– Да это же старое кладбище, – догадался Юрий Сергеевич.
– А почему здесь, на горе?
– Когда-то здесь стояла большая церковь. Её видно было почти со всех концов города. Так старики рассказывали. А вблизи церкви размещалось кладбище. При советской власти церковь взорвали, да так, что и фундамента не видно.
– И чем же она большевикам мешала? – с сожалением заметил Аркадий.
– Идеологией мешала. Заповеди «не убий», «не укради» не совмещались с большевистской идеологией ликвидации всех богатых и разграблением их имущества.
– Ну, понятно. Церковь взорвали, но почему за кладбищем перестали ухаживать?
– Вы забываете, в какое время тогда люди жили. Здесь ведь не нищие похоронены. До революции люди в городе жили неплохо. По советским меркам они считались бы буржуями, или, в крайнем случае, кулаками. И родственные связи с такими людьми были пагубными для потомства. Поэтому тем, кто остался в живых, и приходилось скрывать своё прошлое. А покажись они здесь на кладбище, и тайна была бы раскрыта. Так последующие поколения уже и не знали ничего о своих предках.
– Да, – вспомнил Аркадий, – несколько лет назад мне пришлось с этим столкнуться.
Внучка пришла к Аркадию с вопросом:
– Деда, а кто были твои родители?
– А почему ты вдруг о них вспомнила?
– Нам в школе дали задание, чтобы каждый составил генеалогическое древо своей семьи.
Аркадий по старой привычке насторожился. Когда-то определённые органы интересовались тем, из какой семьи вышел тот или иной человек. И не дай бог, если человек происходил не из рабочих или крестьян. Трудно приходилось тем, кто происходил из семьи священника, мелкого торговца, любого частного владельца. О выходцах из семьи помещика или капиталиста и говорить нечего. Таких могли не только посадить, но и просто расстрелять как вредный элемент.
Остальным тоже приходилось несладко. Трудно было поступить учиться, продвигаться по службе. Действовал принцип «яблоко от яблони недалеко падает». А куда оно должно было падать, если имущество отобрали, родителей расстреляли. Вряд ли кто-нибудь в таких условиях кричал от восторга: «Да здравствует Советская власть!» Но выживать как-то надо было. И на людях приходилось-таки кричать.
В почёте тогда были только бедняки. Во многих населённых пунктах висели лозунги «Да здравствуют бедняки!» В еврейском местечке, где жили родители мамы Аркадия, все говорили на идише, и лозунг этот тоже перевели на родной язык. Но переводчик, очевидно, оказался не очень грамотный, и в переводе получился лозунг «Да здравствует бедность!» Поэтому многие не могли этот лозунг понять и задавали друг другу вопросы:
– Бедность ведь у нас уже есть. Так для чего надо было устраивать всю эту революцию?
Но тем, кто к голытьбе себя не относил, нужно было как-то приспосабливаться. Многим приходилось отказываться от родителей. Аркадий вспомнил историю инженера Голикова с Урала. Человек был способный, стремился в науку, но происходил из семьи священника. Поэтому дальше металлургического завода ему дорога была закрыта. Но когда он отказался от отца, то начал продвигаться по службе и возглавил в Москве видный институт.
В силу всех этих обстоятельств люди не афишировали прошлое своей семьи, зачастую всячески скрывали. И если были они не из рабоче-крестьянской семьи, то писали «из семьи служащего». Власть такая запись устраивала: хоть и не рабочая косточка, а всё ж не из эксплуататоров. А ведь многие частники и не были эксплуататорами. Если человек держал лавку или мастерскую, то зачастую и корпел там с утра до ночи. Когда дело процветало, можно было взять себе и помощника.
Но по советским меркам он всё равно считался эксплуататором. Если толковый крестьянин хорошо вёл своё хозяйство, не был нищим, то попадал в разряд кулаков. И таких по стране были миллионы. Их дети не распространялись о своей семье и прятались в графе «из служащих». Вызывает удивление, что автору текстов двух Советских гимнов и одного Российского удалось на протяжении всей жизни скрывать своё дворянское происхождение. Неужели органы до этого не докопались?
…И вот теперь детей заставляют вспомнить своих предков. То, что тщательно скрывалось многие десятилетия, теперь нужно выставить напоказ? Но с какой целью это делается? Может быть, из детей делают маленьких стукачей? Сдадут дети свои сочинения, потом их можно отнести куда следует. Там всё это занесут в компьютер, и вот, пожалуйста, готова картотека на всё население страны! Теперь любому нашему «засланцу» можно такую легенду сочинить, пальчики оближешь. Да и местное население проверять легко, если кто выдаёт себя за кого-то другого. Нет, вряд ли новая власть хочет окончательно «зачистить» то, что не смогла сделать старая. Может быть, наоборот, хочет вернуть хорошие семейные традиции? Чтобы дети могли гордиться своими предками? Это укрепляет прочность семьи. А от прочности семьи зависит прочность государства. Наверное, так.
Придя к этой мысли, Аркадий попытался составить генеалогическое древо своей семьи. Имя, отчество, год рождения и специальность отца и матери Аркадий знал. По сохранившимся нескольким документам времён эвакуации было известно, кем и на каком заводе отец работал. Начал вспоминать про дедушек и бабушек и понял, что не знает о них ничего. Имена дедов можно ещё вычислить по отчествам родителей. А как звали бабушек, Аркадий не знал. Мама вообще никогда о них не рассказывала. Почему? Наверное, из-за тогдашней обстановки в стране. Позже он узнал от родственников, что жили они на Украине и с приходом немцев были расстреляны. Родители отца – в Конотопе, а родители мамы – где-то в Монастырищах. Вот и вся информация. Кем были дедушки и бабушки, как жили, Аркадий не знал. И никого уже не спросишь, потому что ни родителей, ни дядей и тётей уже нет в живых. А ведь мог бы расспросить в своё время. Но не принято тогда было распространяться о своих предках.
Судьба раскидала людей по разным концам страны, и каждый начинал жизнь с чистого листа. Оставались только какие-то детские воспоминания. Аркадий не очень многое помнил. Помнил, как во время войны долго ехали в товарном вагоне и оказались в столице солнечной Киргизии. Приехали к папиной двоюродной сестре, эвакуировавшейся из Харькова несколько раньше со швейной фабрикой. Тётя Ева тогда получила комнату и жила там с тремя детьми, двое из которых были уже взрослыми и работали на заводе. И вот им свалились на голову ещё четверо: Аркадий, его сестра, их мама и тётя, мамина сестра. Сейчас даже трудно представить, как все умещались в одной сравнительно небольшой комнате.
Аркадию как самому младшему приходилось спать на плите. Эта кирпичная плита стояла прямо посреди комнаты. Днём её топили, готовили обед. А вечером на неё стелили постель и укладывали Аркадия… Размышления о печке навеяли на Аркадии ещё одно воспоминание. Он тогда уже поступил в техникум, и у них на первом курсе был предмет «военное дело». Занятия иногда проходили в стрелковом тире, который располагался прямо при техникуме. Стреляли из малокалиберных винтовок, и двор был усеян стреляными гильзами. Аркадия мучила эта бесхозяйственность, и он всё искал применения этим гильзам.
От кого-то он получил информацию, что если гильзу начинить серой от спичек и потом аккуратно гильзу забить, то получатся хорошие пистоны. Аркадий решил тут же это проверить. Вместе с другом они изготовили опытную партию пистонов, вышли во двор и стали бить по ним камнем. Но, видно, удары были не точные, и пистоны отскакивали в снег. Приходилось их там искать и бить снова. Однако от снега пистоны, видно, отсырели и не взрывались даже тогда, когда были сплющены в лепёшку. Раздосадованный Аркадий пошёл домой и бросил пяток пистонов в печку для просушки. Печку ещё не растопили, но дрова в ней уже лежали. Аркадий подождал некоторое время, а потом убежал во двор играть с ребятами. Нагулялся он до самого вечера, проголодался и побежал домой поесть.
– Мама, давай быстрей обедать, я есть хочу.
– А у нас сегодня обеда нет, – холодно отозвалась мама.
– Почему нет?
– Тебе лучше знать.
И тут он вспомнил про пистоны.
– Так что, пистоны высохли?
– Да, да, хорошо высохли, – переглянулись мама с тётей.
Оказалось, что, когда мама разожгла печку, дрова плохо горели. Мама открыла дверку и начала раздувать пламя. В это время грохнул взрыв, и мама чуть не села на пол. Она только успела закрыть дверку, как прогремел второй взрыв, затем ещё несколько. Никто больше не осмелился подойти к печке, и она стояла не топленная.
– Так когда это было? Днём? А сейчас уже вечер! Неужели за это время нельзя было снова затопить и приготовить обед? – искал аргументы голодный Аркадий.
– А откуда мы знаем, что ты ещё туда заложил!
…В 1942 году старший сын тёти Евы ушёл в армию и служил на одном из подмосковных аэродромов. Потом связь с ним прекратилась. О его судьбе Аркадий не помнил. Средняя дочь ушла жить в общежитие завода. Потом она вышла замуж за поляка. После войны они уехали в Польшу, и больше от них не было никаких вестей. Может быть, потому что переписываться с «заграницей» тогда было очень опасно, а, может быть, и просто невозможно. После освобождения Харькова от немцев тётя Ева с младшей дочерью Аней вернулась в родной город. Семье Аркадия возвращаться было некуда. Отец умер в госпитале в Саратове, в Харькове квартира уже была занята другими людьми. Поэтому Аркадий, его мама, тётя и сестра остались жить во Фрунзе. Жили очень бедно, в основном, на зарплату тёти. А зарплата бухгалтера в то время была очень маленькой. Мама немного зарабатывала надомницей в артели «Красный художник», делала куклы. За отца на Аркадия полагалась мизерная пенсия.
Сестра была на 10 лет старше Аркадия, и у неё была другая жизнь. Аркадий ещё дошкольником гонял тряпичный мяч во дворе, а Инна с подружкой готовились к экзаменам. На всю жизнь Аркадий запомнил обрывки фраз, когда они учили геометрию: «Требуется доказать, что треугольник АВС равен треугольнику А-прим, В-прим, С-прим». Уроки учить нужно было днём, потому что электричество часто отключали. Мощности электростанций были ограниченными, а электричество было необходимо для оборонных заводов. В жилых домах приходилось пищу готовить на примусах, а вечером освещать помещение коптилками. Они представляли собой бутылочку с керосином, в которую вставлялся фитиль. Такой светильник давал много копоти и сравнительно мало света. Но приходилось довольствоваться этим. Аркадию запомнилось, как вечерами вместе с соседями собирались у такой коптилки, и Инна читала вслух «Овод». Аркадий тогда мало ещё что понимал, но произведение это ему представлялось очень значительным.
Пока Аркадий подрос, сестра успела окончить медицинский институт и по направлению уехала работать в небольшой шахтёрский город Таш-Кумыр в южной Киргизии. Аркадий приезжал туда несколько раз во время летних каникул. Дорога туда представляла собой трехдневное путешествие. Прямой связи тогда между северной и южной Киргизией ещё не было. Поезд шёл из Киргизии по территории Казахстана, Узбекистана, Таджикистана, снова Узбекистана. И так с пересадками можно было попасть в Таш-Кумыр. Потом Аркадий окончил техникум и по направлению попал на работу в Азербайджан. Так оставшиеся члены семьи оказались в разных концах огромной страны, и у каждого началась новая жизнь…
Генеалогическое древо явно не вырисовывалось. Получался только маленький кустик. Может быть, теперь, когда не нужно детям скрывать прошлое своих родителей, они это древо продолжат.
– Так это кладбище и забросили, – Юрий Сергеевич оглядел вокруг кое-где торчащие из земли каменные плиты. Там, где были только деревянные кресты, от могил давно уже не осталось и следа. – Вот жили люди, работали, создавали семьи, рожали детей, и ничего от них не осталось ни на земле, ни в памяти родных. А где-то живут люди и не подозревают, что здесь покоятся их предки. И кто где тут похоронен, теперь не поймёшь.
– Да по всей стране живут сейчас миллионы людей, не знающие своей родословной. Многие даже не подозревают, что являются потомками баронов, князей и даже царей.
– Современные научные достижения позволяют это определить. Вот в Киеве сейчас изучают ДНК Ярослава Мудрого, пытаются создать его точный портрет и больше узнать о его родословной.
– С помощью ДНК можно было бы отыскать и родственников Чингисхана. Ведь у него было пятьсот жён, и каждая рожала ему детей. Вы представляете, сколько у него может в мире быть потомков!
– Для этого надо сначала найти его могилу. Историки утверждают, что он умирал во время осады главного тангутского города. Чувствуя приближение смерти, он приказал: «Когда я умру, ничем не обнаруживайте моей кончины, не подымайте плача и воплей, чтобы об этом не узнали враги, не обрадовались и не воодушевились».
После смерти Чингисхана в конце августа 1227 года сыновья тайно положили его тело в гроб, выдолбленный из цельного дуба и выложенный внутри золотом. Чингисхан уже давно возил этот гроб с собой. Гроб везли в Орду на повозке, запряженной двенадцатью быками. По дороге монголы убивали всех встречных, чтобы факт смерти повелителя оставался в тайне. По этой же причине были убиты все рабы, выполнявшие погребальные работы. Чтобы через год можно было на этом месте справить поминки, на неприметной могиле принесли в жертву новорожденного верблюжонка, только что взятого от матери. Через год она нашла то место в степи, где был её детёныш. На этом месте монголы совершили положенный обряд поминок. Верблюдицу закололи, чтобы она больше не возвращалась к этому месту, и сами покинули могилу навсегда.
– Вот и живём мы в государстве, которое начертил Чингисхан, и не знаем даже, где находится могила его создателя.
– Мало мы знаем и о Василии Ермаке, присоединившем к России Сибирь. Среди подарков, которые царь Иван Грозный прислал Ермаку по этому случаю, были два богатых панциря. В одном из них в ночь с 5 на 6 августа 1584 года Василий Тимофеевич, переплывая Иртыш, утонул. Царь Николай I в 1839 году поставил мраморный памятник «Покорителю Сибири Ермаку» в городе Тобольске, возведённом на месте бывшей столицы Сибирского ханства.
– Есть памятники и Петру I, прорубившему окно в Европу. Так что в более поздние времена память о великих людях сохранилась.
– Далеко не обо всех. Многие памятники людям великим и не очень стёрты с лица земли. Кто сейчас скажет, какую жизнь прожили те, кто покоится на этой горе? Многие имена стёрты даже в памяти людской. А сколько миллионов людей пропало во время войны, сгинуло в лагерях ГУЛАГа! Кто знает теперь их родословную, их историю. И виной тому так называемая революция большевиков.
Глава 3
Весь мир насилья мы разрушим…