот брак лишь оформил давно завязавшиеся отношения парижанки с бывшим провинциалом, не пожелавшим возвращаться в свое захолустье. Одна из самых осведомленных (в том числе, по интимным делам среди маршалата и генералитета наполеоновской империи) и язвительных женщин наполеоновской эпохи жена генерала Жюно, более известная как Лаура д’Абрантес признавала, что маршальша Брюн – «простая и добрая». Другие не столь завистливые (очень характерная черта подавляющего числа представительниц слабого пола, чья «„мстя“ ужасна, непредсказуема и бесконечна»! ) женщины даже называли Анжелику Николь очень красивой. Она была отличной хозяйкой, но матерью Бог и Природа ей стать так и не дали (по крайне мере, в ту пору было принято «сваливать» бездетность на… женщин!). Зато она посвятила себя воспитанию двух приемных дочерей. Сила души и характера этой мужественной женщины в полной мере проявились в трагические дни гибели ее мужа…
В 1796—97 гг. Брюн участвует в Итальянской кампании Наполеона Бонапарта, командуя бригадой в дивизии Массена. В боевых действиях он проявляет неустрашимость, решительность и революционный пыл, но и не более того. В своем очерке о том знаменитом походе Наполеон не упоминает о Брюне, кроме одного раза. Однако это единственное упоминание очень точно характеризует молодого бригадного генерала. После Тальяменто, дивизия Массена была направлена к Тарвису, где столкнулась с войсками эрцгерцога Карла. «Бой был упорный, – пишет Бонапарт. – С той и другой стороны чувствовалось понимание важности победы… Генерал Брюн, впоследствии маршал Франции, командовавший бригадой в дивизии Массена, вел себя здесь с величайшей доблестью».
Правда, Брюн, участвуя в боевых действиях, пришел к пониманию, что оказывается война – это не только махание саблей и стрельба, но и возможность неплохо подзаработать в финансовом отношении. В промежутках между боями он с беззастенчивостью воришки стал набивать свои карманы. Направленный во главе армии в Швейцарию, он ловко опустошает швейцарскую казну ради финансирования Египетской авантюры 1798—99 гг. амбициозного генерала Бонапарта.
Правда, на восток Брюна не взяли, но вскоре наступил его звездный час! Он одержал свою единственную громкую победу, сыгравшую очень важную роль в истории республиканской Франции.
Пока Бонапарт «покорял» Восток, «Туманный Альбион» предпринял очередную попытку ликвидировать «революционную заразу» в континентальной Европе. Англия спонсировала новую антифранцузскую коалицию, в которую вошли Австрия, Россия, Неаполитанское королевство.
В тоже время готовившийся к высадке в конце августа 1799 г. в Голландии экспедиционный англо-русский корпус (по весьма разным данным от 25 до 33 тыс. штыков и сабель) брата английского короля Георга III, посредственного военачальника, герцога Фредерика Йоркского (1763—1827) вот-вот должен был вторгнуться во Францию с северо-востока.
Французское правительство приказало Гильому-Мари-Анн Брюну возглавить так называемую Батавскую (франко-голландскую) 22-тысячную армию и свести на нет все усилия союзников. В ситуации, когда яростно разметавший армии Макдональда и Моро в Северной Италии неистовый старик Souwaroff, собирался с юго-востока через Швейцарские перевалы прорваться навстречу к русскому корпусу генерала А. М. Римского-Корсакова для совместного с австрийцами броска во Францию, Брюну предстояло сыграть роль одного из Спасителей Отечества.
Забегая вперед, скажем, что она ему удалась.
Тем временем британская эскадра в составе 55 военных кораблей всех классов и транспортный флот из 180 судов отплыли из Англии. Узнав о приближении вражеской эскадры, Брюн решил не торопиться и выяснить намерения противника, ограничившись направлением дивизии генерала Дэндельса к Гельдеру – самому важному пункту его участка.
Эта передовая французская дивизия не смогла воспрепятствовать высадке у Гельдера на берег британской дивизии генерала Ральфа Эберкромби (1734—1801) и была отражена. Зато Брюн, сумел разгадать все намерения противника и уже всеми силами выступил навстречу англичанам.
Три его дивизии двигались тремя компактными колоннами: Дэндельса – справа, Дюмонсо – в центре и слева – Вандамма, кстати, одного из лучших французских пехотных генералов не только той поры, но и грядущих наполеоновских войн.
Видя, что противник не очень-то и силен, Брюн решил нанести удар первым.
10 сентября на рассвете он начал наступление шестью колоннами. Однако с самого начала все пошло не так, как планировал французский генерал. Не имевшего переправочных средств Вандамма, союзники задержали у Алькмаарского канала и он не смог переправиться через него, а две другие дивизии тоже принялись топтаться на месте. Получивший отпор Брюн не полез на рожон, понапрасну теряя силы, а умело «сел в крепкую оборону», возведя укрепления, в ожидании обещанных ему подкреплений.
В середине сентября на побережье высадился герцог Йоркский – собственной персоной – со 2-й английской дивизией и 11-тысячным русским корпусом генерала от инфантерии Ивана Ивановича Германа (1744—1801). Того самого, между прочим, Германа, которого по началу крайне мнительный российский император Павел приставил было следить за Суворовым в Италии, но затем передумал и направил в помощь англичанам, готовящимся к высадке на северо-восточном побережье Франции.
18 сентября русско-английские войска перешли в наступление: генерал Эберкромби двинулся против правого фланга французов; генерал Дэндельс – на центр, а генерал Герман атаковал левое крыло Брюна. После ожесточенного боя союзники смогли захватить деревню Берген. Однако генерал Вандамм не дал им закрепиться и развить успех, своевременно ударив в штыки. Деревня оказалась возвращена обратно, а войска Германа разгромлены, причем, в плен попал и сам Иван Иванович и на этом полководческая карьера этого незадачливого саксонского наемника на русской службе закончилась. Его, правда, потом выменяли на плененных под Нови французских генералов Периньона и Груши, (будущих, кстати, маршалов Франции), но прожил он после этого «конфуза» не долго. Герцог Йоркский, удрученный поражением Германа, отвел все свои изрядно потрепанные войска в тыловой лагерь.
Несмотря на первоначальный успех, Брюн не стал торопиться с контрударом, продолжив укреплять свои позиции, в ожидании подкреплений, уже бывших неподалеку. Пока противники пережидали, герцог Йоркский принялся приводить свои деморализованные войска в порядок. Ему следовало либо отказаться от попытки прорваться вглубь занимаемой неприятелем территории и убраться восвояси «не солоно хлебавши», или снова рискнуть пойти на сражение.
В конце концов, англичане решили еще раз атаковать врага всеми оставшимися у них силами.
2 октября союзники снова пошли вперед, на этот раз четырьмя колоннами: Эберкромби, Дэндельса, Пальтни и сменившего неудачника Германа – принимавшего, участие в усмирении Суворовым Всепольского восстания Тадеуша Костюшко в 1794 гг., генерал-майора Ивана Николаевича (Магнуса Густава) Эссена 1-го [19.9.1759 им. Педдес Эстляндской губ. (или Калви, волость Азери, Восточная Эстония – 8.7./ 23 августа 1813, Бальдон Курляндской губ. (Латвия)] (не путать с П. К. Эссеном 3-м – участником Цюрихского «конфуза» Римского-Корсакова»! ).
И хотя французы опять отразили все атаки на деревню Берген, но общий исход боя остался неясен и обе армии заночевали прямо на поле боя.
Однако, на следующий день, Брюн предпочел отойти на виду у неприятеля на новую позицию у Бевервейка. Именно там его ожидали долгожданные подкрепления, наконец-то прибывшие из Франции.
Два следующих дня противники простояли без движения: инертный герцог Йоркский никак не мог решиться снова наступать, а Брюн собирался взять союзников измором, благо что именно ему бездействие шло на пользу.
Лишь на третий день британский главнокомандующий, все же, дал команду на атаку. Упорный бой не стихал весь день. Позиции стойко оборонявшихся французов, не раз и не два переходили из рук в руки. Не было понятно, чья – возьмет вверх. Только ближе к ночи генерал Брюн провел проникающую кавалерийскую атаку, расстроившую вражеские ряды и союзники принялись стремительно отступать.
Проатаковав весь день, понеся большие потери, герцог Йоркский отвел свои деморализованные постоянными неудачами войска вглубь исходных рубежей. Казалось, ему пора сажать десант обратно на корабли и «уносить ноги» пока французы не сбросили в море остатки союзных войск. Но упрямый англичанин остался на позициях, явно надеясь на благоприятный случай.
Теперь уже Брюн, изрядно укрепившийся, и к тому же почувствовавший, что фортуна на его стороне решил перейти к активным наступательным действиям. 15 октября он взял в кольцо лагерь русско-английской армии и вот-вот грозился покончить с противником. Только тогда английский главнокомандующий, поняв, что оказался в патовой ситуации, решил капитулировать на почетных условиях.
Уже 19 ноября последний отряд союзников покинул Голландию, так и не выполнив поставленную задачу.
Общие потери союзников в той бездарной кампании составили ок. 10 тыс. убитыми, раненным и пленными. Англичане за право свободного выхода из страны обязались вернуть Франции всех когда-либо взятых в плен французов. Примечательно, что раздосадованные британцы русских солдат отказались вывозить на Туманный Альбион, а перебросили их морем на о-ва Джерси и Гернеси, где зимой остатки русского экспедиционного «горе-корпуса» влачили жалкое существование без пропитания, без обносившихся одежды и стоптанной обуви.
Так бывает обычно со всеми союзниками островной Великобритании, у которой нет постоянных партнеров, а имеются только постоянные интересы.
Так было, так есть и так будет всегда.
После этой победы за генералом Брюном в войсках закрепилось почетное звание «Спасителя Батавской республики», так называлась дочерняя республика, образованная на территории Голландии.
…Между прочим, значение этой победы, наравне с победой Массены над Римским-Корсаковым (а Сульта – над Готце) в Швейцарии, для революционной Франции трудно переоценить. Если бы сразу после Нови Суворову удалось-таки быстро прорваться к Римскому-Корсакову и раздавить армию Массены, а Брюн не смог бы отразить англо-русское вторжение герцога Йоркского в Голландии, то кое-кто из историков не исключает возможности попытки вторжения монархических союзников (России, Австрии, Пруссии и Англии) во Францию, поскольку Рейнская армия вряд ли смогла бы в одиночку устоять при мощном нажиме!? Более того, отдельные исследователи и вовсе склонны полагать, что при ином исходе этих сражений и прочих более благоприятных привходящих обстоятельствах русские, прусские, австрийские и британские армии могли оказаться во Франции на пятнадцать лет раньше (!?), чем это произошло на самом деле!? Впрочем, история, как известно, не имеет сослагательного наклонения или, «каждому – свое»!? А так «лебединая песня» победоносного Суворова – столь желанный для европейских монархов поход на Париж, как и не менее желанная для «русского Марса» встреча на поле боя с Бонапартом, как это активно популяризируется в отечественной литературе, «… широко шагающим мальчиком, которого пора унять, а не то будет поздно» (?) – не состоялись. И очень скоро, предостережение Суворова, что «новый Рим пойдет по стопам древнего», реализовалось: наполеоновская Франция начала стремительно поглощать европейские государства, превращаясь в супер-державу…
В своих воспоминаниях, Наполеон, хоть и не резко, но критиковал некоторые действия и решения Брюна. Разбирая все этапы этой кампании, Наполеон, в частности, пишет: «Генерал Брюн потерял десять дней августа в досадных колебаниях. Чтобы принять решение, он выжидал более надежных сведений о намерениях противника. Он считал, что лучше действовать медленно, чем действовать плохо и наобум. Такая осмотрительность была тут неуместна: не могло быть никакого сомнения относительно пункта, где будет иметь место атака англичан. Им хотелось захватить Голландию; они могли это сделать, лишь овладев Зюйдерзее, а для этого им нужен был Гельдер». Однако, несмотря на критические замечания, Бонапарт в конце заключает, давая тем самым оценку действиям Брюна: «Он провел кампанию умно».
Более того, позднее Наполеон признал, что Брюн в 1799 г. избавил Францию от нового вражеского нашествия.
Впрочем, это не помешало Бонапарту емко и доходчиво охарактеризовать степень военного дарования бывшего журналиста и по совместительству «пламенного революционера»: «Брюн имел известные заслуги, но в общем, был скорее генералом трибуны (курсив мой – Я.Н.), чем внушающим страх воином».
Так или иначе, но Брюн был в числе тех немногих генералов-патриотов, которые в очередную для родины суровую годину («Отечество в опасности!»), погребли все планы европейских монархов похода на республиканский Париж.
Несмотря на свои крайне радикальные республиканские взгляды, Брюн поддержал Наполеона во время государственного переворота 18 брюмера и в декабре 1799 г. был назначен Бонапартом, ставшим Первым консулом Французской республики, членом Государственного совета и председателем военной секции.
Затем Брюна во главе 60-тысячной армии, перебрасывают на запад Франции, где активизировались вандейцы. Наш герой сумел добиться лишь некоторых успехов и через какое-то время его поменяли на Бернадотта, переведя в Италию.
До него главнокомандующим Итальянской армией по распоряжению Наполеона 24 июня 1800 г. был генерал Массена.
Но уже спустя пару месяцев Первый консул пересмотрел свое решение. Все очень просто: став главнокомандующим, Массена без зазрения совести принялся набивать свои карманы всем, чем только было можно. Мало того, что он занялся разворовыванием казенных армейских денег, так еще не гнушался и грабежами и мародерством.
Именно Брюну пришлось 13 августа 1800 г. сменить непотребно проворовавшегося Массену.
И вот вскоре выяснилось, что и новый главнокомандующий Итальянской армией мало, чем отличался от бывшего: подобно Массене Брюн не гнушаясь ничем, что могло бы обогатить его.
Именно за казнокрадство Бонапарт его недолюбливал, больше всего.
А вот воевал Брюн в Италии точно также, как до этого действовал против англичан и русских в Голландии – очень не спеша и весьма осторожно. И, тем не менее, такая тактика сработала снова: в битве при Поццоло он сумел нанести поражение австрийской армии. Правды ради, следует уточнить, что в его победе ключевую роль сыграла прорвавшая центр вражеской позиции стремительная кавалерийская атака генерала Даву!
Несмотря на поддержку Бонапарта во время событий 18 брюмера, сделавших его властелином Франции, Брюн, тем не менее, не слишком симпатизировал Наполеону. Неизвестно, насколько он участвовал, и участвовал ли в распространении «пасквилей» против Бонапарта, но последний решил отослать этого «пламенного революционера» послом в Турцию, подальше от Парижа, благо война с ней закончилась после эвакуации французских войск из Египта.
Казалось, нашего «героя трибуны» уже мало что ожидает на родине, но именно Брюн удостоился звания маршала Франции.
…Между прочим, его маршальство, как впрочем и Бессьера, а потом спустя годы и Мармона, вызвало немало разговоров, как в армейской среде, так и в гражданском обществе. Почему Брюн, никогда не вызывавший большой симпатии Бонапарта, да и сам не симпатизировавший ему, вдруг получил столь высокое звание, став высшим сановником империи? Профессионалы отлично понимали, что Брюн не чета Массене или даже Журдану, но и ничуть не хуже Монсея или Периньона и т. п. и т. д. Лишь один неоспоримый аргумент в пользу Брюна лежал на поверхности: отражение русско-английского десанта осенью 1799 г. в Голландии, отчасти, предотвратившего другие более серьезные беды для республиканской Франции! Но достаточно ли этого для маршальства – вот в чем вопрос!? Судя по всему, у Бонапарта были свои резоны раздать маршальские жезлы первым 18 генералам, среди которых, как показало время было всего лишь несколько разностороннеодаренных военачальников – Массена, Даву, Ланн Сульт и Сюше. Скорее всего, это была попытка консолидации всех слоев нового французского общества под его эгидой. В маршалате оказались совершенно разные по своим взглядам и устремлениям, дарованиям и нравственным качествам военачальники: пламенные республиканцы; бывшие королевские офицеры, пошедшие служить новой власти ради карьерного роста, но так до конца не принявшие новый режим; амбициозные либералы; истинные патриоты; и честолюбивая молодежь, понимавшая, что их военная карьера всецело зависит от благосклонности Наполеона и именно он всячески поощряет их талант, продвигая их вверх по службе. В результате судьбе было угодно, чтобы не обладавший сверхъестественными военными талантами и не одержавший потрясающих побед, журналист по призванию и военный по ситуации, «генерал трибуны» Гильом-Мари-Анн Брюн стал… маршалом Франции! Возможно, так сложились обстоятельства либо так легли звезды!? Скажем сразу, что с маршальством Брюну сильно повезло. Дело в том, что именно Французская буржуазная революция (как и все остальные подобные «катаклизмы») дала шанс «прорваться наверх» людям рисковым, решительным, энергичным и удачливым, т.е. из «Грязи в Князи». Остальные могли лишь сетовать, что между 1789 и 1804 гг. они не воспользовались случаем, пока все «пути-дороги» к чинам, почестям и богатству были открыты. Установление империи Наполеона ознаменовало возвращение к порядку, когда чины и должности снова стали распределяться по старшинству, по окончании престижного заведения или из-за громкого имени. Все стремительные продвижения вверх по социальной лестнице после 1804 г. затормозились очень сильно, а затем и вовсе сошли на нет. Вторых «Мюратов», «Ланнов», «Нейев» – выходцев из простых солдат революции, из «гущи народной» – в период империи Франция уже не получила…
Став маршалом, Брюн уже почти не воевал – такова была воля Наполеона.
Он в основном занимался очень выгодным лично для его кармана занятием -администрированием: губернаторствовал в ганзейских городах Бремене, Гамбурге, Любеке. Вполне естественно, что на этой должности он не умерил свой пыл в отношении поборов и нечестного обогащения. Поначалу Наполеон закрывал глаза на это очередное лихоимство маршала: он был очень занят войной с Пруссией, а потом и с русскими в Польше.
Весной 1807 г. случилось событие, имевшее роковые последствия для Брюна лично.
Тогда против французов, осаждавших Кольберг, шведы высадили десант и открыли боевые действия. Брюн сумел отбросить шведов в Штральзунд и даже понудил их к капитуляции. Но подписывая ее, французский, а по сути дела – наполеоновский – маршал допустил непростительный поступок, вызвавший резкое недовольство Наполеона. Брюн подписал документ о капитуляции от имени «французской армии», забыв упомянуть… «Его Императорское и Королевское величество», т. е. Наполеона. Сверхамбициозному «корсиканскому выскочке» «генералу Бонапарту» очень не понравилось такое умаление его достоинства как главы государства.