Генералы французской армии конца XVIII – начала XIX вв.: от Вальми до Ватерлоо и… не только! Книга третья: от Ержмановского до Лаюра
В этом походе Жубер принял самое активное участие.
Возглавивший армию Бонапарт не сразу разглядел масштабы дарования самого младшего из подчиненных ему бригадных генералов и по началу даже не обращал на него особого внимания. Боевые подвиги, свершенные им в Италии, принесли ему широкую известность и выдвинули его в число наиболее известных генералов французской армии. Уже в первые дни Итальянской кампании Жубер отличился в бою при Монтенотте (12 апреля 1796 г.). На следующий день он участвовал в штурме полуразрушенного замка Коссерна, который закончился неудачей, а сам Жубер при этом был ранен, но остался в строю. 14 апреля гарнизон замка капитулировал. Затем последовал бой при Чеве (19 апреля 1796 г.), сражение при Лоди (10 мая 1796 г.) и взятие Милана (15 мая 1796 г). Во всех этих делах возглавляемая Жубером полубригада внесла весомый вклад в достижение успеха.
Умелые и инициативные действия, выдающаяся личная храбрость и предприимчивость, неукротимая отвага молодого генерала заставили командующего армией Бонапарта обратить на него особое внимание. В дальнейшем, командуя авангардом дивизии генерала Массены, Жубер успешно действовал в районе крепости Мантуя, прикрывал отход главных сил дивизии к Лонато, а затем внезапной и дерзкой контратакой отбросил противника в исходное положение. Однако подорванное в непрерывных боях и походах здоровье и не залеченные до конца раны заставили Жубера временно оставить действующую армию и уехать на отдых и лечение в Брешию (город в Италии, 85 км восточнее Милана). Несколько поправив свое здоровье, он некоторое время затем командовал гарнизоном Леньяно (город в 25 км северо-западнее Милана).
Когда вновь созданная 50-тысячная (есть и другие данные о ее численности) австрийская армия фельдмаршала Альвинци перешла в наступление с целью деблокировать осажденную французами крепость Мантую, Жубер был срочно вызван в действующую армию. Его искусные действия, одержанные им в целом ряде боев победы, во многом способствовали срыву наступления противника.
Боевые заслуги Жубера, его военный талант получили высокую оценку со стороны командования армии, – осенью 1796 г. он был назначен командиром дивизии и 7 декабря 1796 г. (в 27 лет) произведен в дивизионные генералы (высшее воинское звание во французской армии того времени).
Громкую боевую славу Жубер стяжал в сражении при Риволи (13—15 января 1797 г.). Вместе с Массеной он был главным героем этого сражения.
…Между прочим, сам Бонапарт, уже будучи в изгнании на о-ве Св. Елены, считал, что в четырехдневном сражении при Риволи особо отличились дивизионный генерал Массена и гусарский подполковник Лассаль. Роль Массена свелась, в сущности, к одному удару, а роль Лассаля – к одной атаке, правда, проведенной именно в тот момент, когда от нее зависел успех всего сражения. Бонапарт появился на поле сражения лишь на третий день, чтобы быстро восстановить равновесие, готовое нарушиться в пользу австрийцев и снова исчезнуть под Мантую, где обстановка опять склонялась в пользу врага. Но главную роль, все же, сыграл именно Жубер, командовавший в течение первого, второго и четвертого дня боев, самостоятельно распоряжавшийся и при обороне и при наступлении. Он благополучно довел битву до победного конца…
Блестящая победа Наполеона Бонапарта при Риволи предопределила падение Мантуи. 2 февраля 1797 г. после 8-месячной осады эта сильнейшая в Европе крепость капитулировала, исчерпав все возможности для дальнейшей обороны и потеряв всякую надежду на помощь извне.
После Риволи Наполеон Бонапарт окончательно уверовал в выдающиеся военные способности Жубера. На завершающем этапе Итальянской кампании, когда Бонапарт задумал нанести удар непосредственно по Австрии в общем направлении на Вену, именно Жуберу он доверил командование отдельным корпусом (три дивизии, 16—20 тыс. чел.; есть и др. данные), который, составлял левое крыло армии. Задача эта отличалась чрезвычайной сложностью: наступать на Вену через высокогорный Тироль, причем, зимой (повторимся) преодолевать многочисленные ледники, занесенные снегом горные перевалы и упорное сопротивление противника, занимавшего, как правило, наиболее удобные для обороны места. В этом знаменитом Альпийском марш-маневре в тыл австрийскому эрцгерцогу Карлу военный талант Жубера раскрылся еще больше.
В начале марта 1797 г. Жубер вышел в поход. Напомним, что сражаться приходилось высоко в горах, атакуя позиции, защищавшиеся заранее подготовленными редутами. К тому же, в Тироле, через который двигались солдаты Жубера, вспыхнуло восстание. Таким образом, пришлось сражаться не только с засевшими в глухой обороне австрийцами, но с озлобленными на всех тирольскими крестьянами. Они-то прекрасно знали все горные «козьи» тропы и к тому же, будучи наследниками славы полулегендарного Вильгельма Теля, по праву считались лучшими стрелками в Европе. Одно время люди Жубера оказались отрезаны и от тыла и от параллельно двигавшегося Бонапарта. В Вене уже радостно говорили о гибели Жубера со всеми его дивизиями. Дело дошло до того, что сам Наполеон поверил в эти слухи, но как оказалось – напрасно. Жубер с честью выдержал испытание: присоединился к войскам Бонапарта в Виллахе и этим маневром способствовал заключению Кампо-Формийского мира. Попытка первой антифранцузской коалиции феодально-абсолютистских государств Западной Европы подавить революцию во Франции силой оружия закончилась провалом.
…Между прочим, результаты Жуберова похода позволяют некоторым военным историкам склоняться к мнению, что поход «неистового старика Suvaroff» через перевал Сен-Готард блекнет перед Тирольским походом молодого француза. Естественно, что у отечественных исследователей на этот счет своя особая (или специфическая?) позиция. Все зависит от того, с какой точки зрения смотреть на эти два похода: особенно, если учитывать, что Швейцарский поход Суворова по сути дела закончился неприсущей для ранее победоносного «русского Марса» ретирадой. Впервые в жизни Суворов тогда был вынужден повернуться к врагу спиной и отступить, попросту говоря, «уносить ноги по добру – поздорову!» или, как потом писали венские стратеги совершить une belle retraite (прекрасное отступление). Правда, сам он эту ретираду потом неохотно назвал уклонением от встречи с врагом… по причине отсутствия патронов! Надо отдать ему должное: этот свой последний маневр в той войне, ставшей для него последней, он проделал в присущем ему стиле: предельно стремительно! Большой мастер горной войны французский генерал Лекурб, между прочим, потом «снял свою видавшую виды шляпу» перед последним маневром «русского Марса»: «если горы для него и были губительны, то они, по крайней мере, помогли ему увести остатки своих войск. На равнине он был бы полностью разбит, окружен со всех сторон, его бы атаковали с фронта, тогда как его открытые фланги были бы раздавлены». В то же время, не перекрыв по тем или иным причинам Паникса и вынудив Суворова отступать именно тут, Массена, сам того не подозревая, в каком-то смысле соорудил для него некое подобие спасительного «золотого моста». Впрочем, это всего лишь «заметки на полях» (оценочные суждения), оставляющие за читателем право на сугубо собственные выводы…
В Итальянской армии Наполеона Бонапарта был заведен такой обычай, когда с личным донесением командующего армией об одержанной им очередной победе в Париж отправлялся наиболее отличившийся в боях генерал или старший офицер. В его задачу входило кратко доложить правительству Республики о достигнутых успехах и вручить ему донесение своего командующего, а также бросить к ногам членов Директории и министров трофейные знамена (если они были). Прием такого вестника победы обычно проходил в Люксембургском дворце (резиденция Директории) и отличался особой торжественностью обстановки.
Как правило, избранный Наполеоном Бонапартом представитель победоносной армии, кроме оказанных ему в ходе приема высших почестей на правительственном уровне получал очередное повышение по службе и приобретал довольно широкую известность в обществе. Поэтому подобная командировка в Париж считалась в Итальянской армии самой почетной наградой.
Летом 1797 г. такой чести удостоился и Жубер. В официальном письме Директории, представляя своего посланца, Бонапарт писал: «…неустрашимый Жубер по храбрости настоящий гренадер, а по своему знанию дела и военным способностям – отличный генерал» (Joubert, selon le courage il y avait un present grenadier, mais selon la connaissance de l, affaire et les capacites militaires – le general excellent). И далее, отмечая достоинства Жубера, он особо подчеркивал: «…неустрашимый, осмотрительный, деятельный генерал, которого всегда можно было видеть во главе атакующих колонн». Этот весьма лестный отзыв командующего армией о своем боевом сподвижнике сыграл большую роль в дальнейшей судьбе Жубера, обеспечив ему быстрое продвижение по служебной лестнице.
По возвращении из Парижа он был назначен военным губернатором Венеции.
Затем Жубер идет на повышение – С 13 января по 25 июля 1798 г. он – командующий французскими войсками в Голландии (Батавская армия).
Не исключается, что по этой причине он не смог принять участие в Египетской экспедиции Бонапарта, так как теперь уже сравнялся по должности со своим бывшим начальником. Правда, по другой версии, Бонапарт очень хотел взять столь блестящего генерала с собой в Египет, но Директория ему отказала – у нее были свои виды на Жубера.
В прощальном письме последнему, Наполеон высказал пожелание, что когда-нибудь Жубер все же присоединиться к нему, но Судьбе не было это угодно.
Через несколько месяцев Жубер – командующий войсками, стоявшими под Майнцем (Самбро-Мааская армия), а с 1 ноября 1798 г. по 31 января 1799 г. он сменил генерала Брюнна на посту командующего Итальянской армией. Но не сработался с «внутриармейским-интенданским аппаратом» и через несколько недель он был смещен со своего поста и отозван во Францию.
Прибыв в Париж, Жубер подал в отставку и, сразу же получил ее. Хорошо зная его военные дарования и не опасаясь найти в нем опасного честолюбца, каковых в то время в столице было немало, Директория весной 1799 г. вновь призвала Жубера на службу, вверив ему командование 17-й дивизией, составлявшей парижский гарнизон.
В 1799 г. авторитет Директории в стране и прежде всего в столице упал до предельно низкого уровня. Политика слабого, бездарного и коррумпированного правительства вызывала недовольство всех слоев французского общества. Все настойчивее раздавались голоса об установлении в стране «твердого порядка». В общественно-политических кругах столицы витала идея государственного переворота.
Доблестный Жубер оказался втянут в политические интриги правящей Директории, скрытно, но активно искавшей подходящую «шпагу» на роль военного диктатора. Вопросом поисков «шпаги» в Директории ведали двое: виконт из провансальского мелкопоместного дворянства Поль-Жан-Франсуа-Никола де Баррас (1755—1829) и Эммануэль-Жозеф Сьейес (1748—1836) – сын почтмейстера, выпускник духовной семинарии в Сен-Сюльплиссе, главный викарий Шартрского епископства – по профессии и политик – по призванию. (Фамилия последнего максимально приближенная в русской орфографии к ее подлинному французскому звучанию должна произноситься именно так, а не как это утвердилось в отечественной историографии – Сийес).
Каждый из них планировал государственный переворот по-своему и в собственных интересах.
Избранный в мае 1799 г. членом Директории, очень осторожный, хитроумный и крайне циничный политик, Съейес, все годы революции усиленно старавшийся держаться в тени, теперь решил, что настал подходящий момент, когда надо выходить на первый план. Сбросив маску, он взял инициативу в свои руки и развил бурную деятельность. Он исходил из того, что пока во Франции будет республиканская форма правления – со стороны соседних европейских монархий постоянно будут поползновения уничтожить… французскую республику! Следовательно, нужно проделать эту процедуру… им самим!
Нужная ему «шпага» (генерал Бонапарт) снова (как в 1797 г. – тогда он был в Италии, но прислал Ожеро) была в бою (на этот раз она увязла в песках Египта и Сирии, как тогда казалось – надолго, если не навсегда), а переворот больше ждать уже не мог.
Кандидатов на эту роль в то время в Париже было немало. Но большинство из них по тем или иным причинам Съейеса не устраивали.
Наконец его выбор пал на доблестного Жубера, который оказался втянут в политические интриги Съейеса, скрытно, но активно искавшего подходящую «шпагу» на роль военного диктатора.
Осенью 1799 г. положение Директории было очень непростым: пытаясь привлечь к решению своих проблем того или иного генерала, она сильно рисковала. Поверяя военного в свои «темные планы», она с одной стороны делала его своим сообщником (он освобождался от обязанности подчиняться ей!), а с другой стороны, становилась его… заложником! Вероятность измены возрастала согласно его умственным способностям и амбициям. Ведь до конца было неизвестно, как он поступит в отношении «себя любимого», когда поймет, что на самом деле, именно он – «вершитель судьбы всей страны»!? Куда он повернет своих солдат и свои пушки!? Не в спину ли Директории!?
Вот почему она так придирчиво искала именно ту «шпагу», которая не проткнет ее саму.
Предыдущий кандидат на роль диктаторской «шпаги» беарнский бахвал Бернадотт напряг Сьейеса своей хитроумной изворотливостью: неповторимым умением «сидеть на заборе», выжидая «абсолютно беспроигрышной выгоды».
Намаявшись с Бернадоттом, Сьейес предпочел сыграть «конем»: Бернадотта сделали военным министром, но сам переворот несколько отложили, а на роль «шпаги» решено было готовить… Жубера!
Сьейес остановил свой взгляд именно Жубере, благо он-то был под рукой, командуя 17-й дивизией из состава Парижского гарнизона. В отличие от других кандидатов на роль «шпаги», этот генерал, кроме известности, обладал еще и реальной военной силой. Более того, амбициозный молодой генерал сам высказал заинтересованность послужить на благо Директории и ее «директоров»! Как военный, он, несомненно, стоял выше предыдущего кандидата на роль «шпаги-сабли» Бернадотта, а вот как политик, все же ему уступал в ловкости и изворотливости. Они наперебой успокаивали Директорию, что наведут порядок одним махом. Но если Жубер говорил – «Дайте мне 20 гренадер, и я в любой момент покончу со всеми!» -, то хитрющий гасконец Бернадотт громко и убедительно возражал – «Ну, что Вы!? 20 гренадер – это слишком… много!! 4 солдат с капралом достаточно, чтобы выгнать всех этих адвокатишек из Совета пятисот!»
Расчет Съейеса, не без оснований полагавшего, что у Жубера имелись все основания быть недовольным Директорией, оказался верным. Ее мелочная опека, постоянные вмешательства в его распоряжения до предела раздражали генерала, ранили его самолюбие.
Не забыл он и того, как с ним обошлись в Италии.
Обработка перспективной «шпаги» велась ловко и продуманно: в ход были пущены все соблазны. Какие именно – нам осталось неизвестно.
Остается лишь предполагать, что Сьейес, выступавший в роли эдакого «дьявола-искусителя», виртуозно сыграл на простодушии Жубера, насмотревшегося в Париже на многое. Съейес, выступавший в роли эдакого «дьявола-искусителя», начал постепенно и методично «обрабатывать» Жубера в нужном направлении, делая основной упор на особенности его характера.
А они заключались в том, что генерал был молод, дерзок, самонадеян, ему было присуще здоровое честолюбие. Необычность судьбы, превратившей всего за несколько лет бедного студента в знаменитого генерала республиканской армии, кружила его голову. Его кипучая натура требовала активной боевой деятельности и новых подвигов, но по воле Директории он вынужден был находиться в тылу, охраняя власть и покой презираемых им правителей. Быт и нравы столицы революционной Франции, ему пылкому и по-рыцарски благородному человеку, внушали отвращение, а «дьявол-искуситель» «пел» ему, что с падением Директории весь этот бардак исчезнет и наступят лучшие времена, а Франция будет овеяна славой великой державы!
Через некоторое время усилия «серого кардинала» Французской революции достигли своей цели, его задушевные нашептывания попали на благодатную почву. Жубер дал понять ему, что он не против изменения существующего в стране порядка. Жуберу приписывают якобы сказанные им Съйесу слова (повторимся!): «Мне, если только захотеть, достаточно двадцати гренадеров, чтобы со всем этим покончить». Так или иначе, но Жубер – когда-то честный и чистый революционный генерал (как например, безвременно погибший Марсо) – превратился в главного кандидата на роль военного диктатора.
Принципиальная договоренность «серого кардинала» с «будущим героем насущного момента» была достигнута в начале лета 1799 г.
Это был, по существу, замысел государственного переворота 18 брюмера, осуществленного несколькими месяцами позже, но уже другими исполнителями. Реализовать же достигнутую договоренность в реальный план действий летом 1799 г. не удалось. Этому помешали непредвиденные обстоятельства.
К лету 1799 г. положение на всех фронтах Французской Республики – «осажденной крепости» – резко ухудшилось. Особенно катастрофическая обстановка сложилась в Северной Италии, где русско-австрийские войска под командованием «неистового старика Souvaroff» («Русского Марса» Александра Васильевича Суворова) нанесли французам несколько тяжелых поражений, взяли Милан, Турин и целый ряд других городов. Все, что принес Франции блистательный Итальянский поход Бонапарта вот-вот должно было рухнуть, а там и до границ Франции было рукой подать. Возникла реальная угроза вторжения союзных войск на территорию Франции. Более того, обстановка на Рейне и в Нидерландах также не внушала оптимизма. Правда, оставался корпус Массена, прикрывавший дорогу во Францию через Швейцарию.
В тоже время для Сьейеса славные деяния Жубера – битва при Риволи и Тирольский поход – казались недостаточными, чтобы заставить страну примириться с диктатурой генерала Жубера. Следовало немедленно добавить новых лавров будущему диктатору, а добыть их можно было только в Италии, где оказались разгромлены французские армии Макдональда и Моро неукротимым «русским Марсом». Если не остановить Суворова в Италии, то, учитывая его стремительность и неистовость, тучи могли начать сгущаться уже над самой Францией!
А вот если бы Жуберу удалось одолеть победоносного русского старика («старого скифа» как его ехидно «величал» сражавшийся с ним в Альпах французский генерал Лекурб), отвоевав у русских Италию, тем самым, обезопасив Францию от нашествия, он триумфатором с помпой возвращался бы («на белом коне»! ), разгонял бы оба Собрания (Старейшин и Пятисот) и т. п.
Хотя правительственная печать скрывала действительное положение на фронтах, вести о поражениях французских войск проникали в Париж. Пока «судили да рядили» в столице европейского лоска, минуэта и созвучной ему эротической процедуры – нарастало смятение: парижане, как женщины, склонны вибрировать и отдаваться тем, кто предложит лучшие условия жизни.
Наконец 5/6 июля 1799 г. в печати было объявлено, что одному из кумиров французских солдат, генералу Жуберу, особо отличившемуся в Итальянскую кампанию Бонапарта, предоставляется возможность выступить в роли Спасителя Отечества!
Его назначили в Италию командующим 45-тысячной французской армией из остатков сил Моро и Макдональда, определили под его начало трех будущих маршалов Франции- Лорана-Гувиона Сен-Сира (1764—1830), Катрин-Доминика Периньона (1754 – 1818) и чуть ли не самого разносторонне одаренного из всех наполеоновских маршалов – Луи-Габриэля Сюше (2.03.1770, Лион – 3.01.1826, Сен-Жозеф?), а так же, видных революционных генералов Лемуана, Груши, Ватрена, Клозеля с Ришпансом, категорично и лаконично приказали – «Победить любой ценой!» русско-австрийские войска и отвоевать обратно Италию.
Наш герой уже собирался отправиться на итальянский фронт, но тут он попался на еще одну «удочку», на которую зачастую оказывались «подцеплены» славные (брыжущие тестостероном!) военачальники всех времен и всех народов – на «белое тело юной красавицы-девственницы»!
Жуберу предложили вступить в брак с одной из самых блестящих невест Парижа, c очаровательной красавицей Велиситой-Франсуазой-Зефирой де Монтолон – 19-летней то ли племянницей, то ли падчерицей (сведения различаются) влиятельного сенатора маркиза Шарля-Луи Юге де Семонвилля. (Того самого хитрого «старого кота», что спустя 16 лет отправит одного из своих зятьев – генерала де Монтолона – «в ссылку»: сопровождать Бонапарта на остров Св. Елены!) Перед очередным соблазном – заключить крайне выгодный политически и финансово брак – честолюбивый Жубер опять не устоял. Более того, по некоторым данным это его новоиспеченный тесть протежировал Жубера на пост командующего Итальянской армией.
Так или иначе, но на приготовление к свадьбе и на нее саму ушло немало времени и прежде чем он выехал к армии, австрийская армия барона Края, осаждавшая крепость Мантую, заставила французский гарнизон сдаться и успела присоединиться к русской армии Суворова. Теперь у «русского Марса» -«старого скифа» появилось почти двукратное превосходство в силах, а с ним – одним из гениев в истории полководческого искусства, это была смертельнопасная раскладка.
Молодой генерал, получив долгожданное назначение в действующую армию, рвался в бой. Он горел нетерпением сразиться с непобедимым Суворовым и восстановить боевую репутацию Итальянской армии, терпевшей до этого от русского полководца одни поражения.
Есть мнение, что у амбициозого и самонадеянного Жубера было предвзятое мнение о его будущем противнике. Он наивно полагал, что русская армия – это армия варваров, которая не сможет оказать серьезного сопротивления «цивилизованным» французам, если командование ими возглавит он – удачливый и решительный Жубер. При этом ему было неведомо, что «отсталая» в военном отношении русская армия значительно опередила в развитии военного искусства «передовую» французскую, взяв на вооружение новую ударную тактику колонн в сочетании с рассыпным строем стрелков более чем на четверть века раньше западных европейцев, включая и французов. И не только взяла, но и успешно применяла ее («обкатала танками») на окуренных порохом полях сражений в ходе многочисленных войн, которые приходилось вести России в последней трети XVIII века, в частности, П. А. Румянцеву, в ходе Первой русско-турецкой войны 1768—74 гг. И далеко не случайно один из основоположников новой, передовой для того времени тактики в русской армии, А. В. Суворов нанес в Италии серьезное поражение при р. Адде знаменитому французскому генералу Жану Моро, чей авторитет в «табели о рангах» республиканской армии, все же, был на порядок выше авторитета Жубера. Но молодой и амбициозный французский военачальник, не знавший доселе неудач и воодушевленный возложенной на него миссией «Спасителя Отечества», не сомневался в успехе.
Самонадеянно пообещав юной жене скоро вернуться, по примеру древних спартанцев, «со щитом или на щите» – победителем или мертвым – 4/5 августа 1799 г. Жубер прибыл в армию, сменив на этом посту генерала Моро. Ее численность оказалась заметно меньше чем у победоносного «русского Марса», не зря прозванного его битыми молодыми французскими генералами – «неистовым стариком Souvaroff»!
Через 4 дня он получил приказ Директории перейти в наступление, атаковать армию Суворова, разгромить ее и овладеть Пьемонтом. Ему предстояло преодолеть Лигурийские горы и спуститься на равнину у городка Нови, где, по данным разведки, сосредоточивалась союзная русско-австрийская армия.
Воодушевленный возможностью прославиться в противостоянии с непобедимым «русским Марсом», Бартоломей попросил своего друга Моро, которого он сменил на посту командующего Итальянской (в некоторых источниках – Альпийской) армией и уже печальнознакомого с крайне оригинальной суворовской манерой вести бой по сражению на берегах Адды, пока не покидать войска. Но к осторожным советам симпатизировавшего ему «брата по оружию» о невероятной стремительности в атаке этого неистового старика Souwaroff, напоминавшего ему этим и приверженностью к фронтальным атакам по своему полководческому почерку Наполеона Бонапарта, он так и не прислушался.
На собранном военном совете было решено, оставив в Ривьере 8 тыс., с остальными 35—37 тыс. (данные разнятся) наступать пятью колоннами, из которых три правых под общим началом Сен-Сира, были направлены к Нови, а две левых (Периньона) – к Акви и далее долиною р. Бормиды. Движение армии Жубера из гор в долину 5 колоннами, разбросанными на фронте в 50 верст, подвергало французов опасности быть разбитыми по частям.
