К 212-й годовщине «Грозы 1812 года». Россия в Опасности! Время героев!! Действовать надо сейчас!!! Том I. Грузин, «немец», татарин и серб!

Благодаря смекалке и отличному знанию полководческой манеры Александра Васильевича, Петр Иванович смог стать командиром суворовского авангарда: он быстрее командовавшего целым русскими корпусом генерала от инфантерии 59-летнего Андрея Григорьевича Розенберга (1740—1813) – ветерана Семилетней войны (1756—1763) и русско-турецкой войны (1768—1774) сообразил, что означает приказ Суворова немедленно выделить «два полчка пехоты и два полчка казачков», т.е. немедля и быстро выступать вперед с оными полками. Багратион вышел из строя полковых командиров и лихо отрапортовал: «Ваше сиятельство! Вверенный мне 6-й егерский полк готов!»

…Между прочим, этой «выходкой» он, естественно, навлек на себя гнев и неудовольствие всего генералитета и, тем более, самого Розенберга! «Экая проклятая выскочка!» – долго возмущался потом заслуженный боевой генерал русской армии. Все они сочли его поступок как естественное стремление «молодняка» поскорее выдвинуться, обратить на себя любимого во что бы то ни стало внимание главнокомандующего! Впрочем, отчасти, они были правы: Багратион всегда и везде стремился выслужиться, выдвинуться в глаза начальства, но… через подвиг в бою, а не в закулисной возне «бульдогов под ковром» или, того хуже – «левреток в будуаре». Хотя со временем и такое стало случаться с «князем Петром»…

И действительно уже через час (!) багратионовский авангард (его егеря с гренадерским батальоном подполковника Ломоносова и Донским казачьим полком майора Поздеева) были готовы к выдвижению вперед. Им было предписано первыми появиться на берегах реки Адды.

Багратион стал широко известен благодаря своим умелым действиям после того, как во главе авангарда русско-австрийской армии взял штурмом крепость Брешиа, овладел городами Пуццоло (Палацалло), Бергамо и Лекко, отличился в многодневных сражениях на берегах рек Адде и Треббии, в решившей исход кампании битве при Нови. Везде, порой уступая неприятелю численно, проявлял исключительную храбрость и появлялся на самых опасных участках боев, воодушевляя войска; был дважды ранен [в правые – плечо (при Треббии) и ногу выше колена (на Адде)], но не покидал войск.

В жестоком бою на берегах Адды именно поддержка генерала Милорадовича позволила ему выпутаться из очень сложной ситуации в борьбе с будущим маршалом Франции, а тогда дивизионным генералом Серюрье. Будучи старше в чине (разница была чуть больше полугода: Михаил Андреевич стал генерал-майором 27 июля 1798 г., а Петр Иванович – лишь 13 февраля 1799 г.!), Милорадович мог взять командование на себя. Но он передал свой батальон Багратиону, чтобы тот сам довел дело до победного конца.

…Кстати сказать, патрон Багратиона и Милорадовича Александр Васильевич Суворов никогда не был столь «прозрачен» и «безоблачен» по характеру, как это любят твердить апологеты его дарования. Он очень умело играл на честолюбии и самолюбии своих молодых амбициозных подчиненных, как это, например, было во время похода в Италию и Швейцарию с недавно ставшими генералами – Милорадовичем и Багратионом. Ревность и соперничество заставляло этих молодых «орлов» совершать почти невозможное, принося их патрону желаемое – Победу!!! «На войне – как на войне»! Там сантименты не в цене…

В тяжелейшем сражении на берегах Треббии ему пришлось не единожды преодолевать отчаянное сопротивление польских легионеров Домбровского, яростно мстивших русским (и, в первую очередь Суворову!), и за залитую кровью Польшу, и за поруганную Прагу и за униженную Варшаву. В сражении у Нови Суворов возложил на него проведение удара, решившего исход битвы. Действуя порой весьма рисково – подпускал врага на полтораста шагов и, открыв убойный огонь меткими егерями, Петр Иванович тут же кидался с гренадерами на потрепанного неприятеля в штыки.

…Между прочим, именно в ходе Италийского похода Суворова Петр Иванович сумел (как впрочем, и его соперник по полководческой славе Михаил Андреевич Милорадович – умевший держать нос по ветру!) завести близкое знакомство с сыном российского императора Павла I, Великим Князем, будущим цесаревичем Константином Павловичем. Последний очень полюбил бывать в багратионовском авангарде. Уже в ходе Швейцарского похода, когда русская армия оказалась на грани катастрофы и есть было совершенно нечего – в высокогорной Муттенской долине для авангарда Багратиона Великий Князь на свои 40 червонцев приобрел у местного крестьянина… две грядки картофеля и истощенным бойцам было чем набить голодное брюхо. Впрочем, в друзьях-приятелях-«братьях по оружию» у Константина Павловича ходили и Милорадович, и А. П. Ермолов, и некоторые другие генералы – не столь талантливые и видные, но пробивные…

После Итальянского похода фельдмаршал отметил Багратиона как «наиотличнейшего генерала и достойного высших степеней» и подарил «князю Петру» свою шпагу, с которой тот не расставался до конца жизни. Всего за этот поход ему пожаловали ор. Св. Анны, причем, сразу же 1-й ст., ор. Св. Иоанна Иерусалимского (Мальтийского креста) и алмазные подвески к нему, ор. Св. Александра Невского. В общем, не обошел император Павел молодого грузина наградами, но ведь тот их и заслужил, будучи постоянно в жарких делах.

…Кстати сказать, в Италийском походе Суворова у Петра Ивановича случались «мелкие неудачи», как например, в жаркой стычке на р. Бормидо у Маренго, когда он, по мнению Суворова на пару с австрийским генералом Ф. И. Лузиньяном по-мальчишески «прошляпили» победу над самим Моро. Выдающийся французский генерал, как это было ему очень присуще, ловко сманеврировал, и, «оставив союзников с носом», успел – у них «под носом» – уйти непотрепанным. Недаром его звали «генералом искусных ретирад»! «Упустили неприятеля!» – негодовал неистовый старик Suvaroff!!! Справедливости ради признаем, что в том печально памятном для него бою Петр Иванович уступил общее руководство боем… младшему в чине Лузиньяну! Больше он никогда так не делал и впросак не попадал: «за одного битого – двух небитых дают!» Более того, спустя годы в своем формулярном списке он указал бой на берегах Бормидо, как свою единоличную победу! Такое бывает и с крупными полководцами…

В легендарном Швейцарском походе через Альпы неистового старика Suvaroff «князь Петр» командовал то авангардом союзной армии, первым преодолевая все природные преграды, прокладывая путь войскам в горах и первым принимая на себя удары противника, то в арьергарде, сдерживая натиск французов.

13 сент. при атаке Сен-Готардского перевала его 6-й Егерский полк сумел через скалы зайти в тыл французов, и перевал был взят. После преодоления 14 сент. Чертова моста преследовал противника до Люцернского озера, с боями проложил дорогу в долине Кленталь, но был сильно контужен картечью. Командуя арьергардом, он прикрывал выход русско-австрийской армии из окружения, его егерский полк, составлявший бессменное ядро его отряда, окончил кампанию в составе всего шестнадцати офицеров и трехсот солдат (а ведь по началу было 506 человек!). Сам Петр Иванович был в третий раз ранен.

Шестнадцатидневный Швейцарский поход еще больше прославил Багратиона как превосходного генерала. К его наградному «иконостасу» добавились два иностранных ордена: австрийский – Марии-Терезии 2-й ст. и весьма скромный по своей значимости сардинский ор. Св. Маврикия и Св. Лазаря.

Из Заграничного похода, под знаменами ставшего к тому времени генералиссимусом Александра Васильевича Суворова, Багратион уже вернулся знаменитым военачальником, особенностью которого являлось полное хладнокровие в самых трудных положениях, даже при численном превосходстве врага. Его послужной список впечатлял, его уважали боевые французские генералы, ибо именно мастерство и отвага Петра Ивановича не раз заставляли их отступать перед его напором либо прекращать его преследование. В свою очередь, опыт, накопленный Багратионом в ходе этих двух героических кампаний очень пригодился ему во время будущих войн с Наполеоном – в 1805 г., 1806—1807 гг. и в «грозу 1812 года», ставшую для него роковой. У него появился свой полководческий почерк: хладнокровный, но постоянно стремящийся к победе военачальник – блестящий мастер авангардно-арьергадных боев.

Недаром крупнейший военный теоретик той поры современник Багратиона Клаузевиц называл его: «…человеком с репутацией лихого рубаки»!

…Между прочим, рассказывали, что в последние месяцы жизни Суворова Багратион весьма часто бывал при нем и, что якобы именно к нему были обращены одни из последних слов гениального полководца, осененного напоследок мыслью о суетности земных страстей: «Эх! Долго гонялся я за славой – все мечта…». Что это – «красивая эпитафия» к последним мгновениям жизни великого человека или, все же,… быль!? Оставим эту сентенцию без комментариев: каждый вправе сделать свои собственные выводы…

По возвращении в Россию, с 1800 г. Багратион был назначен шефом лейб-гвардейского Егерского батальона, начало которому в 1792 г. положил цесаревич Павел, и затем переформировывал его в полк.

Егеря считались элитой русской армии. Туда отбирали лучших из лучших: самых крепких, здоровых, проворных, смекалистых. Им полагалось уметь действовать и в сомкнутом и в рассыпном строю, быстро менять фронт своего расположения и при этом способных вести прицельный огонь из любого расположения. От них требовалась особо точная стрельба. Для этого они снабжались нарезным оружием. Егерям полагалось одинаково успешно действовать как в атаке, так и при отступлении. Егерский полк Багратиона – образцовый в русской армии – предназначался для охраны Павловска и царской семьи, когда она там проводила лето. Размещались егеря на постоянных квартирах в Петербурге, в слободе Семеновского полка.

В будущем «близость» к Павловску – уже при новом императоре Александре I – переросла в «доверительные» (насколько это было вообще возможно для малообразованного грузина с некоторыми женскими особами царской семьи). В частности, с вдовствующей императрицей Марией Федоровной, имевшей немалое влияние на своего «лукавого» сыночка, никогда никому напрямую не отказывавшего, но в тоже время большого любителя полумер!

После славных походов Суворова князь Багратион приобрёл популярность в высшем свете.

Громкая слава бежала впереди Петра Ивановича: примерно с той поры он стал чаще других боевых генералов приглашаться к царскому столу. Как шеф лейб-егерей он имел право и обязанность постоянного доступа к государю для рапортов по состоянию дел и это в какой-то мере могло приближать его к фигуре императора. Для всего лишь «генерал-майора», да еще и не самого знатного (по меркам чванливой русской аристократии!) происхождения, это было очень высокой честью. Его даже приглашают на царские обеды и ужины почти каждый день и это при том, что стол обычно накрывался на 17, максимум 22 персоны.

С той поры начинается возвышение Багратиона – как показало время, умевшего своим обаянием и приветливостью очаровывать людей (с императрицей Марией Федоровной – дамой очень требовательной к людям – «не забалуешь»! ) – продолжившееся примерно до 1809 г. Оказалось, что Петр Иванович умеет ладить с очень разными людьми порой не просто очень сложными, но и даже страшными, например, личным брадобреем Павла I И. П. Кутайсовым или могущественным генерал-прокурором Сената П. Х. Обольяниновым либо всесильным временщиком А. А. Аракчеевым, при этом ничуть не унижаясь.

В 1800 г. император Павел I устроил свадьбу Багратиона с 18-летней очень красивой фрейлиной, графиней Екатериной Павловной Скавронской (1782? – 1857), которая по слухам то ли сама добивалась брака с «восходящей звездой» русского боевого генералитета, то ли была… по уши влюблена в молодого красавца графа П. П. Палена, то ли это был… каприз самодержца!?

Так или иначе, но венчание состоялось 2 сентября 1800 года в церкви Гатчинского дворца, проходило оно по высшему разряду, в присутствии императора и императрицы и всего двора. Невеста, одетая в русское платье, «убиралась» царскими бриллиантами самой Марией Федоровной.

Вот что писал об этом союзе генерал А. Ф. Ланжерон – человек сколь внимательный, столь и иронично-саркастичный: «Багратион женился на родственнице (по отцу) императрицы Екатерины I, по матери внучатой племяннице князя Г. А. Потемкина… Эта богатая и блестящая пара не подходила к нему. Багратион был только солдатом, имел такой же тон, манеры и был ужасно уродлив. Его жена была настолько бела, насколько он был чёрен; она была красива как ангел, блистала умом, самая живая из красавиц Петербурга, она недолго удовлетворялась таким мужем…»

Ее мать несравненная красавица Катенька Энгельгардт в юности очень много «шалила» со своим любвеобильным дядюшкой Г. А. Потемкиным и очень может быть, что гены сказались и на дочери.

В 1805 году легкомысленная красавица, которая никогда не любила своего знаменитого мужа, уехала в Неаполь «развеяться», потом для «поднятия тонуса» очутилась в Вене и с мужем уже практически никогда не жила. Багратион звал княгиню вернуться, но та оставалась за границей под предлогом лечения.

На самом деле она крутила роман с прусским принцем-красавцем Людвигом пока того не убили в бою с французами при Заальфельде поздней осенью 1806 г.

Тогда от 8 до 9 тысяч пруссаков под командованием лихого кавалерийского офицера, главы придворной партии войны, принца Людвига вступили в бой с вдвое превосходившим их численно 14-тысячным корпусом Ланна, выходившим из густо-холмистого Франконского леса через Заальфельдское дефиле на оперативный простор. По началу планировалось, что передовые силы Людвига поддержат два других прусских военачальника: Гогенлоэ справа, а герцог Брауншвейгский – слева. Но нерасторопность престарелых прусских полководцев привела к тому, что принц остался один на один и вынужден был в одиночку отражать натиск неприятеля, стремительно развертывавшегося из походных колонн в боевые порядки. Умело прикрывшись легкоконной завесой и прицельным огнем застрельщиков, Ланн обошел пехотой Сюше вражеский фланг, хваленая прусская пехота была разбита и потеряв полторы тысячи человек, отброшена. Воинственный принц во главе всего лишь пяти кавалерийских эскадронов отчаянно пытался остановить наступление французов, но попал в окружение, капитулировать отказался и был заколот в живот гусарским сержантом. Так нелепо погибла одна из военных надежд Пруссии. (По крайней мере, так считали сами пруссаки.)

Немного погоревав для приличия, Екатерина Павловна Багратион окунулась в поиски новых острых ощущений, а в них она подобно своей матушке – большой проказнице, была настоящей докой. В погоне «за очередной любовью» ее красота не увядала, а только расцветала новыми красками!

Поскольку детей в браке с Багратиона она так и не нажила, то в 1809 г. по обоюдному согласию супруги-«по неволе» (?) расстались.

В Европе княгиня Багратион – дама сколь любвеобильная, столь и расточительная (свое гигантское состояние она свела на «нет» только в глубокой старости!) – пользовалась огромным успехом у разного рода жиголо, приобрела известность в придворных кругах разных стран, родила дочь (как полагают, от австрийского канцлера князя Меттерниха – известного секс-символа той поры; кто из высокородных дам от него только не рожал!?). Она устраивала роскошные «парти», шикарно одевалась – всегда была в курсе последних парижских новинок, поражала любовников изысканнейшим венским кружевным нижним бельем, открывавшим пытливому мужскому взору больше чем … (в этом предмете женского туалета Вена всегда удачно конкурировала со столицей мирового соблазна Парижем!).

Исследователи не исключают, что супруги все же однажды еще раз встречались летом 1810 г. в Вене, когда Катенька уже была на сносях дочерью от Меттерниха. Нам доподлинно неизвестно о чем они говорили. И тем не менее, после смерти Багратиона среди его личных вещей был обнаружен миниатюрный портрет его супруги, правда, в соседстве с портретами двух других «знаковых» женщин в его судьбе.

Во времена Венского конгресса сам император Александр I, большой мастак по женской части, по данным тайной венской полиции не единожды оставался у нее в доме… ночевать.

После смерти Петра Ивановича княгиня вторично ненадолго вышла замуж за англичанина лорда Гоудена, но фамилии Багратион так и не меняла.

В Россию она уже не вернулась, осев в Париже, где до последних дней своей бурной и долгой жизни поражала свет своими утонченными обедами, но при этом ее саму уже возили в инвалидной коляске.

…Между прочим, почти похожая супружеская «коллизия» сложилась и у приятеля Багратиона со времен Италийского похода Великого Князя Константина Павловича. «Беглая» – по причине побоев – жена цесаревича великая княгиня Анна Федоровна вела себя примерно также. Не исключено, что обманутые супруги-«рогоносцы», проведшие полжизни в походах и сражениях, могли обмениваться «на солдатских бивуаках» впечатлениями, столь обычными для почти всех брошенных мужей, несмотря на всю их внешнюю «крутизну»…

Обогащенный опытом сражений с революционными французами в Италии и Швейцарии под началом «неистового старика Souwaroff», Петр Иванович Багратион активно участвовал в войнах против Наполеона в 1805—1807 годах.

В трагической для России кампании 1805 г. он возглавлял авангард русской армии.

Из-за неудачных действий австрийцев и сдачи ими Вены русская армия оказалась в очень трудном положении. Вынужденно совершала она стратегический марш-манёвр от Браунау к Ольмюцу и Кутузов. Не раз войска Кутузова оказывались перед угрозой окружения, и авангард Багратиона (кавалерией у него командовал П. Х. Витгенштейн, а артиллерией – А. П. Ермолов; так три будущих героя Отечественной войны 1812 г. оказались «скованные одной цепью»! ), став волею судеб арьергардом, геройски прикрывал отход основных сил Кутузова. Отступление, а это всегда самый сложный вид боя, облегчалось лишь тем, что на пути русских находилось немало речек (притоков Дуная), на которых можно было сдерживать натиск французов арьергардными боями.

…Между прочим, князь Багратион, будучи участником легендарного похода Суворова в Швейцарские Альпы, где русские солдаты едва полностью и не полегли костьми из «причуд» русско-австрийской политики (Павел I слишком долго играл роль благородного монарха-рыцаря!), с огромным недоверием относился к австрийцам и на этой войне. Тем более, что они своими «неудачными» действиями (сдачей Таборского моста и т.п.) все время ставили русские войска в безвыходное положение: плен или смерть! Как после суворовского похода в Европу, так и после войны с Наполеоном в 1805 г., Петр Иванович в петербуржских салонах будет очень много рассказывать об изменах «цесарцев» (австрийцев) по отношению к русским. Впрочем, ему участнику всех этих кровавых событий действительно было что поведать салонным завсегдатаям…

Началось все с того, что примерно в 50 км к западу от Браунау, у Ламбаха на р. Траун, французский авангард почти настиг русскую армию и сходу ударил в тыл четырем отставшим арьергардным австрийским батальонам Кинмайера и Ностица. Последние пошатнулись, но тут французам преградили путь четыре батальона егерей, гусары и несколько пушек конной артиллерии подпоручика Овечкина, из арьергарда Багратиона, прикрывавшего тыл русской армии.

Вопреки сложившейся в исторической литературе традиции жаркого боя между французами и русскими тогда не случилось!

На самом деле небольшой французский авангард не рискнул кинуться на внушительно расположившихся русских, с которыми они на этой войне еще не встречались, но кое-кто из них слышал о «злом» русском штыке или даже «отведал» его сполна в Италии и Швейцарии в 1799 г. Поскольку задачей русских было стоять и ждать нападения, то они тоже не спешили ввязываться в большую драку. Стороны предпочли маневрировать и лениво перестреливаться, изредка сходясь на штыках. Не потому ли потери с обеих сторон были скромными: сотня – у французов и 141—145 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, а также одна 6-фунтовка у русских. Так ничейно закончилась первая хоть и 5-часовая, но вялая схватка русских с французами в кампании 1805 г. Русский арьергард отошел за Ламбах – французские драгуны не спешили их преследовать, держась на почтительной дистанции.

Казалось, Кутузов готовится задержать французов на берегах глубокой и быстрой реки Энс (приток Дуная). Это был очень выгодный оборонительный рубеж: ее восточный (русский) берег был не только высок, но и весьма крут. На самом деле, Михаил Илларионович, очевидно, предпочел схитрить: имитируя готовность к обороне на водном рубеже, он продолжил отступление на Кремс. Переправа 3 ноября через Энс главных сил Кутузова прошла успешно. Сотни драгун Вальтера и конных егерей Мильо (Мийо) с одной лишь пушкой, примчавшихся первыми, безусловно, было мало для захвата моста или серьезной атаки на заканчивавших переправу русских. Более того, отходя, спешенный эскадрон Павлоградских гусар успел взорвать за собой мост.

Но уже рано утром 5 ноября мост через реку был восстановлен и кавалерийский авангард Мюрата [гусары Трейяра (Тройяра или Трольяра), конные егеря Мильо и Фоконне, драгуны Вальтера, кирасиры Нансути и д`Опуля при поддержке гренадер Удино] продолжил погоню за неприятелем. Не прошло и часа как они уже нагнали австрийцев у деревеньки Штремберг.

Французские гусары при поддержке гренадер опрокинули три австрийских батальона кроатов (хорватов) и несколько эскадронов Гессен-Гомбургских гусар генерала Ностица и в 20 км от места переправы на лесной опушке у деревеньки Эд напоролись на… четыре русских батальона и несколько эскадронов Павлоградских гусар из 3-х тысячного арьергарда генерала Петра Ивановича Багратиона.

Висевшие на плечах отступавших австрийцев французские кавалеристы под личным началом самого удальца Мюрата сходу врубились в русских, опрокинули их, вырвались на лесную поляну, где налетели на оставшуюся часть багратионовского арьергарда – Азовский мушкетерский, Киевский гренадерский, 6-й егерский и Павлоградский гусарский полки. Их тоже смяли и они стремительно покатились назад: кто – по дороге, а кто – напрямик через Амштеттенский лес, величественный в своей зимней ипостаси.

Мюрат – в своем «павлиньем наряде», с маршальским жезлом в руке – в окружении генералов Вальтера, Удино, Трейяра и Мильо с гусарами и конными егерями продолжил их преследование. Отчаянная рубка не прекращалась ни на дороге, ни в лесу.

Но как только сражающиеся выскочили на огромную лесную поляну, там их встретила конно-артиллерийская рота храброго и хладнокровного подполковника Алексея Петровича Ермолова и 8 батальонов пехоты (Малороссийский, Апшеронский, Смоленский мушкетерские и 8-й егерский полки) с 10 эскадронами Мариупольского гусарского полка генерала Михаила Андреевича Милорадовича.